Ашин г. Курс истории элитологии

Глава 1. Элитология как наука ................................................……..3

Глава 2. Генезис элитологии. Протоэлитология .................……. 26

Глава 3. Классики элитологии конца ХIХ – начала ХХ веков ...73

Глава 4. Эволюция элитологии и ее типология ......................…..98

Глава 5. Методологические установки элитизма .....………….. 132

Глава 6. Элита: спор о термине ...............................................….174

Глава 7. К истории российской элитологии ..........................…..222

Глава 8. История американской элитологии ...............................243

Глава 9. Спор о структуре власти и структуре элит США ….. 269

Глава 1. Элитология как наука

Предмет элитологии. XX век резко подхлестнул процесс дифференциации и интеграции наук. Причем новые научные дисциплины все чаще формируются не просто как специализированные области уже сложившихся научных дисциплин, а именно как дисциплины, интегрирующие достижения разных, главным образом, смежных наук (а порой и весьма далеких друг от друга), причем часто методы и концепции одной науки оказываются эвристическими при решении проблем, возникающих перед другой научной дисциплиной. Именно такой комплексной научной дисциплиной, все более претендующей на самостоятельный статус, является элитология. Она сформировалась в русле социальной и политической философии, но она интегрировала достижения и методы других, смежных дисциплин. Элитология сложилась как комплексное междисциплинарное знание, лежащее на стыке политологии, социальной философии, политологии, социологии, всеобщей истории, социальной психологии, культурологии.

Кстати, наука как таковая всегда элитарна, и ее развитие – это сохранение лучшего (и отбрасывание худшего), которое становится достигнутым уровнем, на котором вновь выявляется лучшее, новое, прогрессивное – то есть развитие науки и есть выбор элитного и, в известном смысле, она – практическое применение элитологии.

Элитологию в предельно широком смысле можно рассматривать как науку о дифференциации и иерархизации бытия, его упорядоченности, структурализации и эволюции. Известно, что движение от хаоса к упорядоченности – содержание процесса развития – включает в себя дифференциацию бытия, с которой неразрывно связана его иерархизация (ключевая проблема для понимания феномена элиты). Но не будем расширять предмет элитологии, хотя бы потому, что вследствие этого она потеряет свою специфику. Пожалуй, гораздо точнее будет сказать, что элитология в широком смысле основывается на учении о системности бытия, (а, следовательно, на общей теории систем), его дифференциации и иерархизации, на законах термодинамики (энтропии и негэнтропии), синергетике. Общая теория систем имеет предельно широкую область применения. Почти каждый предмет может быть представлен как определенная система, т.е. определенная целостность, состоящая из элементов, находящихся в о отношениях, связях друг с другом, составляющих определенное единство; причем можно выявить иерархию этих отношений, их субординацию (каждый элемент системы может рассматриваться как подсистема, то есть система более низкого порядка, как компонент более широкой системы).

Разумеется, указанные зависимости не раскрывают специфики элитологии, они скорее указывают на те знания и принципы, от которых отталкивается элитология, на которых она основывается. Они в лучшем случае могут быть лишь предварительными замечаниями по поводу того, на какие методологические установки опирается элитология.

Отметим, что иерархичность свойственна не только морфологии определенной системы, но и ее функционированию: отдельные уровни системы ответственны за определенные аспекты ее поведения, функционирование системы как целого является результатом взаимодействия всех ее уровней, причем управление системой в целом осуществляется ее высшим уровнем. Таким образом, в сложных динамических системах можно выделить управляющую и управляемую подсистемы, зафиксировать явление субординации – важнейший момент, объясняющий проблему элиты и элитности. Среди наиболее сложных динамических систем особый интерес представляют биологические и, разумеется, социальные системы, причем последние, собственно, и являются специфическим предметом рассмотрения элитологов. Отметим, что одним из основателей подхода к обществу как к системе, находящейся в состоянии динамического равновесия, был признанный классик элитологии В.Парето. В этой связи хотелось бы отметить также разработку системного подхода в тектологии А.А.Богданова и праксиологии Т.Котарбинского, которые особенно плодотворны применительно к пониманию функционирования политико-административной элиты.

Теперь сузим предмет элитологии до социальной элитологии, которая и есть элитология в собственном смысле слова. Элитологию можно рассматривать как науку о социальной дифференциации и стратификации, точнее как науку о высшей страте в любой системе социальной стратификации, об ее особых функциях, связанных с управлением системой в целом или тех или иных ее подсистем, в выработке норм и ценностей, которые служат самоподдержанию системы и ее развитию, ориентируют ее на движение в определенном направлении (на совершенствование системы, на ее прогресс). Поэтому к элите относится часть общества, состоящая из наиболее авторитетных, уважаемых людей, которая занимает ведущие позиции в выработке норм и ценностей, определяющих функционирование и развитие социальной системы, которая является той референтной группой, на ценности которой, считающиеся образцовыми, ориентируется общество. Это или носители традиций, скрепляющих, стабилизирующих общество, или, в иных социальных ситуациях (обычно кризисных) – наиболее активные, пассионарные элементы населения, являющиеся инновационными группами. Таким образом, элитология – это наука об элитах и, следовательно, и об основаниях дифференциации общества, о критериях этой дифференциации, легитимности этой дифференциации. Разумеется, она нуждается в разработке соответствующего категориального аппарата, в том числе определения понятий «лучший», «избранный».

Наконец, часто (прежде всего в политологии) об элите говорится в узком значении этого термина как о политико-административной, управленческой элите. Именно эта составная часть элитологии стала (может быть, без достаточных на это оснований) наиболее важной, распространенной, «прикладной» частью элитологии, хотя это – лишь одна из многих элитологических дисциплин. В этом узком смысле предметом элитологии (точнее говоря, политической элитологии) является исследование процесса социально-политического управления и, прежде всего, высшей страты политических акторов, выявление и описание того социального слоя, который непосредственно осуществляет это управление, являясь его субъектом (или, во всяком случае, важнейшим структурным элементом этого субъекта), иначе говоря, исследование элиты, ее состава, законов ее функционирования, прихода ее к власти и удержание этой власти, легитимизация ее как правящего слоя, условием чего является признание ее ведущей роли массой последователей, изучение ее роли в социальном процессе, причин ее деградации, упадка (как правило, вследствие ее закрытости), и ухода с исторической арены, как не отвечающей изменившимся историческим условиям, изучение законов трансформации и смены элит.

В структуру предмета элитологии непременно входит история развития знаний об элитах, то есть история элитологии. В центре предмета элитологии находится исследование ее законов – законов структуры (строение элиты, связь между ее элементами, которые обычно являются подсистемами элиты как целостной системы –политическая, культурная, военная и др.), законов функционирования элит, взаимодействие между элементами этой системы, зависимостей между различными ее компонентами, роли, в которой каждый из этих компонентов выступает по отношению к элите как целостному феномену, законов связи и субординации элементов этой системы, наконец, законов развития этой системы, перехода ее с одного уровня на другой, обычно более высокий, к новому типу связей внутри этой системы.

Российская школа элитологии. Термин "элитология" – российская новация. Он введен в научный оборот в 80-х годах и получил широкое распространение в российских общественных науках начиная со второй половины 90-х годов, когда был опубликован ряд работ по этой проблематике. Можно смело сказать, что складывается российская школа элитологии.

К сожалению, зарубежные коллеги не спешат (пока?),признавать необходимость и законность этого термина (не потому ли, что это именно российская новация?) или его эквивалента, который пока не предложен. Можно вполне допустить, что термин « elitology » режет слух людям, для которых английский язык является родным. Не случайно, они предпочитают термин « political science » политологии и « cultural studies » культурологии. Впрочем, мы отнюдь не цепляемся за термин. Можно сказать по этому поводу словами русской пословицы: «хоть горшком назови, только в печь не ставь».

За последние годы автор этой работы посетил более 10 университетов США и ФРГ, во многих их них выступал с лекциями по элитологической проблематике, а также с докладами на конгрессах и конференциях. Причем, как правило, мне предлагалось читать лекции и спецкурсы под традиционными для американцев и западных европейцев названиями: "Социология элиты" на социологических факультетах и "Политические элиты" – на политологических. Приходилось долго объяснять, что социология элиты и проблемы политических элит – лишь часть, пусть весьма важная часть элитологии. В самом деле, разве курсы «Политические элиты», «Социология элиты», «Теории элиты», читаемые в западных университетах, исчерпывают всю элитологическую проблематику? Их можно скорее рассматривать как отдельные разделы элитологии, которые описывают те или иные аспекты феномена элиты. При подобном фрагментарном подходе нельзя охватить предмет исследования – элиту – как определенную целостность, как некоторую систему, раскрыть законы функционирования и развития этого феномена, исчерпать все богатство отношений внутри элиты и отношений элиты и общества в целом. Именно на таком целостном, системном подходе к феномену элиты и элитного настаивает элитология, в частности, российская школа элитологии. Что касается самого термина «элитология», его значения нельзя преувеличивать, он, как и всякое научное понятие – всего лишь момент, пусть даже узловой момент, определенной концепции. Причем элитология – наиболее широкое понятие, включающее все науки об элитах, безотносительно к ценностной ориентации того или иного ученого, разрабатывающего эту проблематику, независимо от того, является ли он апологетом, певцом элиты, или же критиком общества, нуждающегося в элите для своего управления и ставящего элиту в привилегированное положение. Элитология стремится быть научной, а не идеологичной.

Характерны и небезинтересны возражения западных коллег против самого термина "элитология" и против выделения ее в самостоятельную науку. Вот мнение одного из них: "Сам термин довольно неуклюжий, корявый, к тому же состоит из двух корней – латинского (элита) и греческого (логос), что уже говорит о его эклектичности". Я отвечал, что с этим аргументом можно согласиться, что я с большим удовольствием ввел бы термин "аристология", где оба корня были бы греческими, что греческое " aristos " представляется мне более предпочтительным, чем имеющее латинский корень "элита". Но все дело в том, что термин "элита", введенный в научный оборот В.Парето, является устоявшимся, прочно утвердившимся в науке, а термин "аристология" внес бы еще большую путаницу в и без того непростую проблему.

Еще одно возражение против элитологии. Один из участников обсуждения этой проблемы сказал: "Плохо, когда увеличивается количество научных дисциплин", и призвал опереться на слова знаменитого средневекового схоласта У.Оккама о том, что "не следует умножать сущности". Отвечая коллеге, пришлось сослаться на то, что цитата из Оккама приведена им не полностью: философ говорил о том, что "не следует умножать сущности без особой на то надобности". А тут именно тот случай, когда существует «особая надобность». Слишком велика роль элит в историческом процессе вообще, и слишком натерпелась Россия от неквалифицированных, жестоких, нечистых на руку элит.

Но вернемся к курсам, читаемым в ряде западноевропейских и американских университетах, имеющим своим предметом ту или иную элиту, тот или иной аспект исследования элит. Курс «Теории элит» обычно носит лишь историко-политологический характер. Весьма интересный курс, читаемый Л.Филдом и Дж.Хигли «Элитизм» (и книга с таким же названием) анализирует важную парадигму, непосредственно относящуюся к нашей проблематике,.но это лишь одна из парадигм, не принимающая во внимание эгалитаристскую парадигму и уже поэтому не могущую претендовать на целостный анализ элитологии. Не могут нас удовлетворить и элитаристские концепции в духе Ф.Ницше и Х.Ортеги-и-Гассета, хотя бы потому, что все они безоговорочно принимают дихотомию элита-масса как аксиому, как норматив цивилизованного общества, игнорируя возможность изучения и интерпретации феномена элиты исследователями, исходящими из эгалитарной парадигмы и считающими наличие элиты вызовом демократии, оставляя в стороне возражения против увековечивания этого деления как неисторического подхода к самому факту существования элиты. Еще меньше может претендовать на охват всей элитологической проблематики курс «Политическая элита». Нужно отметить, что подавляющее большинство современных исследователей признают плюрализм элит (политической, экономической, религиозной, культурной и т.д.). Но если в каком-либо контексте понятие «элита» используется без прилагательного, уточняющего, какая именно элита имеется в виду, можно быть уверенным, что речь идет о политической элите. Само это обстоятельство указывает на то, что в общественном сознании на первый план выступает именно политическая элита, которая оттирает на задний план иные, неполитические элиты (что, по нашему мнению, скорее плохо, чем хорошо, ибо по умолчанию предполагает примат политической элиты). Нам же представляется более справедливым, что в иерархии элит, социально-доминантных групп ведущее место должно по праву принадлежать культурной элите, творцам новых культурных, цивилизационных норм, Высшее место в иерархии элит и лидеров человечества следовало бы отдать не Александру Македонскому, Цезарю, Наполеону, Ленину или Черчиллю, но Будде, Христу, Сократу, Магомету, Канту, Эйнштейну, Сахарову.

Пожалуй, ближе всего к предмету элитологии подходит предмет социологии элиты. Однако, и предмет социологии элиты существенно уже, чем предмет элитологии. Социология элиты не исчерпывает все богатство содержания элитологии. Не следует абсолютизировать и социологические методы исследования; в элитологии они дополняются философскими, политологическими, культурологическими, психологическими. Социологический подход к выявлению элиты, был предложен одним из основоположников и классиков элитологии конца Х1Х – начала ХХ века В.Парето. В различных сферах человеческой деятельности он выделял людей, осуществляющих эту деятельность наиболее успешно (им он ставил индекс10, а далее, по нисходящей, до нуля). Допустим, по критерию богатства следует поставить десятку миллиардерам, единицу – тому, что едва держится на поверхности, зарезервировав 0 для нищего, бомжа (хотя, строго говоря, по Парето всегда существует иерархизация, а, следовательно, элита нищих, бомжей и т.д.). Но можно ли использовать указанный критерий при определении, допустим, культурной элиты? Какой индекс мы присвоим Ван Гогу или Вермееру – гениям живописи, не оцененными по достоинству современниками, или Баху, гениальность которого в полной мере была оценена только его благодарными потомками? Очевидно, понадобятся специфически культурологические критерии. Социология элиты – важнейшая часть элитологии, но это все же только ее часть. Поэтому системный подход, предлагаемый российской школой элитологии, представляется нам более перспективным.

Пора в полный голос заявить о формировании российской школы элитологии. Эта школа сложилась в последние полтора десятилетия ХХ века (главным образом, последние десять лет). И это вполне объяснимо. Известно, что в советское время элитологическая проблематика была табуирована. Исследования советской элиты были невозможны по идеологическим (а, значит, и цензурным) соображениям. Не случайно, что российская элитология сформировалась в годы демократического транзита России. Когда цензурные препоны были сняты, элитологические исследования в России стали осуществляться широким фронтом.

К тому же были и другие важные предпосылки для формирования школы современной российской элитологии. Она могла опереться на мощные традиции русской дореволюционной и эмигрантской философии, политологии, правоведения, социологии, представленных такими выдающими деятелями науки и культуры, как Н.А.Бердяев, М.Я.Острогорский, П.А.Сорокин, И.А.Ильин, Г.П.Федотов, внесших неоценимый вклад в развитие элитологии. .

Российская школа элитологии бурно развивается в последнее десятилетие; ее представители опубликовали более двадцати монографий, сотни статей по важнейшим аспектам элитологии. Свой вклад в российскую элитологию внесли московские элитологи М.Н.Афанасьев, Г.К.Ашин, О.В.Гаман, Е.В.Охотский и др., ростовские элитологи А.В.Понеделков, В.Г.Игнатов, С.Е.Кислицин, А.М.Старостин, астраханец П.Л.Карабущенко, петербуржцы С.А.Кугель, А.В.Дука, элитологи Екатеринбурга, Саратова, Татарстана и многих других регионов России. Именно в России – впервые в мире – выходят элитологические журналы –"Элитологические исследования" (теоретический журнал), "Российская Элита" (иллюстрированное популярное издание), "Элитное образование". Школа российской элитологии по праву заняла ведущее место не только по исследованию российских элит (еще пару десятилетий назад о российских элитах можно было узнать лишь из работ зарубежных советологов и российских политэмигрантов), но и по ряду общетеоретических проблем элитологии.

Элитологический тезаурус. Как всякая становящаяся наука, элитология нуждается в осмыслении и уточнении своего понятийного аппарата, разработке общей теории и методологии, перевода теоретических понятий на операциональный уровень, разворота эмпирических исследований элит, сравнительных элитологических исследований.

Начнем с различения таких понятий (которые до сих пор смешиваются), как элитология, элитизм, элитаризм. Смешение этих терминов – прежде всего результат того, что элитология зарождалась как элитаризм, ибо ее теоретики были выразителями интересов тех слоев населения, из которых и рекрутировались члены элиты, и которые выступали идеологами (и тем самым апологетами) этих слоев. Элитаризм – это концепция, исходящая из того, что разделение общества на элиту и массу – норматив социальной структуры, атрибут цивилизации (отсутствие такого разделения – признак дикости, неразвитости общества). Чем более аристократично общество, тем выше оно как оно общество (Ф.Ницше, Х. Ортега -и-Гассет). Элита в этом понимании – страта, являющаяся в большей или меньшей степени закрытой, члены которой не приемлют или презирают нуворишей. Таким образом, элитаризм – аристократическое и глубоко консервативное мировоззрение. Соответственно, сочинения его сторонников – рефлексия по поводу той самой высшей социальной страты, к которой они относятся или на ценности которой ориентируются.

Элитизм – явление, близкое к элитаризму, но не тождественное ему понятие. Принимая в качестве исходного постулату ту же дихотомию элита – масса, его сторонники, однако, не относятся к массе с открытым или плохо скрытым презрением (что характерно для таких элитаристов, как Платон или Ницше), они более либеральны, они могут с уважением относиться к массе и признавать ее права на место под солнцем. Во всяком случае, в их понимании элита не должна быть закрытой стратой общества, а, напротив, открыта для наиболее способных выходцев из неэлитных слоев, в том числе и из социальных низов. Обычно они признают законным и даже желательным высокий уровень социальной мобильности. Любое общество подвержено социальному расслоению, которое вызвано неравным распределением способностей; в конкурентной борьбе за элитные посты побеждают функционально более подготовленные к управленческой деятельности. Для элитистов характерен меритократический подход к элите (впрочем, такой подход не является монополией элитистов, он присущ как ряду умеренных элитаристов, так и умеренных эгалитаристов).

Наконец, элитология – наиболее широкое понятие, объединяющее всех исследователей элиты, независимо от их методологических установок и ценностных предпочтений, включая и сторонников эгалитарной парадигмы, для которой наличие элиты – вызов фундаментальной ценности обществу – равенству. Среди эгалитаристов есть сторонники грубой уравнительности, вплоть до полного имущественного равенства, эгалитаристы, для которых невыносимо, чтобы среди «равных» находились такие люди, которые, по выражению Дж.Оруэлла, «более равны, чем другие» (радикальные эгалитаристы). Но значительно большее число эгалитаристов выступают как борцы за «справедливость», под которой они обычно понимают более адекватную систему социального неравенства, обосновывают допустимость определенной степени неравенства в соответствии со способностями и, главное, заслугами людей, их вкладом в развитие общества, то есть демонстрируют элементы меритократического подхода (умеренные эгалитаристы).

Большинство исследователей элиты исходят из того, что элита является определяющей силой исторического (в том числе политического) процесса, его субъектом. Такой подход таит в себе достаточно произвольное постулирование. Чтобы избежать смешения различных трактовок элиты и ее роли в развитии общества, мы и вводим различение таких понятий, как элитология, элитаризм, элитизм. Первое – наиболее широкое понятие. Разумеется, все элитаристы и элитисты являются элитологами, но не все элитологи являются либо элитаристами, либо элитистами. Подобное различение помогает нам, в частности, избежать распространенной ошибки, особенно свойственной американским политологам, относящих выдающегося американского социолога Р.Миллса к элитистам на том формальном основании, что он использовал дихотомию элита-масса для анализа политической системы США. Миллс не считал наличие властвующей элиты ни идеалом, ни нормой политической системы, справедливо полагая, что средоточение власти в руках этой элиты является свидетельством недемократичности этой политической системы. Таким образом, являясь, несомненно, элитологом, причем выдающимся элитологом, Миллс не был ни элитистом, ни тем более элитаристом. Элитистская парадигма (объединяющая элитистов и элитаристов), включает тех социологов и политологов, которые, как Л.Филд и Дж.Хигли, считают выделение элиты как субъекта социального управления и ее привилегированное положение законом общественного процесса, его нормативом. Но ведь элитолог, исследующий реально существующую элиту, может критически относиться к самому факту существования этого социального слоя, считая его угрозой для демократии (даже альтернативой демократии); его идеалом социальной организации может быть самоуправляющее общество, общество без элиты, или же (что, в сущности, одно и то же), общество, все члены которого возвысятся до уровня элиты, будут реальным субъектом, творцами исторического процесса. Что же касается элитаристов и элитистов, то они считают подобные взгляды разновидностью социальной утопии, и наличие элиты для них – имманентный элемент цивилизованных обществ.

В последние годы возрос интерес к элитистской парадигме – прежде всего в политологии, (причем эта парадигма рассматривается обычно в соотношении с эгалитаристской, плюралистической и иными парадигмами). Именно эту проблематику – противостояние и смену различных парадигм в политологии с упором на элитистскую парадигму –и исследуют упомянутые выше Филд и Хигли. Вот схема, рисуемая ими. В первой четверти ХХ века возникает элитистская парадигма (этим термином они объединяют элитизм и элитаризм) и вытесняет эгалитаристскую парадигму, бросает вызов либеральной и марксистской парадигмам. При этом признается, что основатели элитизма не были враждебны либеральной системе западных ценностей и основного противника видели в марксисткой парадигме. Во второй и третьей четверти ХХ столетия наступает спад, стагнация элитистской парадигмы, и интерес к ней вновь возрастает в четвертой четверти столетия. Думается, что эта схема не совсем корректна: она игнорирует, в частности, тот взрыв интереса к элитистской парадигме в 50-х годах, который был вызван книгами Р.Миллса «Властвующая элита» и Ф.Хантера «Верховное лидерство в США», вызвавшими острую полемику в американской и западноевропейской политологии, направленную в целом на дискредитацию леворадикальной концепции Миллса и его последователей и защиту плюралистической парадигмы. Эта схема к тому же не принимает во внимание консервативную и аристократическую парадигму, пришедшую в ХХ век из Х1Х-го. Короче говоря, эта схема предельно упрощает ситуацию, сложившуюся в ХХ веке. Положение Филда и Хигли о возрастании роли и значения элитистской парадигмы в последней четверти ХХ века и далее в начале ХХ1 также оспаривается многими политологами и социологами. Впрочем, у них не меньшее число сторонников. К.Лэш пишет о «восстании элит» в Америке, Дж.Девлин – о революции элит в постсоветской России; близкую позицию занимают Д.Лейн, К.Росс, У.Циммерман. В пользу схемы Филда и Хигли говорит, в частности, возрастание влияния «неоэлитистов» Т.Дая, Х.Зайглера и др. в американской политологии.

А подтверждается ли схема Филда и Хигли на примере российской политологии? В определенной мере, да. Ряд российских политологов пишет о радикальном повороте российской политологии и социологии от эгалитаритской, антиэлитистской парадигмы, безусловно превалировавшей в советский период, к элитистской парадигме. Но в России в конце ХХ века сложилась особая, уникальная политическая ситуация. И вряд ли на примере российских общественных науках можно проиллюстрировать мировую тенденцию роста влияния элитарной парадигмы. В России несомненный рост влияния элитистской парадигмы, на наш взгляд, не является результатом естественной эволюции научных взглядов, это скорее результат действия политических причин, это реакция на цензурные, идеологические гонения на элитизм, осуществлявшиеся в советские годы и десятилетия. Известно, что пружина, которая сжимается внешними силами, стремится распрямиться, стремится к колебательному движению в противоположную сторону.

И в России действительно состоялся поворот от эгалитаризма советского типа, эгалитаризма в большой мере фарисейского, отрицавшего наличие в СССР тоталитарной элиты, наделенной институциональными привилегиями и скрывавшего действительное неравенство правящей элиты и народных масс, иначе говоря, псевдоэгалитаризма, пропагандировавшегося апологетами однопартийной системы, к элитистской парадигме. Этот поворот часто интерпретируется как часть общего поворота от тоталитаризма к демократии.

Думается, однако, что тут слишком много моментов, отражающих специфику именно российской ситуации конца ХХ века, чтобы можно было считать российский поворот к элитистской парадигме этого периода считать как подтверждение правоты гипотезы Филда и Хигли об общемировой смене парадигм в политологии. В науке переход от одной парадигмы к другой (см.: Т.Кун, Структура научных революций, М.,1975) –результат последовательного накопления фактов и данных, не укладывающихся в общепринятую научным сообществом парадигму, и в результате накопление количественных изменений ведет к смене парадигм (что тождественно революциям в науке). В российской ситуации конца ХХ века все происходило иначе. Во-первых, настораживает факт одномоментности и почти полного единодушия российских политологов при переходе от одной парадигмы к другой. Этот переход напоминает скорее не естественный процесс развития науки, а результат некоторой команды сверху (скорее, упреждение этой команды, готовность угадать и исполнить волю «нового начальства»). Это напоминает существующую в военно-морском флоте команду, когда эскадре кораблей, идущим в кильватер, адмирал командует: «Право (лево) руля!» и добавляет: «все вдруг!». Когда такой поворот имеет место в науке, это отнюдь не свидетельствует об атмосфере в ней свободы и демократии. Слишком уж это похоже на тоталитарные времена, когда «вся советская биология» дружно начинала бороться с менделизмом-морганизмом или все науки в стране – от математики до философии – боролись против кибернетики. Или – когда лояльные нацистской Германии физики «опровергали» теорию относительности, созданную неарийцем Эйнштейном. Так может быть, учитывая исторический опыт, будет уместно предположить, что суждение о смене парадигм – определенное упрощение процесса развития современного российского сознания, может быть, подобный поворот – очередное шараханье из одной крайности в другую, столь характерное, к сожалению, для российской жизни в последнее столетие; может быть, такое резкое движение небезопасно, будучи движением между Сциллой эгалитаритзма и Харибдой элитизма. Может быть, реальное движение политической мысли протекает между этими двумя крайностями, в их борьбе и, вместе с тем, их взаимопроникновении, взаимном учете этих противоположностей. Человечество не одно столетие мучительно ищет равновесия между федерализмом и унитаризмом, между административно-правовым и гражданско-правовым пространствами, между элитизмом и эгалитаризмом, путей создания устойчивой ненасильственной гражданской власти, построения гражданского общества.

Сказанное выше всего лишь в лучшем случае начало элитологического тезауруса, который мы будем пытаться дополнить и другими терминами, углубляющими и расширяющими элитологическую проблематику. Это будет прежде всего относиться к самому термину «элита», его соотношению с такими терминами, как правящий класс, правящая группа, правящая клика, клан и т.д.

C труктура элитологии. Элитология имеет сложную структуру. Она включает в себя философскую элитологию, социологию элиты, политическую элитологию, историческую элитологию, а также историю элитологии, элитологическую психологию (в том числе мотивацию власти, психологические особенности элитного слоя), культурологическую элитологию (элита как творческая часть общества, создающая культурные ценности, анализ элитарной и массовой культуры), сравнительную элитологию, исследующую общие закономерности и особенности функционированеия элит в разных цивилизациях, разных странах, разных регионах мира, элитное образование и элитопедагогику. Разумеется, этот список элитологических дисциплин далеко не полон. Интересную классификацию элитологических дисциплин предлагает П.Л.Карабущенко. Помимо теоретической элитологии он выделяет практическую и прикладную элитологию.

Философская элитология представляет собой наиболее высокий уровень обобщения в элитологии. Она, в свою очередь, обладает сложной структурой В ней можно выделить элитологическую онтологию, элитологическую гносеологию (включающую древнее тайноведение, эзотерическую гносеологию), элитологическую философскую антропологию, элитологический персонализм.

Онтологическая элитология выявляет неоднородность, дифференциацию, иерархичность бытия. На этом уровне наиболее широко ставится проблема элитности и элитного. Отметим, что проблемы неоднородности и иерархизации бытия были в центре внимания античной (Пифагор, Гераклит, Сократ, Платон) и средневековой философии (Августин Блаженный, Фома Аквинский), они обсуждались в философии Нового времени, в философии ХХ века (Н.А.Бердяев, Х.Ортега-и-Гассет) . Процесс развития включает в себя дифференциацию и иерархизацию бытия, а с ней и выделение элитного. Особенно это относится к развитию сложных динамических систем, которое всегда сопровождается ростом их внутренней дифференциации, иерархизации, усложнения (и специализацией в органических и социальных системах).

Данная проблематика давно уже стала общенаучной. Она входит, например, в предмет теоретической биологии. Развитие органических популяций сопровождается ростом их внутренней дифференциации, усложнением, иерархизацией; рост внутренних различий ведет к выделению наиболее совершенных особей, качества и свойства которых отвечают тенденциям системы (популяции) к ее развитию. Эти более совершенные особи и можно назвать элитными в системе популяции. Элитные элементы являются ведущим элементом в процессе естественного и искусственного отбора. В сущности, вся биологическая эволюция – в соответствии с учением Дарвина– есть элитология живого, выявление лучших (наиболее приспособленных к условиям своего существования) особей, вымирание менее приспособленных, превращение элитного в норму, выявление в популяции новой элиты (т.е. элиты элит) и, далее, новый виток спирали. Проблемой элитности занимается и социобиология, и евгеника. Известно, что Платон, экстраполируя процессы искусственного отбора на общества, явился теоретическим отцом евгеники, которое, как целостное учение, было сформулировано во второй половине Х1Х века Ф.Гальтоном. И не важно, что автор настоящей работы не разделяет идеи евгеники. Важно то, что биология обращается к элитологической проблематике.

Элитологическая гносеология Начнем с того, что в этой проблеме особенно явственно обнаруживается различие между элитарным, отличающемся закрытостью, и элитностью. Элитарная гносеология – это эзотерическая теория познания для «избранных», посвященных, обладающих «божьим даром», с упором на оккультное знание, на интуицию и «озарение».В период разложения первобытно-общинного строя и зарождения классового общества его стратификация основывалась не только на принадлежности к родовой аристократии, но и на приобщение к сакральным знаниям и таинствам, носителями которых была главным образом жреческая каста. Эти тайные знания составляли символический капитал протоэлиты, легитимизировали ее претензии на привилегированное положение в обществе. Элитарные эзотерические знания разрабатывались более трех тысячелетий – от брахманов, первых философских школ древней Индии и древнего Китая (включая даосов), «тайноведения», разрабатывавшегося досократиками, иерархической «теории совершенства» Пифагора, платоновской концепции элитарного сознания (состояния умов, которые наиболее приблизились к миру идей), «эйдетического зрения» . На пороге Нового времени элитарная эзотерическая гносеология развивалась теософией – мистическим богопознанием, раскрывающимся «избранным». Мейстер Экхарт (1575–1624) ставил задачу уяснение божественной премудрости, символически зашифрованной, познания самооткровения Бога. Для шведского мистика Э.Сведенборга (1688–1772) задача избранных мыслителей – постижение подлинных символов Слова божия, прежде всего, «Пятикнижия», выявление символического соответствия между земным и «потусторонним». В Х1Х веке традицию теософии развивала Е.П.Блаватская (1831–1891) со своими последователями. Она стремилась к синтезу религии, философии, оккультизма, опиралась на традиции брахманизма, учения индуизма о карме, стремилась установить тождественность всех религиозных смыслов, создать универсальную религию, ставя задачу достижения оккультного знания и сверхъестественных способностей, носителями которых являются «посвященные», овладевшие тайнами эзотерического знания. Развитию спекулятивного мистицизма в традициях теософии посвятил свои труды Р.Штайнер (1861–1925) – основатель антропософии. Этой мистической, ориентированной на оккультизм эзотерической (и вместе с тем элитарной) теории познания можно противопоставить научную гносеологию, (которую в этом плане можно назвать элитной в смысле ее глубины, критического характера и открытости для критики), классическую теорию познания, оплодотворенную гением И.Канта.

Элитологическая философская антропология и элитологический персонализм – традиция, идущая от Конфуция, Пифагора, Платона к Н.Ф.Бердяеву и Э.Мунье, обращающаяся к комплексному изучению проблем человека, уделяющая особое внимание вопросу о самосовершенствовании личности, восходящей по ступеням совершенства до уровня элитной личности, Элитизация личности стоит в центре ряда направлений религиозной философии, начиная с буддизма (проблема «просветвленной» личности). Философская антропология ищет ответ на вопрос о том, что есть человек, в чем его сущность, целостность. Модус человеческого существования есть возможность; человек – это проект (М.Хайдеггер), человек есть то, что он из себя делает (А.Камю). Отсюда – его путь к самосовершенствованию, возможность выйти за свои пределы, возвыситься над ними (элитизация личности). Персонализм исходит из близких посылок: личность– высший смысл цивилизации. Персонализм Н.Бердяева называют «эсхатологическим», но его можно по праву назвать и элитологическим персонализмом: личность – подобие Бога, она приобретает черты богоподобия в процессе творчества, тем самым реализуя свое призвание. Бердяев утверждал, что важнейшая характеристика человека – в том, что он не удовлетворен собой, стремится к преодолению своей ограниченности, к сверхчеловечности, к идеалу. Персонализм стремится создать педагогику, целью которой является пробуждение и развитие личностных начал в человеке, стимулирование самовозвышения личности, ее элитизаци, т.е., элитопедагогику.

Социально-философская элитология нацелена на поиск нормативного подхода к элите, который, пожалуй, наиболее соответствует этимологии термина «элита», требующего, чтобы к элите относились наиболее творческие, выдающиеся по своим моральным и интеллектуальным качествам люди. К этому подходу близка меритократическая концепция, исходящая из того, что подлинная элита – это не просто те, кто волей рождения или случая оказался «наверху», но элита заслуг, элита ума, образованности, интеллектуального и морального превосходства, эрудиции, творческого потенциала.

Нет сомнения в том, что важное, можно сказать даже центральное место в элитологии принадлежит социологии элиты (при этом напомним еще раз, что предмет элитологии шире, чем предмет социологии элиты, они соотносятся как целое и часть). В отличие от философско-социологического подхода, ориентированного преимущественно на нормативность, социология элиты делает упор на исследование реальных элит. Известно, сколь важное значение в социологии уделяется анализу социальной структуры и социальной мобильности (групповой и индивидуальной), причем особый интерес вызывает восходящая мобильность (прежде всего в элиту), изучение механизмов рекрутирования элиты. Для социологии характерен вззгляд на элиту как на референтную группу, на ценности которой ориентируется общество. Отвлекаясь по возможности от морализаторских оценок, она выявляет элиту в обществе и в различных социальных группах по таким критериям, как имущественное положение, статус, место во властных отношениях. Упор обычно делается в традициях М.Вебера на статусный подход, связанный с притязаниями на престиж и привилегии, распределением символического почета. Особый интерес для элитологии в этой связи имеет проблема предписанного статуса, связанного с унаследованными факторами, с социальным происхождением, расовой и национальной принадлежностью и статуса, основанного на личных достижениях. Первый играет определяющую роль в обществах с закрытой элитой, второй – с открытой. Среди социологических методов исследования элит важнейшее место занимает метод эмпирических исследований. В социологии широко применяется статистический метод выявления элиты, предложенный В.Парето.

Признавая важную роль социологии в структуре элитологии, мы хотели бы, вместе с тем, возразить ряду социологов, которые считают, что элитология как самостоятельная дисциплина не нужна, так как, по их мнению, социология элиты покрывает элитологическую проблематику. Претендуя на решение всех проблем элитологии в рамках социологии, они демонстрируют таким образом своего рода «социологический экспансионизм». Будучи относительно молодой наукой (по сравнению с философией, историей) социология вынуждена была, выявляя свой объект и предмет исследования, «отвоевывать» себе территорию у других, уже сложившихся ранее дисциплин. Подобный «экспансионизм» социологии можно рассматривать как «детскую болезнь» развивающейся дисциплины. То, что существует и плодотворно развивается социология элиты, вовсе не означает, что социология не нужна, подобно тому, как наличие социологии культуры не отрицает и не подменяет культурологию, равно как и наличие социологии политики не отменяет и не подменяет политологию.

Как показывает науковедческая статистика, из всех разделов элитологии наибольшее число исследователей привлекает политическая элитология. Их внимание к этой проблематике – ответ на широкий общественный интерес к ней, на социальный заказ, на потребность понять, кто является основным субъектом политики – народные массы или же узкая элитная группа, понять, кто стоит за важнейшими стратегическими решениями, влияющими на судьбы миллионов людей, на вопросы войны и мира, кто эти люди, по праву ли они занимают свои позиции, насколько квалифицированно они решают политические проблемы. Используя данные политической социологии, они исследуют социальную принадлежность и происхождение членов политической элиты, возраст, уровень образования и профессиональной подготовленности, ценностные ориентации, основные типы политической элиты (кастовые, сословные, классовые, номенклатурные, меритократические), группировки, кланы внутри элиты, вопросы формирования и смены элит, анализируют оппозиционные парадигмы: элитизм и эгалитаризм, элитизм и плюрализм, элитизм и демократия. Особый интерес вызывают компаративные исследования различных типов элит, анализ отношений политических элит и народных масс, возможности оптимизации этих отношений, проблемы политического лидерства. Значительной, причем растущей отраслью политической элитологии является исследование региональных политико-административных элит в различных странах мира (отметим в этой связи, что только в постсоветской России по этой проблематике проведено свыше ста исследований).

Мы отметили только некоторый области элитологии. Нельзя не отметить такие важные разделы элитологии, как исследование экономических, культурных, религиозных, военных элит. Поскольку практически каждая сфера человеческой деятельности имеет свою элиту, если мы попытаемся даже только перечислить различные элиты, это нам не удастся, мы уйдем в бесконечность. Значит, предмет элитологии будет постоянно расширяться. Но важно лишь подчеркнуть, что каждый из разделов элитологии является структурным элементом исследования элиты как целостного феномена, что в каждом из этих разделов, наряду с их спецификой, можно вычленить определенные общие закономерности, создать общую теорию, методологию элитологии, которая «работает» во всех этих специфических областях, своеобразно в них преломляясь.

В заключение заметим, что мы начали обзор структурных элементов элитологии с той ее области, которая в последние десятилетия менее всего привлекает внимание исследователей –с философской элитологии, а закончили той, которая особенно интенсивно исследуется – политической элитологией. Хотелось бы выправить этот дисбаланс, обратив внимание элитологов на

слабо освещенную в литературе проблематику философской элитологии, а она – тот фундамент, на котором строится общая теория элитологии.

См.: Богданов А.Тектология. Всеобщая организационная наука. В 2-х т. М.,1989.

См:Котарбинский Т. Трактат о хорошей работе. М.,1975; его же: Развитие праксиологии //Вестник международного института А.Богданова, 2000, № 2. Указанная проблема рассматривается в докторской диссертации Ю.В.Ярмака «Праксио-тектологические основы профессиональной деятельности элиты». М.,2002.

Отметим следующие работы: Афананасьев М.Н.,Правящие элиты и государственность посттоталитарной России, М.–Воронеж,1996; Ашин Г.К. Современные теории элиты, М.,1985; его же: Элитология: становление, основные направления, М.,1995; Элитология. Политическая элита, М.,1996; Основы элитологии, Алматы,1996; Элитология. Смена и рекрутирование элит, М.,1998; Ашин Г.,Бережная Л.Н.,Карабущенко П.,Резаков Р., Теоретические основы элитологии образования, Астрахань,1998; Ашин Г., Охотский Е.,Курс элитологии, М.,1999; Ашин Г.,Понеделков А.,Игнатьев В.,Старостин С.,Основы политической элитологии,М.,1999; Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России, М.,1998; Понеделков А. Элита (политико_административная элита) Ростов-на Дону,1995; Карабущенко П.,Элитология Платона, Астрахань,1998; его же: Антропологическая элитология, Астрахань,1998; Властные элиты и номенклатура. Аннотированная библиография российских изданий 1990–2000 г.г, Отв.ред А.Дука,СПб, 2001. В книге приводится аннотированный список из 460 изданий по этой проблематике. В настоящее время это количество превосходит 600. С 1998 г. стал выходить журнал «Элитологические исследования».

Field L. and Higley J, Elitism, L.,1980, p.p.4, 117-130.

Книга К.Лэша «Восстание элит» явно противопоставлена знаменитой книге Х Ортеги-иГассета «Восстание масс». См:C.Lash, «The Revolt of Elites», 1995.

Devline J. The Rise of the Russian Democracy. The Causes and Consequences of the Elite Revolution, 1995; Lane D. and Ross C., The Transition from Communism to Capitalism. Ruling Elites from Gorbachev to Yeltsin, N.Y.,1999; Zimmerman W., Russian People and Foreign Policy: Russian Elite and Mass Perspectives 1993 – 2000, N.Y.,2002.

Карабущенко П.Л., Антропологическая элитология, М.-Астрахань,1999,с.с.21-26.

Отметим, что к концу ХХ в.проблема иерархизации отступает на задний план, теряется в постмодернизме.

См.: Карабущенко П.Л., Элитология Платона, Астрахань,1998,с.184.

Страница 1

Речь пойдет о процессах формирования собственно элитологии и ее авторах, т.е. о периоде, охватывающем последнее столетие. При­знанными основателями элитологии и ее «патриархами» являются итальянские социологи Г.Моска, В.Парето, Р.Михельс. Им удалось достаточно предметно и конкретно сформулировать основные по­ложения научно-философской концепции элиты, представить их в форме определенной системы взглядов относительно того социаль­ного слоя, который в силу обладания наибольшим количеством позитивных качеств, видов ценностей и приоритетов (власть, бо­гатство, происхождение, культура, сила воли, место в церковно-духовной сфере и т.д.) занимает наиболее влиятельные позиции в общественной иерархии.

К представителям первого поколения элитологов, научная дея­тельность которых приходится на конец XIX-первую треть XX века, относятся также французский политолог Ж.Сорель, выдающийся немецкий социолог М.Вебер, испанский культуролог и политолог Х.Ортега-и-Гассет.

Они сформулировали азбуку современной доктрины элитариз­ма. Их многочисленные последователи развивали и переосмысли­вали отдельные положения, но фундаментальные основания оста­ются и поныне практически незыблемыми. Именно они сделали элиту предметом специального исследования, попытались дать ей дефиницию, раскрыть структуру, законы функционирования, роль в социальной и политической системе. Особую практическую зна­чимость имеют открытые ими закономерности циркуляции и смены элит, элитарная структура общества как необходимость и как нор­матив".

Пальма первенства в формулировании современных теорий эли­ты принадлежит Гаэтано Моске и Вильфреду ГТарето. Причем меж­ду этими авторами и их последователями шел и продолжается спор о приоритете. В.Парето стал знаменит, пользовался европейской известностью задолго до того, как стал известен Моска. Но целос­тную концепцию правящего класса, его роли в социально-полити­ческом процессе (в первых трудах Моски термин «элита» отсутству­ет, зато его широко использует Парето) впервые выдвинул именно Моска. Позднее Моска обвинял Парето (не без некоторых основа­ний) в принижении его заслуг в разработке теории политической элиты, сетовал на то, что тот не сослался должным образом на его работы, которые знал и в значительной мере использовал. Во вся­ком случае, и Моска, и Парето высказали ряд сходных идей. Они достаточно убедительно доказали, что

наличие сильной правящей элиты во главе с авторитетным лидером - непременное условие дина­мичного развития общества.

Концепция правящего класса как субъекта политического про­цесса была сформулирована

Гаэтано Моско в книге «Основы по­литической науки», вышедшей в 1896 г. и получившей широкую известность после второго переработанного и расширенного изда­ния в 1923 г. Но особенно возросла популярность Моски после пе­ревода его книги на английский язык под названием «Правящий класс». Обратимся к этой книге - классике элитологии.

Исходный пункт концепции Моски - деление общества на гос­подствующее меньшинство и политически зависимое большинство (массу). Господство элит - закон общественной жизни. Вот как формулирует Моска свое кредо по этому поводу: наличие правящих слоев становится очевидным даже при самом поверхностном взгля­де. (Обратим внимание на эту мысль, которой обычно не придают значения и в которой, может быть, больше смысла, чем первона­чально вкладывал в нее даже сам ее автор). Моска фиксирует наше внимание на том, что очевидно уже на уровне обыденного созна­ния - наличие в обществе управляющих и управляемых, то есть обыденное сознание, которому чаще всего мало ясны причины де­ления общества на классы, не улавливает сущности социально-по­литических отношений. В любой общественной системе есть власть имущие и есть безвластные. Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными передо­выми и мощными обществами, всегда взаимодействуют два соци­альных класса - класс, который правит, и класс, которым пра­вят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, в то время как другой, более многочисленный, управляется и контролируется пер­вым1. Причем таким способом, который обеспечивает функциони­рование политического организма. В реальной жизни мы все при­знаем существование такого класса. Не случайно эту мысль при­водит и комментирует большинство исследователей элитаризма как классическую формулировку основ теории элит.

Но поскольку управление общественными делами всегда нахо­дится в руках меньшинства влиятельных людей, с которыми со­знательно или бессознательно считается большинство, Моска ста­вит под сомнение сам термин демократия. Демократию он счита­ет камуфляжем все той же власти меньшинства. Ее он называет плутократической, признавая, что именно в опровержении демок­ратической теории в основном заключается задача его теоретичес­кого поиска.

Они сформулировали азбуку доктрины, и последующие элитаристы развивали, переосмысливали отдельные положения, но фундаментальные основания оставались незыблемыми. Это элитарная структура общества как необходимость и как норматив. Именно они сделали элиту предметом своего исследования, попытались дать ей дефиницию, раскрыть ее структуру, законы ее функционирования, роль элит в социальной и политической системе, мобильность в элиту представителей других страт общества, закономерности смены элит.

Пальма первенства в формулировании современных теорий элиты принадлежит Гаэтано Моске и Вильфреду Парето. Причем между этими авторами и их последователями шел и продолжается спор о приоритете. Для противников элитаризма этот спор кажется мелким и смешным, как спор Бобчинского и Добчинского по поводу того, кто первый сказал «э». Но для сторонников и последователей Моски и Парето спор о приоритете представляется принципиальным. В.Парето стал знаменит, пользовался европейской известностью как экономист, статистик, социолог задолго до того, как приобрел известность Моска. Но целостную концепцию правящего класса, его роли в социально-политическом процессе (в первых трудах Моски термин "элита" отсутствует, зато его широко использует Парето) впервые выдвинул именно Моска. Позднее Моска обвинял Парето (не без некоторых оснований) в принижении его заслуг в разработке теории политической элиты, сетовал на то, что тот не сослался должным образом на его работы, которые знал и в значительной мере использовал. Во всяком случае, и Моска, и Парето высказали ряд сходных идей.

Концепция правящего класса как субъекта политического процесса была сформулирована Г.Моской в книге «Элементы политической науки", вышедшей в 1896 г. и получившей широкую известность после второго переработанного и расширенного издания в 1923 г. Но особенно возросла популярность Моски после перевода его книги «Правящий класс» на английский язык и издания ее в США. Обратимся к этой книге – классике элитологии.

Исходный пункт концепции Моски – деление общества на господствующее меньшинство и политически зависимое большинство (массу). Вот как формулирует Моска свое кредо: "Одно становится очевидным даже при самом поверхностном взгляде (обратим внимание на эту мысль с прилагательным «поверхностный», которой обычно не придают значения и в которой, может быть, больше смысла, чем первоначально вкладывал в нее автор: элитарист фиксирует то, что очевидно уже для обыденного сознания – наличие в обществе управляющих и управляемых; то есть обыденному сознанию, которому не ясны причина деления общества на классы, сущность социально-политических отношений, уже очевидна эта в общем тривиальная истина – есть власть имущие и есть безвластные, некая констатация, которую еще предстоит интерпретировать на уровне научного понимания, Г.А.). Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными передовыми и мощными обществами, всегда возникают два класса людей – класс, который правит, и класс, которым правят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, в то время как другой, более многочисленный класс, управляется и контролируется первым, причем таким способом, который обеспечивает функционирование политического организма... В реальной жизни мы все признаем существование этого правящего (или политического) класса" . Эту цитату приводит большинство исследователей элитаризма как "классическую" формулировку основ теории политической элиты. Заметим также, что отождествляя правящий и политический классы, Моска совершает ошибку – это близкие, но отнюдь не тождественные понятия, можно быть членом политического класса (каким является ныне Г.Зюганов и др. лидеры КПРФ), но не быть членом правящего класса, правящей элиты.

Поскольку управление общественными делами всегда "находится в руках меньшинства влиятельных людей", с которыми сознательно или бессознательно считается большинство, Моска ставит под сомнение сам термин "демократия". "То, что Аристотель называл демократией, было просто-напросто «аристократией для довольно большого числа членов общества". Моска считает демократию камуфляжем той же власти меньшинства, плутократической демократией, признавая, что именно в опровержении демократической теории "заключается в основном задача данной его работы". Причем власть меньшинства над большинством в той или иной степени легитимизируется, т.е. осуществляется с согласия большинства (иначе ситуация была бы обратной, т.е. большинство управляло бы меньшинством). Как же объяснить этот феномен? Прежде всего, это связано с тем, что правящее меньшинство всегда является организованным меньшинством (во всяком случае, по сравнению с неорганизованной массой). "Суверенная власть организованного меньшинства над неорганизованным большинством неизбежна. Власть всякого меньшинства непреодолима для любого представителя большинства, который противостоит тотальности организованного меньшинства. В то же время меньшинство организованно именно потому, что оно меньшинство». Однако есть и еще одно обстоятельство, легитимизирующее эту власть меньшинства: "оно так обычно сформировано, что составляющие его индивиды отличаются от массы управляемых качествами, которые обеспечивают им материальное, интеллектуальное и даже моральное превосходства... Другими словами, представители правящего меньшинства неизменно обладают свойствами, реальными или кажущимися, которые глубоко почитаются в обществе, в котором они живут". (Это – обоснование ценностного подхода к элите, который в будущем будут оспаривать сторонники функционального подхода).Более убедителен тезис Моски не о "моральном превосходстве" власть имущих и не о "военной доблести" их (на чем он настаивает применительно к ранним стадиям развития общества), а о связи управленческого меньшинства с богатством: "Доминирующей чертой правящего класса стало в большей степени богатство, нежели воинская доблесть; правящие скорее богаты, чем храбры". И далее: "В обществе, достигшем определенной стадии зрелости, где личная власть сдерживается властью общественной, власть имущие, как правило, богаче, а быть богатым – значит быть могущественным. И действительно, когда борьба с бронированным кулаком запрещена, в то время как борьба фунтов и пенсов разрешается, лучшие посты неизменно достаются тем, кто лучше обеспечен денежными средствами". По Моске связь тут двусторонняя: богатство создает политическую власть, точно так же, как политическая власть создает богатство.

Тем не менее Моска, в отличие от Маркса, утверждал, что фундаментом общественного развития служит не экономика, а политика. Правящий или политический класс концентрирует руководство политической жизнью в своих руках, так как объединяет индивидов, обладающих "политическим сознанием" и влиянием. С переходом от одной исторической эпохи к другой изменяется состав правящего класса, его структура, требования к его членам, но как таковой этот класс всегда существует, более того, он определяет исторический процесс. А раз так, то задача политической науки состоит в исследовании условий существования политического класса, удержания им власти, взаимоотношений с массами. Моска различает автократический и либеральный принципы организованного меньшинства в зависимости от характера политической ситуации и критикует концепции народного суверенитета и представительного правления. На вопрос о том, какой тип политической организации является лучшим, Моска отвечает: "Тот, который дает всем элементам, обладающим какой-либо политической ценностью (т.е. элите, Г.А.) возможность развиваться, подвергаться взаимному контролю и соблюдать принцип индивидуальной ответственности". Власть элиты он ставит в зависимость от того, в какой степени качества его членов соответствуют потребностям эпохи; правящее меньшинство рекрутируется различными способами, но главным критерием являются способности, желательные для политического управления в определенную эпоху. Важнейшей задачей политологии Моска считал анализ состава, организации правящего класса. Изменения в структуре общества, полагал он, можно суммировать изменениями в составе элиты. Итальянский социолог Э.Альбертони отмечает, что для Моски политический класс – не сила, грубо господствующая над массой, но то организованное меньшинство, которое обладает "моральным превосходством перед пассивным большинст-вом", и поэтому его власть "оправдана". По Моске, правящее меньшинство всегда более или менее консолидируется, имеет тенденцию превратиться в закрытый класс. "Все правящие классы стремятся стать наследственными, если не по закону, то фактически". В этой фразе – большая доля истины, относящаяся к элитам самых разных политических систем – от восточной деспотии до партноменклатуры "реального социализма". Впрочем, Моска справедливо отмечает тенденцию перехода от более закрытых правящих классов к менее закрытым, от наследственных привилегированных каст, где элита или, как предпочитает писать Моска, правящий класс явно ограничен числом семейств, и рождение является единственным критерием принадлежности к нему, – к более открытому обществу, где, в частности, образование открывает путь к правительственным постам. Однако и тут господствующий класс обнаруживает тенденцию монополизировать обучение (думается, что было бы точнее сузить это положение до монополизации именно элитного обучения,), и "тем самым отнюдь не устраняется то особое преимущество для определенных индивидов, которое французы называли преимуществом poisitions deja prises» (уже занятого положения). Для Моски определенный приток в элиту новых людей – залог здоровья общества. Впрочем, Моска оговаривается, что это только при условии преобладания стабилизирующей общество консервативной тенденции, сохранения преемственности и обновления элит за счет лучших выходцев из масс. Таким образом, Моске явно ближе концепция трансформации, а не смены элит. Можно упрекнуть Моску в принижении роли народных масс в истории, в нигилистическом отношении к демократии (хоть это не совсем так: в своих последних работах его отношение к демократии несколько меняется, о чем речь пойдет ниже). Моска отметил две тенденции в правящем классе: аристократическую и демократическую. Первая ведет к окостенелости, к отсутствию мобильности в элиту и к вырождению общества (что особенно подчеркивал Парето), вторая имеет место главным образом в периоды социальных изменений, когда происходит пополнение правящего класса наиболее динамичными и способными представителями социальных низов. Завершая обзор взглядов Моски, отметим, что для него правление элиты – идея, с помощью кото-рой правящее меньшинство стремится оправдать свою власть и старается убедить большинство в ее легитимности.

Другим основателем элитологии считается Вильфредо Парето– итальянский экономист и социолог, один из виднейших представителей позитивистской социологии конца XIX - начала ХХ века, заявлявший, что его цель – создать "исключительно экспериментальную социологию", подобно химии и физике; он способствовал широкому проникновению в социологию математических и статистических методов исследования. Но, как и другие социологи-позитивисты, претендовавшие на строгую научность и беспартийность своей теоретической системы, он сплошь и рядом заимствовал догмы и предрассудки того социального слоя, к которому принадлежал и интересы которого отстаивал. На творчество Парето оказали влияние, с одной стороны, либеральные установки позитивистов Кона, Милля, с другой стороны – индивидуалистические и "аристократические" установки Ницше. Общество Парето рассматривал как целостность, а его части - как функциональные элементы целого (отметим, что ведущий социолог школы американского структурного функционализма Т.Парсонс считал его одним из предшественников функциональной теории). Парето исходит из того, что фундаментальным социальным законом является закон "социальной гетерогенности", внутренней дифференцированности, сердцевиной которого является противопоставление массы управляемых индивидов небольшому числу управляющих, которых он и называет элитой. Социальная система, по Парето, стремится к равновесию, причем это равновесие не статичное, а динамичное, и динамика социальной структуры инициируется и даже детерминируется элитой – правящим меньшинством.

Вычленение элиты – исходный пункт социального анализа Парето: "Не упоминая об исключениях, немногих и недолговечных, повсюду мы имеем немногочисленный правящий класс, удерживающийся у власти частично с помощью силы, частично с согласия управляемого класса, более многочисленного" . Для выявления того, кто может быть отнесен к элите, Парето предлагает статистический метод: "Допустим, что во всех областях человеческой деятельности индивиду дается индекс, являющийся как бы оценкой его способностей, подобно тому, как ставят оценки на экзаменах по разным предметам в школе. Дадим, например, тому, кто превосходно делает свое дело, индекс 10. А тому, чьи успехи сводятся только к наличию единственного клиента – индекс I, так, чтобы можно было поставить 0 кретину. Тому, кто сумел заработать миллионы (неважно, честным или бесчестным путем), мы поставим 10; человеку, зарабатывающему тысячи франков, – балл 6, тем, кто едва избежал дома для бедных – 1, оставив 0 тем, кто туда попал... Совокупность людей, каждый из которых получил в своей области деятельности самую высокую оценку, назовем элитой. Для цели, которой мы задаемся, подошло бы любое другое название или даже простая буква алфавита" .

Итак, богатые образуют вершину социальной пирамиды, бедные – ее основание. Впрочем, классифицировать общество можно, по мнению Парето, и по иным критериям, к примеру, по способностям в любой области деятельности. "Дадим, например, крупнейшему юристу балл 10; тому, кто не заполучил ни одного клиента - 1, резервируя 0 для идиота. Ловкому жулику, который обманывает людей и не попадается под уголовный кодекс, мы поставим 8, 9 или 10 в зависимости от числа простофиль, которых он заманил в свои сети или количества денег, которые он у них выманил. Нищему мелкому жулику, крадущему столовые предметы у трактирщика и вдобавок схваченному за шиворот жандармами, мы поставим 1... Шахматистам можно присваивать более точные индексы, основываясь на количестве и качестве выигранных партий. И так далее для всех сфер деятельности...". Подход Парето нейтрален в ценностном отношении, в его понятии элиты не следует искать моральный или метафизический смысл, а лишь попытку объективного постижения социальной дифференциации. Элиту составляют те, кто оказываются наверху в реальной борьбе за существование.
Таким образом, Парето стремится очертить социальную страту тех, кто имеет наивысшие индексы в своей сфере деятельности, которую он называет «избранным классом, элитой (elite); подразумевается, что граница, отделяющая ее от остального населения, не является и не может являться точной, подобно тому как неточна граница между юностью и зрелым возрастом, что, однако, не означает, что бесполезно рассматривать эти разграничения» .

Графики иерархического деления людей по разным показателям (авторитет, умение, образование) будут частично совпадать с графиком распределения богатства, и все же последний оказывается "осевым". Неизбежность деления общества на элиту и массу Парето выводил из неравенства индивидуальных способностей людей, проявляющегося во всех сферах социальной жизни. Индивиды, обладающие большим влиянием, богатством образуют "высшую страту общества, элиту". К ней Парето относит прежде всего коммерческую, политическую, военную, религиозную верхушку. Причем не имеет смысла задаваться вопросом о том, подлинна или неподлинна элита и имеет ли она право на данное название, это элита де-факто.

Как видим, это предельно широкая трактовка элиты. Но мы встречаем у Парето и понимание элиты в узком смысле. Это та часть элит, которая играет определяющую роль в политике, которая является правящей элитой (т.е. элита в узком смысле слова оказывается аналогом политического класса Г.Моски). Итак, не все члены элиты входят в элиту в узком смысле слова, т.е. в правящую элиту, некоторые из них образуют неправящую элиту. Так, выдающиеся ученые входят в элиту, но не оказывают значительного влияния на правительство. Социальная структура, по Парето, приобретает следующий вид: «1) низшая страта, неэлита... 2) высшая страта, элита, делящаяся на две части: (а) правящая элита; в) неправящая элита»

Материальные и духовные ценности распределяются в обществе в высшей степени неравномерно, и особенно власть, богатства, почести. "Неравенство в распределении богатства, по-видимому, зависит гораздо больше от самой природы человека, чем от экономической организации общества" ; неравное распределение богатства есть неточное отражение социальной гетерогенности, т.е. неравного распределения евгенических свойств, поскольку адекватному соответствию препятствуют социальные перегородки (жаль, что Парето при этом не добавляет, что в них в первую очередь заинтересована как раз элита, Г.А.). Указанная неравномерность связана с тем, что меньшинство управляет большинством, прибегая к силе и хитрости, причем оно стремится легитимизировать свою власть, внушая управляемым, что она выражает интересы общества, что долг массы – подчиняться элите.

Для объяснения социальной динамики Парето формулирует свою известную теорию "циркуляции элит": социальная система стремится к равновесию и при выводе ее из равновесия с течением времени возвращается к нему; процесс колебания системы и прихода ее к "нормальному состоянию" равновесия образует социальный цикл; течение цикла зависит от характера циркуляции элит. И тут можно «поймать» Парето на внутренней противоречивости его теории. Ведь исходный принцип социологии Парето – подход к обществу как к целостной системе, каждый их элементом этой системе задается этой целостностью. Это – весьма плодотворный подход. Но в своей теории элит он и вступает в противоречие со своим системным подходом, так как полагает, что часть социальной структуры, ее элемент – элита – задает программу обществу как целостности. Это – не только противоречит его системному подходу, но и оборачивается гипертрофированием, абсолютизацией роли элит в развитии общества, недооценкой роли других элементов социальной структуры и, прежде всего, недооценкой роли народных масс в социальном процессе. Функционирование элит, их структура, формы рекрутирования элит задаются социальной системой как целостностью, и потому поведение элит различно в различных социальных системах.

Элиты, особенно закрытые, со временем деградируют. «Первоначально военная, религиозная аристократии, торговцы, плутократия, за небольшим исключением, непременно должны были входить в элиту...Победоносный воин, процветающий торговец, обогащающийся плутократ являлись в обыденном смысле людьми высшего уровня, каждый в своем деле. Тогда этикетка соответстввовала действительному качеству, но затем, со временем, произошел разрыв, часто значительный;... в то же время некоторые аристократии, поначалу являвшиеся существенной частью правящей элиты, превратились в конце концов в ее самый незначительный элемент, как это в особенности произошло с военной аристократией. Аристократии не вечны...через какое-то время они исчезают. История – это кладбище аристократий». Но свято место пусто не бывает. «Правящий класс восстанавливается не только численно, но, что более важно, и качественно благодаря семьям из низших классов...»

Парето стремится представить исторический процесс в виде вечной циркуляции основных типов элит. Схема этой циркуляции имеет мало общего с историческим подходом к общественному развитию, весьма спекулятивна в своих претензиях на универсальность: "Элиты возникают из низших слоев общества и в ходе борьбы поднимаются в высшие, там расцветают и в конце концов вырождаются, уничтожаются и исчезают... Этот кругооборот элит является универсальным законом истории". История для Парето – это история преемственности привилегированных меньшинств, которые формируются, борются, достигают власти, наслаждаются властью, приходят в упадок и заменяются другим привиле-гированным меньшинством. Именно Парето ввел термин «элита» в социологию, и он стал общеупотребительным, хотя и применяет, в качестве синонимических, и такие понятия, как «правящий класс», «высший слой общества» и, конечно, следуя традиции, «аристократия». Причем, как и Моска, Парето справедливо считает что высокая степень закрытости элит замедляет исторический процесс и, если элита является закрытой – это верный путь к ее деградации, как и деградации общества в целом. Ведь в неэлитных стратах общества накапливается все большее количество людей, способных к управлению обществом, и, не имея возможности выхода в элиту, возможности реализации своих творческих потенций, они превращаются в крнтр-элиту, превосходящую по своим качествам старую элиту.

Почему происходит смена элит, а их господство, как правило, неустойчиво и непродолжительно? Во-первых, потому, что многие аристократии являются преимущественно военными (во всяком случае опирающимися на военную силу), и они истребляются в бесконечных войнах. А самое главное, через несколько поколений аристократия становится изнеженной, теряет жизнестойкость и решительность в использовании силы. Качества, обеспечивающие элите господство, меняются в ходе цикла социального развития; отсюда меняются и типы элит, а история оказывается кладбищем аристократии.

По Парето, существует два главных типа элит, которые последовательно сменяют друг друга. Первый тип – "львы" (Парето, как видим, использует терминологию Макиавелли), для них характерен крайний консерватизм, грубые, "силовые" методы правления. Второй тип – "лисы", мастера обмана, политических комбинаций, интриг. Стабильная политическая система характеризуется преобладанием элиты "львов". Напротив, неустойчивость состояния политической системы требует прагматически мыслящих энергичных деятелей, новаторов, комбинаторов. Каждой элите свойственен один из двух основных методов управления: элите "лис" – манипулятивный, включающий компромиссы, социальную демагогию, и элите "львов" – метод грубого подавления. Постоянная смена одной элиты другой является результатом того, что каждый тип элит обладает определенными преимуществами, которые, однако, с течением времени перестают соответствовать потребностям руководства обществом. Поэтому сохранение равновесия социальной системы требует постоянного процесса замены одной элиты другой по мере того, как перед элитами возникают иные, но в общем-то повторяющиеся ситуации. Общество, где преобладает элита "львов", представляет собой общество ретроградов, оно неподвижно, застойно. Напротив, элита "лис" динамична. Представители первой любят спокойствие, вкладывают свои капиталы в ренту, представители второй извлекают прибыль из любых колебаний рыночной конъюнктуры. Механизм социального равновесия функционирует нормально, когда обеспечен, в соответствии с требованиями ситуации, пропорциональный приток в элиту людей первой и второй ориентации. А прекращение циркуляции приводит к вырождению властвующей элиты, к революционной ломке системы, к выделению новой элиты с преобладанием в ней элементов с качествами "лис", которые с течением времени вырождаются во "львов", сторонников жесткой реакции, и соответствующий "цикл" повторяется.

При этом, предупреждал Парето, не следует смешивать силу элиты с насилием, которое часто есть спутник слабости. "Пока французские правящие классы в конце XVIII века занимались развитием своей "чувствительности", затачивался нож гильотины" . Революции, по Парето, всего лишь смена и борьба элит: правящей элиты и потенциальной элиты (контрэлиты), которая, правда, маскируется тем, что говорит якобы от имени народа, но это лишь обман для непосвященных. Парето отмечает, что высшая и низшая страты (элита и массы) неоднородны. В низшей имеются люди, обладающие способностями к управлению обществом. В элите же постоянно накапливаются элементы, не обладающие качествами, необходимыми для управления, и прибегающие к насилию, террору. "Аристократия переживает не только количественный, но и качественный упадок". Вместе с тем история – не только кладбище аристократии, но и преемственность аристократии. "Правящий класс пополняется семьями, происходящими из низших классов". Элита, борясь с контрэлитой, может использовать один из двух способов (или оба сразу): либо уничтожить ее, либо абсорбировать, причем последний способ – не только более гуманный, нои более эффективный, поскольку дает возможность избежать революций.Для Парето общественный процесс связан с распространением конкуренции как способа отбора в элиту в экономике, политике, управленческих структурах.

Следует сказать, что английская элита оказалась, пожалуй, наиболее преуспевшей в абсорбции потенциальных контрэлит: несколько веков она держит открытыми (или лучше сказать, приоткрытыми) двери для наиболее мобильных представителей непривилегированных классов. Значительно ниже социальная мобильность в элиту в Испании, Португалии, странах Латинской Америки. Всякое общество чревато нестабильностью. Закрытость элит рано или поздно приводит к старению общества и его закату.

Интересен анализ Парето нелогических (иллогических) поступков людей, когда объективная последовательность событий, совершаемых людьми, не соответствует их субъективным намерениям. Известный французский социолог и политолог Р.Арон, иллюстрируя мысль Парето, пишет: "Так, революционеры-большевики скажут, что они хотят взять власть, чтобы обеспечить свободу народа. Совершив насильственным путем революцию, они самим непреодолимым ходом вещей вовлекаются в установление авторитарного режима" .

К демократическим теориям Парето относился с недоверием и скептицизмом. Демократические режимы Парето называл плутодемократическими, считая их властью элиты "лис", предпочитающих хитрость и изворотливость голому насилию и поддерживающих свою власть пропагандой и политическими комбинациями и маневрированием. Он лояльно отнесся к установлению фашистского режима в Италии, ограничившись абстрактной рекомендацией режиму быть более либеральным. Муссолини считал Парето своим учитеоем (хотя в еще большей мере он считал своим учителем другого элитариста –Ж Сореля).

В своем фундаментальном труде "Социалистические системы" Парето соглашается с Марксом в том, что классовая борьба – важнейшее явление мировой истории, но утверждает, что неверно полагать, что классовая борьба порождается экономическими причинами, вытекающими из отношений собственности на средства производства. Он считает, что борьба за политическую власть может быть первопричиной как столкновения элиты и масс, так и соперничества правящей и неправящей элит. Следствием классовой борьбы в современную эпоху будет не установление диктатуры пролетариата, как утверждал Маркс, а господство тех, кто выступает от имени пролетариата, т.е. опять-таки привилегированной элиты (сходную мысль сформулировал в свое время М.Бакунин. Отметим, между прочим, что первой женой В.Парето была Александра Михайловна Бакунина). "В наше время социалисты отлично усвоили, что революции конца XVIII века просто поставили у власти буржуазию на место прежней элиты, ...но они искренне считают, будто новая элита политиков будет крепче держать свои обещания, чем те, которые сменяли друг друга до сих пор. Впрочем, все революционеры последовательно провозглашают, что прошлые революции в конце концов заканчивались только надувательством народа, что подлинной станет та революция, которую готовят они. "Все до сих пор происходившие движения, – говорится в "Манифесте Коммунистической партии" – были движениями меньшинства или совершались в интересах меньшинства. Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства". К сожалению, эта подлинная революция, которая должна принести людям безоблачное счастье, есть лишь вводящий в заблуждение мираж, никогда не становящийся реальностью. Она похожа на золотой век, о котором мечтали тысячелетиями". Что ж, можно поздравить Парето почти через столетие за его проницательность. Американский социолог П.Бергер пишет, что Парето считал, что интеллектуалы, идентифицирующие себя с социализмом, связывают с ним свои надежды на то, что в будущем они превратятся в элиту .

Сравнимы взгляды Моски и Парето. Мы убедились в том, что они достаточно близки. Но и при жизни обоих основателей элитологии, и ныне, в среде их последователей, продолжается спор о приоритете. Некоторые авторы относят этот спор к курьезам, подобно спору Бобчинского и Добчинского о том, кто первым сказал "э", другие относятся к нему более серьезно. Р.Арон изложил суть этого спора следующим образом: "Использовал ли Парето идеи Моски в большей степени, чем требовало приличие, ссылаясь на него несколько меньше, чем требовала справедливость". Моска начал разработку своей теории правящей элиты (в книге "Теория управления и парламентское правление", Турин 1884 г.) раньше чем на десятилетие основных трудов Парето по этой проблематике. Причем Парето отказался признать требование Моски подтвердить его приоритет, ссылаясь на "банальность" положений Моски, изложенных ранее Берком, Тэном и другими политическими мыслителями.

Наряду со сходством исходных положений Парето и Моски можно отметить и их различия. Если Парето делал упор на замене одного типа элит другим, то Моска подчеркивал постепенное проникновение в элиту "лучших" представителей массы. Если Моска абсолютизирует действие политического фактора, то Парето объясняет динамику элит во многом психологически: элита господствует над массой, насаждая политическую мифологию, сама же она возвышается над обыденным сознанием. Для Моски элита – политический класс, у Парето понимание элиты шире, оно более антропологично.

Многие крупные современные политологи критиковали определенные стороны концепции Парето. Р.Арон писал, что его теории перегружены ценностными суждениями. Виднейший английский элитолог Т.Боттомор писал о том, что из работ Парето не ясно, относится ли понятие "циркуляция элит" к процессу динамики неэлит в элиты или же к замене одной элиты другой. Действительно, обе интерпретации присутствуют у Парето, и он часто пишет о том, что наиболее способные индивидуумы рекрутируются из низшей страты в высшую, а отдельные элементы элиты деградируют, опускаясь на дно общества. Но и тот, и другой политологи свободны от недооценки вклада Парето в теорию элитологии.

Перечисление основоположников элитологии было бы неполным, если бы мы не остановились на трудах Р.Михельса. Немецкий политолог, он во многом примыкает к итальянской школе основоположников элитологии. В зрелом возрасте он переезжает в Италию, получает итальянское гражданство, работает профессором политических наук в Турине. В контексте элитологии нас больше всего будет интересовать главный труд Р.Михельса "Социология политических партий в условиях демократии", изданная в Лейпциге в 1911 году. Мы находим здесь уже знакомые нам положения о том, что "общество не может существовать без господствующего, или политического класса, хотя элементы его подвергаются обновлению", и что наличие такого класса – "постоянно действующий фактор социальной эволюции" . Известность Михельса связана главным образом со сформулированным им "железным законом олигархических тенденций". Суть этого закона состоит в том, что "демократия, чтобы сохранить себя и достичь известной стабильности", вынуждена создавать организацию, а это связано с выделением элиты – активного меньшинства, которому массе приходится довериться ввиду невозможности ее прямого контроля над этим меньшинством. Поэтому демократия неизбежно превращается в олигархию, и люди, совершая социальный переворот, убегают от Сциллы, чтобы попасть к Харибде. Таким образом, демократия сталкивается с "неразрешимым противоречием": во-первых, она "чужда человеческой природе" и, во-вторых, неизбежно содержит олигархическое ядро .

Нужно сказать, что первоначально Михельс отличался руссоистско-синдикалистским максимализмом, утверждая, что подлинная демократия – непосредственная, прямая; демократия представительная несет в себе зародыш олигархичности. Затем Михельс приходит к выводу о том, что олигархия – неизбежная форма жизни крупных социальных структур. Основная работа Михельса посвящена главным образом анализу деятельности социалистических и социал-демократических партий стран Западной Европы, прежде всего – СДПГ. Михельс показывал, что власть в этих партиях принадлежит фактически узкому кругу лиц, находящихся на верхних ступенях партийной иерархии. Необходимость управления организацией требует создания аппарата, состоящего их профессионалов, и партийная власть неизбежно концентрируется в их руках ("причина образования олигархии в демократических партиях лежит в технической невозможности обойтись без лидеров").

У Михельса мы встречаем элементы исторического подхода к демократии. "На нижней ступени человеческой культуры господствовала тирания. Демократия могла возникнуть только на более поздней и высокоразвитой стадии общественной жизни". Однако олигархичность присуща «самой природе человеческого общества». .Исследуя развитие политических систем, «...замечаешь, что по мере развития демократия вновь оборачивается вспять... Институт вождей был известен во всех прежних эпохах. И когда сегодня, особенно среди ортодоксальной социал-демократии приходится слышать, что в социал-демократии нет вождей, а есть лишь чиновники... это ведет к усилению вождизма, поскольку, отрицая его, не позволяет массам разглядеть действительную опасность" . Партийная элита обладает преимуществами перед рядовыми членами (имеет больший доступ к информации, возможности оказывать давление на массы). "Чем более расширяется и разветвляется официальный аппарат, чем больше членов входит в организацию, ...тем больше в ней вытесняется демократия, заменяемая всесилием исполнительных органов. Формируется строго обособленная бюрократия со множеством инстанций. Таким образом, нет сомнения в том, что бюрократизм олигархической партийной организации вытекает из практической формальной необходимости, ...демократия – всего лишь форма. Но форму нельзя ставить выше содержания" .

Михельс с сочувствием цитирует мысль Руссо о том, что масса, делегируя свой суверенитет, перестает быть суверенной, для него представлять – значит выдавать единичную волю за массовую. "Масса вообще никогда не готова к господству, но каждый входящий в нее индивид способен на это, если он обладает необходимыми для этого положительными или отрицательными качествами, чтобы подняться над нею и выдвинуться в вожди" . Причем партийная элита оказалась подверженной всем соблазнам обладания властью и настроенной "использовать массы в качестве трамплина для достижения своих целей и планов". Особое внимание Михельс уделяет борьбе элит за позиции власти. "Редко борьба между старыми и новыми вождями заканчивается полным устранением первых. Заключительный акт этого процесса состоит не столько в смене элит, сколько в их реорганизации. Происходит их слияние" .

Невозможность демократии существовать без организации, управленческого аппарата и профессиональной элиты неизбежно ведет к закреплению постов и привилегий, к отрыву от масс, фактической несменяемости лидеров. "Вожди, как правило, невысоко ставят массы. Вожди делают ставку на безмолвие масс, когда устраняют их от дел. Представитель...превращается из слуги народа в господина над ним. Вожди, являясь первоначально творением масс, постепенно становятся их властелинами. Одновременно с образованием вождизма, обусловленного длительными сроками занятия постов, начинается его оформление в касту" .

Михельс доказывает "формально-техническую невозможность прямого господства масс". Невозможность прямой демократии вытекает прежде всего "из численности". Гигантские митинги стремятся без подсчета голосов и учета различных мнений принимать резолюции целиком, не вникая в детали. Толпы заменяют и вытесняют индивида. Причем харизматических лидеров, поднимающих массы к активной деятельности, сменяют бюрократы, а революционеров и энтузиастов – консерваторы и приспособленцы. Руководящая группа становится все более изолированной и замкнутой, защищает, прежде всего, свои привилегии и в перспективе превращается в интегральную часть правящей элиты. Профессиональные функционеры профсоюзов, социалистических и левых партий, особенно ставшие членами парламента, меняют свой социальный статус, становятся членами правящей элиты. Таким образом, лидеры масс, став частью элиты, начинают защищать ее интересы и тем самым свое собственное привилегированное положение. Но интересы масс не совпадают с интересами бюрократических лидеров массовых организаций. Поэтому партийная элита склонна проводить консервативную политику, не выражающую интересы масс, хотя она и действует от их имени, конкурируя с другими фракциями политической элиты, а именно с элитой аристократии, менеджеров и т.д. Жизнь лидеров социал-демократических партий становится буржуазной или мелкобуржуазной, и они защищают свое новое положение.

При этом Михельс отнюдь не отрицает способность элитарной структуры к демократической мимикрии. «Даже консервативные партии приняли в современном государстве демократический облик,... встретившись с натиском демократически настроенных масс». И далее развтвает эту мысль: «...в современной партийной жизни аристократия охотно демонстрирует себя в демократическом облачении, а в содержении демократии явно проступают аристократические признаки. Здесь мы встречаем аристократию, принявшую демократическую форму, там – демократию с аристократическим содержанием». Михельс делает вывод: «Господство в нашем обществе отношений сильной экономической и социальной зависимости делает невозможным в нынешних условиях появление идеальной демократии... Но тогда нам следует задать также второй вопрос о том, ... имеются ли в зародыше силы, которые бы приблизили общество к идеальной демократии, и пробиваются или вытесняются эти силы».

Итак, поскольку элита "организуется и консолидируется, управляя массой", Михельс считает неизбежным элитарную структуру любой общественной организации. "Формальная специализация, являющаяся необходимым следствием любой организации", порождает необходимость профессионального руководства. А это приводит к тому, что "вожди становятся независимыми, освобождаясь от влияния масс". Сущность любой организации (партии, профсоюза и т.д.) содержит в себе "глубоко аристократические черты... Отношение вождя к массам они превращают в свою противоположность. Организация завершает окончательное разделение партии или профсоюза на руководящее меньшинство и руководимое большинство" . Причем руководящее меньшинство – отнюдь не лучшие, высокоморальные люди, а чаще всего честолюбцы и демагоги. "Демагоги, эти льстецы массовой воли, вместо того, чтобы поднимать массу, опускаются до ее самого низкого уровня, но опять лишь для того, чтобы ложным, искусно изобретенным прикрытием... надеть на них ярмо и господствовать от их имени". Как видим, Михельсу нельзя отказать во многих тонких наблюдениях и обобщениях. Но можно разглядеть и "белые пятна" в его концепции. Описывая действительную трансформацию лидеров социал-демократии, он абсолютизирует этот феномен, выводя его из "вечных" механизмов управления, с неизбежностью выливающихся в олигархическое правление. Главный довод Михельса заключается в том, что неолигархическое управление большими организациями невозможно технически. Но ведь технические препятствия рано или поздно могут быть преодолены. Михельс не был знаком с возможностями современных (и тем более будущих) ЭВМ. Возможна ли демократия и неолигархическое управление большими организациями, если технические препятствия для этого преодолены, если существует развитая система прямой и обратной связи между руководителями и членами больших организаций – проблема, которая еще ждет своего решения.

К элитологам первого поколения западные историки политической науки не без оснований относят и Жоржа Сореля, французского теоретика анархо-синдикализма, критика буржуазной демократии, которую он называл "раем для финансистов". Сорель с большим темпераментом доказывал, что демократия (буржуазная) – обман, что теория власти народа и капиталистическая практика разительно противоречат друг другу, что подобная политическая система, именуемая ее апологетами демократией, в действительности есть олигархия финансовых тузов . При этом неизбежно возникает вопрос, с каких позиций критикуется буржуазная демократия – слева, с леворадикальных или марксистских позиций, или справа, с позиций правого радикализма и фашизма. Сорель же, которого Ленин называл "известным путаником", (хотя их позиции в критике буржуазной демократии во многом пепесекаются) с его политической неуравновешенностью, все более склонялся к критикам справа (отметим, что Муссолини называл именно Сореля своим "духовным отцом"). Сорель писал, что в "век масс" углубляется противоречие между утопией (идеологией элиты) и "популярными мифами" (идеологией масс). Первая апеллирует к умам с высокоразвитой способностью к рассуждениям (специфическое качество элиты) . Напротив, воздействие "популярных мифов" основано на внушении, на гипнотизировании масс; чем глубже они воздействуют на "массовые инстинкты", чем больше щекочут нервы толпы, чем активнее провоцируют слепое, стихийное начало, тем они действеннее. Сорель во многом следует за концепцией массовой психологии Г.Лебона . В свою очередь, ряд идей Сореля развил К. Маннгейм в своей известной книге "Идеология и утопия". "Известный путаник" Сорель совершил ряд сальто-мортале в своей идейно-политической эволюции. С одной стороны, он развивал идеи анархо-синдикализма, с другой, оказался одним из идейных предшественников фашизма (что ряд политологов считает одним из свидетельств близости ультра-левых позиций с ультра-правыми). Однако вопрос о том, можно ли проследить связь между основоположниками элитаризма и фашизмом, мы рассмотрим ниже.

Большой вклад в элитологию внесли крупнейшие социальные мыслители конца XIX – первых десятилетий ХХ века М.Вебер и З.Фрейд. Однако их взгляды также будут рассмотрены нами особо в связи с проблемой бюрократии, классический анализ которой дал Вебер, и социально-психологическим обоснованием элитаризма, оригинальная трактовка которого дана Фрейдом.

Еще раз отметим, что заслуга основателей элитологии в том, что они вычленили объект и предмет науки, систематизировали накопленные знания о правящих меньшинствах, попытались сформулировать законы структуры, функционирования, развития и смены элит. При этом они могли, увлекшись, что вполне естественно, предметом своего исследования, гипертрофировать роль элит в историческом процессе, недооценить роль неэлит, прежде всего, роль народных масс.

РЕЗАКОВ МАКСИМ РАВИЛЬЕВИЧ

ЭЛИТОЛОГИЯ

СОЦИОЛОГИЯ

Введение.

I.Классические теории элит.

Основоположники и классики элитологии.

II.Современные теории элит.

Основные направления современной элитарной теории.

III.Политическая элита в России.

Политическая элита и аппарат органов государственной власти: диалектика взаимодействия.

Заключение.

Библиография.

Введение

В процессе становления российской демократической государственности и формирования отвечающим современным условиям политической элиты важное место принадлежит изучению анализу и использованию исторического опыта. Общеизвестно, что без знания того, как развивались элитологические теории в прошлом, не­возможно научное решение вопросов элиты сего­дня,как говорил великий Гегель ’’изучение прошлого помогает лучше понять настоящее и разглядеть буду­щее’’. Таким образом, изучение исторических фактов позволит учесть уроки прошло­го в сегодняшних условиях.

Проблемы изучения теории элит от­ражены в работах многих авторов, таких как Ашин, Охотский,Миллс и многих других.Но вы то же время элитология молодая наука только начавшая свое формирование несмотря на то что теории элит ведут свое начало с древнейших времен, с времен первых элитологов Платона и Аристотеля.

Объект нашего исследования –классические и современные теории элит.И политические элиты в России.Эта тема одна очень актуальна на сегодняшний период так как все мы являемся свидетелями глубоких качественных перемен и трансормаций, которые характеризуют современный мир, это в полной мере касается и России. В этой связи закономерен и естественен интерес общества к проблеме лидерства, к современным теориям и их истокам.

Несмотря на то, что исследование является социологическим, в ходе него использованы методы и приемы чисто исторического исследования. Методологическим принципом изучения истории и тории элит является принцип системного подхода. Это прежде всего признание того, что явле­ния общественной жизни рассматриваются не изолированно, а во взаимной связи, как некая целостность.

Предлагаемая работа освещает основные вопросы классических и современных теорий элит и поскольку накопленный в нашей стране опыт интересен и многообразен то и политические элиты в России.

I. Классические теории элит.

Основоположники и классики элитологии.

Речь пойдет о процессах формирования собственно элитологии и ее авторах, т.е. о периоде, охватывающем последнее столетие. При­знанными основателями элитологии и ее «патриархами» являются итальянские социологи Г.Моска, В.Парето, Р.Михельс. Им удалось достаточно предметно и конкретно сформулировать основные по­ложения научно-философской концепции элиты, представить их в форме определенной системы взглядов относительно того социаль­ного слоя, который в силу обладания наибольшим количеством позитивных качеств, видов ценностей и приоритетов (власть, бо­гатство, происхождение, культура, сила воли, место в церковно-духовной сфере и т.д.) занимает наиболее влиятельные позиции в общественной иерархии.

К представителям первого поколения элитологов, научная дея­тельность которых приходится на конец XIX-первую треть XX века, относятся также французский политолог Ж.Сорель, выдающийся немецкий социолог М.Вебер, испанский культуролог и политолог Х.Ортега-и-Гассет.

Они сформулировали азбуку современной доктрины элитариз­ма. Их многочисленные последователи развивали и переосмысли­вали отдельные положения, но фундаментальные основания оста­ются и поныне практически незыблемыми. Именно они сделали элиту предметом специального исследования, попытались дать ей дефиницию, раскрыть структуру, законы функционирования, роль в социальной и политической системе. Особую практическую зна­чимость имеют открытые ими закономерности циркуляции и смены элит, элитарная структура общества как необходимость и как нор­матив".

Пальма первенства в формулировании современных теорий эли­ты принадлежит Гаэтано Моске и Вильфреду ГТарето. Причем меж­ду этими авторами и их последователями шел и продолжается спор о приоритете. В.Парето стал знаменит, пользовался европейской известностью задолго до того, как стал известен Моска. Но целос­тную концепцию правящего класса, его роли в социально-полити­ческом процессе (в первых трудах Моски термин «элита» отсутству­ет, зато его широко использует Парето) впервые выдвинул именно Моска. Позднее Моска обвинял Парето (не без некоторых основа­ний) в принижении его заслуг в разработке теории политической элиты, сетовал на то, что тот не сослался должным образом на его работы, которые знал и в значительной мере использовал. Во вся­ком случае, и Моска, и Парето высказали ряд сходных идей. Они достаточно убедительно доказали, что наличие сильной правящей элиты во главе с авторитетным лидером - непременное условие дина­мичного развития общества.

Концепция правящего класса как субъекта политического про­цесса была сформулирована Гаэтано Моско в книге «Основы по­литической науки», вышедшей в 1896 г. и получившей широкую известность после второго переработанного и расширенного изда­ния в 1923 г. Но особенно возросла популярность Моски после пе­ревода его книги на английский язык под названием «Правящий класс». Обратимся к этой книге - классике элитологии.

Исходный пункт концепции Моски - деление общества на гос­подствующее меньшинство и политически зависимое большинство (массу). Господство элит - закон общественной жизни. Вот как формулирует Моска свое кредо по этому поводу: наличие правящих слоев становится очевидным даже при самом поверхностном взгля­де. (Обратим внимание на эту мысль, которой обычно не придают значения и в которой, может быть, больше смысла, чем первона­чально вкладывал в нее даже сам ее автор). Моска фиксирует наше внимание на том, что очевидно уже на уровне обыденного созна­ния - наличие в обществе управляющих и управляемых, то есть обыденное сознание, которому чаще всего мало ясны причины де­ления общества на классы, не улавливает сущности социально-по­литических отношений. В любой общественной системе есть власть имущие и есть безвластные. Во всех обществах, начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными передо­выми и мощными обществами, всегда взаимодействуют два соци­альных класса - класс, который правит, и класс, которым пра­вят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, в то время как другой, более многочисленный, управляется и контролируется пер­вым . Причем таким способом, который обеспечивает функциони­рование политического организма. В реальной жизни мы все при­знаем существование такого класса. Не случайно эту мысль при­водит и комментирует большинство исследователей элитаризма как классическую формулировку основ теории элит.

Но поскольку управление общественными делами всегда нахо­дится в руках меньшинства влиятельных людей, с которыми со­знательно или бессознательно считается большинство, Моска ста­вит под сомнение сам термин демократия. Демократию он счита­ет камуфляжем все той же власти меньшинства. Ее он называет плутократической, признавая, что именно в опровержении демок­ратической теории в основном заключается задача его теоретичес­кого поиска.

Но ведь известно, что власть меньшинства над большинством в той или иной степени легитимизируется, т.е. осуществляется с со­гласия большинства. Чем же объясняет этот феномен Моска? Прежде всего тем, что правящее меньшинство всегда является организован­ным меньшинством, ... во всяком случае, по сравнению с неорганизо­ванной массой.Суверенная власть организованного меньшинства над неорганизованным большинством неизбежна. Власть всякого меньшинства непреодолима для любого представителя большинства, который противостоит тотальности организованного меньшинства.

Однако есть и еще одно обстоятельство, легитимизирующее эту власть: это то, что представляющие ее индивиды отличаются от остальной массы такими качествами, которые обеспечивают им материальное, интеллектуальное и даже моральное превосходство. Другими словами, представители правящего меньшинства неиз­менно обладают свойствами, реальными или кажущимися, кото­рые глубоко почитаются в обществе, в котором они живут. Глав­ные среди них - образование, смелость, гибкость, сила убежде­ния, готовность использовать силовые методы по отношению к противнику. Эти качества крайне важны для представителей пра­вящих сил, ибо массы, по мнению Моски, в принципе апатичны и всегда склонны благоговеть перед силой. Только при сильном лидере массы успокаиваются, а элита становится неуязвимой.

Весьма убедителен тезис Моски и о необходимости для власть имущих материального и морального превосходства, а также воен­ной доблести, которая, по его мнению, особую роль играла на ранних стадиях развития общества, а сейчас такой роли не играет, хотя и имеет немаловажное значение. В обществах, отличающих­ся высоким уровнем цивилизации, особую значимость приобретает интеллектуальное превосходство управленческого меньшинства и богатство. Доминирующей чертой правящего класса стало в боль­шей степени богатство, нежели воинская доблесть; правящие ско­рее богаты, чем храбры. И далее: В обществе, достигшем опре­деленной стадии зрелости, где личная власть сдерживается властью общественной, власть имущие, как правило, богаче, а быть бога­тым - значит быть могущественным. И действительно, когда борьба с бронированным кулаком запрещена, в то время как борьба фун­тов и пенсов разрешается, лучшие посты неизменно достаются тем, кто лучше обеспечен денежными средствами.

По мнению Моски, связь тут двусторонняя: богатство создает политическую власть точно так же, как политическая власть создает богатство. Здесь проявляется внешнее сходство позиций элитарис-тов с марксистской концепцией общественного устройства. Но это только видимость. Моска, в отличие от Маркса, утверждал, что фундаментом общественного развития служит не экономика, а по­литика, не базисные отношения, а надстроечные, политические. И вот почему. Правящий или политический класс концентрирует руководство политической жизнью в своих руках, объединяет ин­дивидов, обладающих «политическим сознанием» и решающим вли­янием на экономику, на экономическую элиту. С переходом от одной исторической эпохи к другой изменяется состав правящего класса, его структура, требования к его членам, но как таковой этот класс всегда существует, более того, он определяет истори­ческий процесс. А раз так, то задача элитологии состоит в исследо­вании условий существования правящего политического класса, удержания им власти, механизмов взаимоотношений с массами.