Отечественная война 1812 года в русской литературе. И день великий, неизбежный

Отечественная война 1812 года ускорила рост национального самосознания русского народа, его консолидацию. Рост национального самосознания народа в этот период оказал огромное воздействие на развитие литературы, изобразительного искусства, театра и музыки. Самодержавно-крепостнический строй с его сословной политикой сдерживал процесс развития культуры Росси. Дети недворянского происхождения получали начальное образование в приходских училищах. Для детей дворян и чиновников создавались гимназии, они давали право поступления в университет. В первой половине XIX века в России было образовано семь университетов. Кроме действовавшего Московского были учреждены Дерптский, Виленский, Казанский, Харьковский, Петербургский и Киевский университеты. Высших государственных чиновников готовили в привилегированных учебных заведениях – лицеях.

Продолжало развиваться книгоиздательское и журнально-газетное дело. В 1813 году в стране было 55 казённых типографий.

Положительную роль в культурной жизни страны играли публичные библиотеки и музеи. Первая публичная библиотека была открыта в Петербурге в 1814 году (ныне Государственная Национальная библиотека). Правда, в то время её богатейшее книжное собрание оставалось недоступным массовому читателю.

Первую треть XIX называют Узолотым векомФ русской культуры. Начало его совпало с эпохой классицизма в русской литературе и искусстве.

Здания, построенные в стиле классицизма отличаются чётким и спокойным ритмом, выверенностью пропорций. Ещё в середине XVIII века Петербург утопал в зелени усадеб и был во многом похож на Москву. Затем началась регулярная застройка города. Петербургский классицизм – это архитектура не отдельных зданий, а целых ансамблей, поражающих своим единством и гармоничностью. Работа началась с возведения здания Адмиралтейства по проекту Захарова А. Д. Принципиальное значение имело возведение в начале XIX века здания Биржи на стрелке Васильевского острова. Невский проспект, главная магистраль Петербурга, приобрёл вид единого ансамбля с постройкой Казанского собора. Сорок лет строился, начиная с 1818 года, Исаакиевский собор в Петербурге – самое большое здание, возведённое в России в первой половине XIX века. По замыслу правительства собор должен был олицетворять мощь и незыблемость самодержавия, его тесный союз с православной церковью. По проекту Росси были построены здания Сената и Синода, Александринского театра, Михайловского дворца. Старый Петербург, оставленный нам в наследство Растрелли, Захаровым, Воронихиным, Монферраном, Росси и др. выдающимися архитекторами, – это шедевр мирового зодчества.

В палитру разностилья Москвы классицизм внёс свои яркие краски. После пожара 1812 года в Москве были возведены Большой театр, Манеж, памятник Минину и Пожарскому, под руководством архитектора Тона построен Большой Кремлёвский дворец. В 1839 году на берегу Москвы-реки был заложен храм Христа Спасителя в память избавления России от наполеоновского нашествия. В 1852 году в культурной жизни России произошло примечательное событие. Открыл свои двери Эрмитаж, где были собраны художественные сокровища императорской фамилии. В России появился первый общедоступный художественный музей.

В театральной жизни России большую роль по-прежнему играли иностранные труппы и крепостные театры. Некоторые помещики становились антрепренёрами. Многие талантливые русские артисты вышли из крепостных. М. С. Щепкин до 33-х лет был крепостным, П. С. Мочалов вырос в семье крепостного актёра. Большим событием в театральной жизни России была премьера гоголевского УРевизораФ, где роль городничего играл Щепкин. В эти же годы в Большом театре была поставлена опера М. И. Глинки УЖизнь за царяФ. Некоторые сцены в опере поражают своим проникновением в самую глубину народного творчества. Вторую оперу Глинки УРуслан и ЛюдмилаФ публика встретила холодно. В те времена ещё далеко не все осознавали подлинное значение его творчества. Обаятельно талантливые Алябьев, Варламов, Гурилёв обогатили русскую музыку очаровательными романсами. В первой половине IX века русская музыкальная культура поднялась на невиданную ещё высоту.

А. С. Пушкин стал символом своей эпохи, когда произошёл стремительный взлёт в культурном развитии России. Время Пушкина называют УЗолотым векомФ русской культуры. В первые десятилетия века ведущим жанром в русской литературе была поэзия. В стихах поэтов-декабристов Рылеева, Одоевского, Кюхельбекера звучит пафос высокой гражданственности, поднимались темы родины и служения обществу. После разгрома декабристов в литературе усилились настроения пессимизма, но упадка в творчестве не наблюдалось. Пушкин является создателем русского литературного языка. Его поэзия стала непреходящей ценностью в развитии не только русской, но и мировой культуры. Он был певцом свободы и убеждённым патриотом, осуждавшим крепостничество у себя на родине. Можно сказать, что до Пушкина в России не было литературы, достойной внимания Европы по глубине и разнообразию равной удивительным достижениям европейского творчества. В произведениях великого поэта звучит высокопатриотический пафос любви к родине и веры в её могущество, отзвук событий Отечественной войны 1812 года, великолепный, по истине державный образ родины. А. С. Пушкин – гениальный поэт, прозаик и драматург, публицист и историк. Всё, что им создано, – это классические образцы русского слова и стиха. Поэт завещал потомкам: УГордиться славою своих предков не только можно, но и должно… Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости…Ф

Ещё при жизни Пушкина широкую известность стал приобретать Н. В. Гоголь. Знакомство Гоголя с Пушкиным состоялось в 1831 году, тогда же в Петербурге двумя частями вышли УВечера на хуторе близ ДеканькиФ. Первая печатная форма УРевизораФ появилась в 1836 году.

Развитие русской культуры первой половины XIX века в конечном счёте определялось экономическими и социально-политическими процессами, происходившими в жизни страны. Кроме того, в середине XIX века всё более осознавалось растущее мировое значение русской культуры.

МКОУ «Октябрьская СОШ»
Учебно-исследовательский проект
«Отечественная война 1812 года в произведениях искусства»

Углянских Анастасия(10 класс)

Научный руководитель:

учитель русского языка

и литературы

Цветкова Л.В.
2012г.
Тема проекта: Отечественная война 1812 года в произведениях искусства.

Цель проекта:

ознакомление с произведениями искусства об Отечественной войне 1812 года.

Задачa:

показать значимость Отечественной войны 1812 года для развития национального самосознания и искусства

2. Отечественная война 1821 года в архитектуре….4

3. Отечественная война 1812 года в живописи…….7

4. Отечественная война 1812 года в музыке………..9

5. Отечественная война 1812 года в кинематографе…11

6. Заключение…………………………………………….15

7. Литература………………………………………………..16

Отечественная война 1812 года в литературе.

«Подлинную историю России открывает

собой лишь 1812 год»

А. Герцен

События «войны народной» получили достойное отражение в поэзии, прозе, изобразительном искусстве, музыке.

Подвиг народа, тема Родины, так сильно зазвучавшая тогда, вдохновляла и вдохновляет поэтов и писателей, художников и музыкантов.

Яркое и глубокое отражение Отечественная война 1812 года и ее главное событие – Бородинское сражение, получили в литературе.

Первыми патриотический подвиг воспели писатели – современники. Все они – от прославленных поэтов старшего поколения Державина и Карамзина до Пушкина и Дельвига, находившихся в 1812 году еще на школьной скамье - так или иначе обращались в своем творчестве к событиям героической поры.

Стихи тех лет проникнуты грозным дыханием войны. Поэзия призывает к единодушному отпору врагу.

«Ударьте по рукам,

Сплетитеся рука с рукою;

И верою, и правдою святою

Клянитесь друг за друга стать».

С такими пламенными словами обратился к соотечественникам поэт Востоков. Многие писатели были не только свидетелями, но и прямыми участниками военных событий – В.А. Жуковский, Ф.И. Глинка, П.А. Вяземский, В.Ф. Раевский, К.Н. Батюшков, К.Ф. Рылеев, Д.В. Давыдов.

Василий Андреевич Жуковский, например, уже на следующий день после Манифеста о создании ополчения «с пламенной душой поспешил к развевающимся знаменам русским». Во время Бородинского сражения он находился на поле битвы в рядах Московского ополчения. «Певец во стане русских воинов»- Вяземский отмечал, что это стихотворение Жуковский «вынес из Бородинской битвы»! Лучшая строфа стихотворения посвящена Михаилу Илларионовичу Кутузову.

«Мы тверды, вождь наш перешел

Путь гибели и чести!

С ним опыт, сын труда и лет!

Он бодр и с сединою;

Ему знаком победы след;

Доверенность к герою!»

Знаменитое стихотворение А.С. Пушкина «Воспоминание в Царском Селе», «Рославлев»; В.А. Жуковского «Певец во стане русских воинов»; И.А. Крылов «Волк на псарне», «Кот и повар»; М.Ю. Лермонтов «Бородино»; Л.Н. Толстой «Война и мир»; Г.П. Данилевский «Сожженная Москва» - все эти произведения посвящены подвигу нашего народа в войне 1812 года. Отечественная война всколыхнула душу народа, заставила почувствовать свое единство, национальную сопричастность к славной победе, гордость за всенародный героический подвиг. Поэты и писатели с искренностью и восхищением отозвались о подвиге россиян.

Отечественная война 1821 года в архитектуре.

Великая победа нашла отражение и в архитектуре. В память о ней русские столицы и города украсились новыми памятниками в стиле ампир.

Поздний классицизм принято называть имперским стилем или ампир. Он зародился во Франции и ориентировался на формы искусства императорского Рима. В России этот стиль утверждается после победы в войне 1812 года и способствует утверждению национальной гордости победителей через архитектурные формы. Особенностями русского ампира было сочетание симметрии, регламентированности со смелостью пространственных решений и градостроительным размахом. Декоративные элементы петербургского ампира составлялись в основном из элементов древнеримского военного снаряжения: легионерских знаков с орлами, связок копий, щитов, топоров, пучков стрел.

Чистые поля поверхности стен и узкие орнаментальные пояса подчеркивались цветом - бледно-желтым для зданий и белым для фронтонов, пилястров и других деталей архитектурного декора.

Главным выразителем идей русского ампира был архитектор Карл Росси. Он построил тринадцать площадей и двенадцать улиц в центре Петербурга. Именно он создает образ имперского города – столицы Санкт-Петербурга.

В 1829 году ансамбль Дворцовой площади был дополнен одним из первых памятников в честь победы зданием Главного штаба. Сохранив существовавшую криволинейность южной стороны площади, Росси размещает там два громадных корпуса, соединенные аркой. Благодаря упругому изгибу фасада архитектура Главного штаба приобрела ярко выраженную динамичность, что позволило композиционно сблизить Главный штаб с барочным Зимним дворцом. Достижению той же цели способствовали другие архитектурные приемы: разделение фасада штаба на два яруса, как и Зимнего; декоративность ордера; многочисленные скульптурные детали и затейливый фриз арки Главного штаба. Мастерство Росси как градостроителя особенно ярко проявилось в проектировании колоссальной арки, символизирующей триумф России в войне против наполеоновской Франции.

Росси использовал систему трех арок, с помощью которых эффектно решил трудную задачу - архитектурно оформить сильный излом улицы. При этом мощным пролетом двух параллельных арок была выражена героическая, торжествующая тема победы. Она усиливалась наличием монументальной скульптуры. У подножия арки на пьедесталах установлены горельефные композиции из воинских доспехов. На втором ярусе арки между колоннами помещены фигуры воинов, олицетворяющие разные поколения русских людей, участвовавших в Отечественной войне 1812 года. Здание украшено также рельефными изображениями летящих Слав с лавровыми венками в руках. Великолепным завершением всей этой триумфальной, полной героического пафоса композиции служит изображение колесницы Победы, выделяющейся на фоне неба и как бы парящей над городом. В центре ее – аллегорическая статуя Победы в образе крылатой женщины с эмблемой государства и лавровым венком в руках.

Огромным полукругом охватило здание Главного штаба Дворцовую площадь. Это здание-рекордсмен! Его длиннущий в 580 метров, фасад - самый длинный в Европе! Одних только окон около 4 тысяч. Немало интересного создали строители и внутри здания. Александровский завод отлил по заказу Росси 22 металлические колонны, стропила, шкафы. На грандиозной парадной лестнице установлены памятники полководцам. Для них император повелел отдать старые медные пушки. Получилось так, что пушки, гремевшие под Полтавой и на Бородинском поле, пушки, захваченные у турок, шведов, французов, стали памятниками русским полководцам: Петру I, Суворову, Кутузову. Памятник Кутузову массивный, непоколебимый и под ним фраза полководца, сказанная под Тарутином: «Теперь ни шагу далее…».

По римской традиции в честь Победы были сооружены и триумфальные арки: Невские ворота в Петербурге (архитекторы и скульпторы Демут-Малиновский, Пименов, Клодт, Токарев, Крылов) и Триумфальная арка в Москве (Витали, Тимофеев). Победе в Отечественной войне 1812 года посвящен

один из самых торжественных и величественных залов Московского Кремля - Георгиевский. (Архитекторы и скульпторы Логановский, Витали, Клодт).

В 1837 году перед Казанским собором, воздвигнутым в честь изгнания интервентов в Смутное время, появились памятники М.И. Кутузову и М.Б. Барклаю де Толи (Скульптор Орловский).

Казанский собор после Отечественной войны 1812 года стал военным мемориалом. Здесь размещались трофейные знамена и ключи от сдавшихся русским армиям городов. Сюда же привезли в июне 1813 года сердце М.И. Кутузова.

На волне патриотических настроений меняется к середине века и стиль архитектуры. Это хорошо видно на примере проектов храма Христа Спасителя, который также строился как памятник воинам, погибшим в войне 1812 года. Первый проект архитектора Витберга, победивший в конкурсе, объявленном при Александре I, был выполнен в классическом, ампирном духе, но этот проект остался неосуществленным. Второй этап конкурса был проведен уже при императоре Николае I, и его победителем стал проект Константина Тона - пятиглавый храм с золотыми куполами, как тогда говорили, в «русско-византийском стиле», который был призван выразить могущество России. Его строили с 1837 по 1889 год, в сборе средств на строительство храма принимали участие все русские люди.

Название стиля обусловлено применением характерного русского пятиглавия, использованием узких арочных окон, архитектурного декора русского и византийского происхождения. Все это подчинялось строгим пропорциям и симметрии классицизма.

Торжественное освящение храма состоялось в 1883 году. В его строительстве участвовали многие талантливые русские скульпторы, художники, инженеры, литейщики, резчики. В храме было установлено 177 мраморных досок с именами убитых и раненых офицеров, сообщалось о числе погибших солдат в каждом сражении, были увековечены и имена людей, пожертвовавших сбережения на дело победы. Величественная 100 – метровая громада храма органично вписалась в силуэт Москвы.

Отечественная война 1812 года в живописи.

Тема Отечественной войны 1812 года нашла широкое отражение и в произведениях художников. Одним из первых создает портреты героев-партизан Василисы Кожиной и Герасима Курина художник Смирнов. Его кисти принадлежит и полотно «Пожар Москвы». Удалось передать ощущение тревоги, вызвать чувства горечи и бессилия, которые возникают у каждого при виде горящего города. В 1813 году художник Волков пишет портрет Кутузова. В традициях 18 века не ставилось задачи раскрыть душевное состояние человека. Перед нами образ идеального воина, величавого и мудрого. Более жизненное изображение Кутузова принадлежит кисти Орловского. Автор не идеализирует внешность полководца: полный пожилой генерал движется на белой лошадке в сопровождении адъютантов. Перед нами печальный человек, умеющий размышлять и чувствовать. Еще один портрет Орловский посвящает герою-партизану, поэту Денису Давыдову.

В 1819 году приглашают английского художника – портретиста Доу для создания национального памятника Отечественной войны - Военной галереи Зимнего дворца. За 10 лет Доу и два его русских помощника - Поляков и Голике – написали 332 портрета русских генералов - участников Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии. Многие приезжали в Петербург, чтобы

позировать, другие посылали написанные ранее портреты, которые Доу копировал в нужном формате.

Для Военной галереи в Зимнем дворце был специально подготовлен парадный зал, потолок его был украшен декоративной росписью, на стенах в пять рядов в золоченых рамах размещены портреты. Изображений 13 человек так и не нашли, и рамы с их фамилиями затянуты зеленым шелком.

Более 300 портретов участников войны! Тем не менее художникам удалось сохранить индивидуальность каждого, подобрать точные детали и вместе с тем передать общее настроение, «воинскую отвагу начальников народных наших сил», создать своеобразный памятник эпохе.

Немецкий баталист Хесс получил заказ написать серию картин о наиболее крупных сражениях войны. Он очень добросовестно отнесся к заказу: посетил места сражений, изучил документы и свидетельства очевидцев. В ноябре 1843 года он закончил картину «Сражение при Бородине».

При общей холодности и красочности в картине заметны признаки сближения академической батальной живописи с реалистической. Это и пейзажи, написанные с натуры, и точное портретное изображение исторических лиц, которые представлены уже не откровенно позирующими, их действия и позы подчиняются реальной обстановке боя. Картины Хесса об Отечественной войне 1812 года вызывали восторг современников: «… по ним потомки увидят наше время».

Настоящим реформатором батальной живописи был Василий Васильевич Верещагин. О нем родоначальник передвижничества И.Н. Крамской сказал: «Верещагин – явление, высоко поднимающее дух русского человека».

В.В. Верещагин создал цикл работ «1812 год» , в котором он стремится показать национальный дух народа, его и героизм в борьбе с врагом. Верещагин с огромным энтузиазмом окунулся в работу: он написал книгу «Наполеон в России. 1812 год». Книга необычна. Это итог работы историка и начало работы художника. Случай в русской культуре уникальный.

Грандиозный памятник победе в войне 1812 года создает художник – баталист Рубо в 1912 году. «Бородинская битва. Панорама. Полдень 26 августа».

На огромном живописном полотне массы воюющих размещены с таким композиционным искусством, что нет ощущения их скученности, и в то же время картина не распадается на изображение отдельных эпизодов. Действия пехоты, артиллерии, кавалерии связаны между собой логикой сражения. Основным героем картины художник русского солдата, стойкого в обороне и стремительного в наступлении. Панорама находится в музее войны 1812 года в Москве на Кутузовском проспекте.

Тема войны 1812 года нашла отражение и в графике, и в политической карикатуре, и в ДПИ. Тема эта привлекает и художников

последующих поколений, и наших современников. Событие это оставило глубокий след в истории, и продолжает волновать нас, живущих сегодня.

Отечественная война 1812 года в музыке.

Героические события Отечественной войны 1812 года нашли широкое отражение не только в живописи, литературе архитектуре, но и в музыке той эпохи. Однако музыке повезло меньше других видов искусств. Далеко не все произведения дошли до нашего времени, а сохранившиеся нотные издания стали библиографической редкостью, существуя лишь в единичных экземплярах. Они хранятся в разных библиотеках Москвы и Петербурга, и знают о них только специалисты. Музыка Отечественной войны 1812 года - это, главным образом, военные песни и марши (победные - на взятие городов и траурные - на смерть героев), а также произведения, воспевающие победу, - хоры, куплеты на возвращение войск и императора и т. п. К музыке Отечественной войны относятся и программные пьесы - такие, как «Изображение объятой пламенем Москвы» Д. Штейбельта, «Сражение в Сен-Шомоне и вступление в Париж» Пачини или же «Сражение при Лейпциге» анонимного автора, - представляющие жанр так называемых музыкальных баталий. К музыкальным свидетельствам войны относится и песня Г.И. Фишера на слова В.Л. Пушкина «К нижегородским жителям в 1812 г.» («Примите нас под свой покров»), написанная в дни, когда В. Л. Пушкин в числе других жителей покинул Москву и спасался в Нижнем Новгороде. Неожиданный отзвук войны 1812 года - калмыцкая песня «Маштык бодо, или Малая лошадь, сочиненная во время кампании 1812 г. после первого сражения с французами калмыцкого войска под начальством владельца их князя Тюменя», опубликованная в «Азиатском музыкальном журнале», выходившем в Астрахани. И все эти произведения были написаны по конкретным поводам, создавались в ходе непрестанно меняющейся картины войны, отражали ее основные события и возникали сразу «по горячим следам». Можно сказать, что это была своеобразная музыкальная хроника Отечественной войны.Тема Отечественной войны 1812 г. нашла отражение и в творчестве композиторов второй половины XIX и XX в.Одно из самых известных произведений на эту тему принадлежит П.И. Чайковскому. В 1880 г. он создал симфоническую увертюру «1812 год». Издана в издательстве Юргенсона в 1882. На титульном листе партитуры Чайковский написал: «1812. Торжественная увертюра для большого оркестра. Сочинил по случаю освящения Храма Спасителя Петр Чайковский».По одним данным Премьера состоялась 8 августа 1882 года в Москве, во время Всероссийской промышленно-художественной выставки (дирижер И. К. Альтани) По другим - 22 октября 1883 года в Москве (дирижёр - М. К. Эрдмансдёрфер). Исполнялась неоднократно и имела большой успех в Москве, Смоленске, Павловске, Тифлисе, Одессе, Харькове, Праге, Берлине, Брюсселе, в том числе под управлением самого автора.В связи с 100-летним юбилеем Отечественной войны было написано несколько маршей и гимнов, торжественных хоров, среди которых «Бородино» А. Астафьева, «Песнь про Москву 1812 года» А.Чертковой, «К тени полководца» Ф. Цабеля, «Два великана» И. Буйлова, и ряд опер – «1812 год» М. Багриновского.В советское время к теме, связанной с Отечественной войной 1812 г. , обратился выдающийся композитор С. С. Прокофьев, который создал оперу «Война и мир» по одноименному роману Л. Н. Толстого. Символично, что началом работы над оперой стал 1941 год – год начала Великой Отечественной войны.Одновременно Т. Н. Хренников писал музыку к драматическому спектаклю-комедии Театра Красной Армии «Давным-давно» по пьесе А. К. Гладкова. Спектакль был поставлен в 1942 г. и имел огромный успех. Он и сегодня находится в репертуаре театра, вызывая большой интерес у современного зрителя.В 70-х годах Т. Н. Хренников продолжил работу над этой темой. В 1980 г. в Большом театре Союза ССР был поставлен его балет «Гусарская баллада» (на сюжет той же оперы Гладкова).

Отечественная война 1812 года в кинематографе.

«1812 год» (Отечественная война / Нашествие Наполеона / Бородинский бой). Режиссёры - Василий Гончаров, Александр Уральский, Ганзен Кай. 1912 г.Фильмы к столетию войны России с Францией начали одновременно два привычных соперника «Братья Пате» и «А. Ханжонков и К°». И у той, и у другой съемочной группы возникли производственные трудности. В итоге вчерашние непримиримые конкуренты объединили отснятый материал! Понятно, что цельности произведения эта акция не способствовала. В фильме оказались (и сохранились при окончательном монтаже) два Наполеона: артист А. Кнорр в материале «Пате» и В. Сережников - от Ханжонкова.«Кутузов». Режиссёр - Владимир Петров. 1944 г. Фильм охватывает события войны 1812 года и рассказывает о личности Михаила Илларионовича Кутузова, светлейшего князя Смоленского - русского полководца, фельдмаршала, ученика А. В. Суворова. В ролях: Алексей Дикий, Николай Охлопков, Серго Закариадзе, Владимир Готовцев, Н. Тимченко, Николай Рыжов, Семен Межинский, Евгений Калужский, Николай Бриллинг, Аркадий Поляков, Г. Терехов, Сергей Блинников, К. Шиловцев, Борис Чирков, Владимир Ершов, Иван Скуратов, Михаил Пуговкин. В 1946 г. фильм был удостоен Сталинской премии. «Вчера вечером я второй раз смотрел фильм «Кутузов», который Вы мне подарили. Когда я смотрел его в первый раз, он вызвал у меня большое восхищение, но, так как все в нем было на русском языке, я не мог понять точного смысла всех действий. Вчера вечером я смотрел этот фильм с английскими надписями, которые сделали понятным все, и я должен Вам сказать, что, по моему мнению, это один из самых блестящих фильмов, которые я когда-либо видел. Никогда еще борьба двух характеров не была показана с большей ясностью. Никогда еще кинокадры не запечатлевали более наглядно то, насколько важна преданность командиров и рядовых. Никогда еще русские солдаты и русский народ не были столь славно представлены британскому народу этим видом искусства. Никогда я не видел лучшего владения искусством съемки. Если бы Вы сочли целесообразным в частном порядке передать мое восхищение и благодарность тем, кто работал над этим произведением искусства и высокой морали, я был бы Вам благодарен»,- так высоко оценил этот фильм У. Черчилль в одном из писем И. В. Сталину.« Гусарская баллада». Режиссёр - Эльдар Рязанов. 1962 г. Советский художественный фильм-кинокомедия, поставленный на киностудии «Мосфильм» по пьесе Александра Гладкова «Давным-давно». Все удачно сложилось в этом киноводевиле: и знакомый сюжет, изобилующий приключениями, переодеваниями, интригами, и замечательная, использующая характерные жанровые модели - романса, баллады, гусарской песни - музыка Т. Хренникова, и звездный актерский ансамбль.« Ватерлоо». Режиссёр - Сергей Бондарчук. 1970 г. СССР, Италия. Человеку, знающему историю, не нужно объяснять слово Ватерлоо. Битва под этим городком изменила ход истории, рушила надежды либералов и тешила самолюбие консервативной Европы. Фильм начинается отречением от престола Наполеона Бонапарта во дворце Фонтенбло 6 апреля 1814 года после прихода союзных армий в Париж. В начале апреля 1815 года трехсоттысячная русская армия под командованием фельдмаршала Барклая де Толли выступила к границам Франции. Наполеон возвращается из «почётной» ссылки спустя 10 месяцев после её начала. Воспоминания о разгроме в России не оставляют французских солдат и в Ватерлоо 18 июня 1815 года, в последней, сокрушительной и бессмысленной битве. Масштабность батальных сцен удачно сочетаются здесь с филигранной игрой Стайгера и Пламмера, убедительно воссоздавших образы двух главных антиподов - Наполеона и Веллингтона. Начинается битва, удача переходит от одного полководца к другому, страшно смотреть сколько погибших солдат лежит на поле брани, кто-то из военачальников остаётся верным тактике, кто-то рвётся в бой в порыве эмоций, и тех и других не щадит смерть, непредсказуемая и страшная. Но никто не сдаётся, все бьются из последних сил …«Ватерлоо» - антивоенная картина, и это, пожалуй, одна из главных причин, заставивших меня отложить прежние замыслы и снова «взяться за оружие». (Сергей Бондарчук). «Эскадрон гусар летучих». Режиссёры - Никита Хубов, Станислав Ростоцкий. 1980г.Фильм о подвигах отважного и бесстрашного гусара и поэта Дениса Давыдова, одного из первых организаторов партизанской борьбы против наполеоновской армии в 1812 году. Он стал героем еще при жизни и буквально покорил свое поколение. Талант Давыдова воспевали Пушкин, Баратынский и Жуковский. А его отчаянная храбрость, ум и благородство достойны восхищения. В ролях: Андрей Ростоцкий, Марина Шиманская, Евгений Лебедев, Николай Еременко мл., Иван Краско, Лидия Кузнецова, Андрей Семин, Александр Карин, Александр Зимин и др.Начиная с 1915 г. было сделано несколько попыток экранизации величайшего романа Л.Н.Толстого, в том числе и в Голливуде.«Война и мир». Режиссёры Яков Протазанов и Владимир Гардин.1915 г. Первая экранизация романа «Война и мир». Роль Наташи Ростовой исполнила 34-летняя актриса и певица Ольга Преображенская. Андрей Болконский - Иван Мозжухин, Наполеон – Владимир Гардин. «Война и мир». Режиссёр - Кинг Видор. 1956 г. В 1956 году в США был выпущен фильм «Война и мир», с Одри Хепберн в роли Наташи Ростовой. Несмотря на то, что Хепберн прекрасно и органично вписывалась в роль Наташи Ростовой, фильм в прокате большого успеха не имел. Не помогла настоящая плеяда звезд, задействованных в фильме, прекрасная операторская работа и масштабность всего проекта в целом. Тем не менее, в СССР американский вариант «Войны и мира» не только прижился, но и стал довольно популярным. Об этом говорит хотя бы тот факт, что именно американская экранизация послужила толчком к созданию «Войны и мира» Сергеем Бондарчуком. «Война и мир». Режиссёр - Сергей Бондарчук. 1968 г. Один из самых грандиозных фильмов за всю историю мирового кино, в 1968 он был удостоен «Оскара», а также получил «Золотой глобус» и награды международных кинофестивалей в Венеции и в Москве. Он стал едва ли не самым дорогим фильмом в истории кино. На съемки эпопеи было затрачено 100 млн. долларов, (примерно 500 млн. долларов современными деньгами). В фильме больше 300 озвученных ролей, 120 тыс. статистов. Бондарчук не искал легких путей. Битва при Бородино стала сенсацией, фильм попал в Книгу рекордов Гиннеса, а режиссер заслужил репутацию выдающегося постановщика батальных сцен и исторических сюжетов. Сергей Бондарчук старался максимально сохранить сюжетные линии романа. И это было не слепое, механическое следование оригиналу, а вдохновенное творчество, настойчивость и изобретательность. Сергей Федорович считал, что «Война и мир» - произведение настолько совершенное и сила его воздействия на умы и сердца людей так огромна, что авторам фильма незачем было ни переосмысливать, ни переделывать его. Как всякое подлинно великое творение искусства, этот роман всегда молод, современен и интересен.«Война и мир». Телесериал Режиссёр - Роберт Дорнхельм. 2007. В достаточно затратном производстве сериала (26 миллионов евро) приняли участие Италия, Германия, Франция, Польша, Испания, США и Россия.Поскольку сериал предназначен в основном для показа на Западе, главные роли в нем играют известные европейским зрителям актеры. Нам достались роли Николая Ростова (Дмитрий Исаев), Кутузова (Владимир Ильин) и Александра I (Игорь Костолевский). Наташа Ростова французской актрисы Клеменс Поэзии - симпатичная блондинка и к тому же левша. И смотреть на то, как Наташа Ростова с гусиным пером в левой руке пишет письмо, достаточно непривычно. В роли Андрея Болконского - Алессио Бони.Сценарий писался на английском языке, на нем же играют актеры. По словам генерального продюсера канала «Россия» Сергея Шумакова, «эти очень квалифицированные кинематографисты извлекли из романа какую-то внутреннюю композицию, которая, как ядерный реактор, готова питать его веками. Страсть, предательство, обида, война - все это они достали из романа». У создателей фильма «…была миссионерская задача. Нам очень хотелось, чтобы русская литература, интерес к русскому языку и к русским сюжетам в Европе начал зарождаться заново… Мне кажется, получился очень приличного качества продукт. Хотя … это очень-очень условная экранизация Толстого. Здесь все претензии мы готовы принять. Но для современного зрителя мы сделали главное: мы постарались вернуть этот роман как живое произведение».

Заключение.

1812 год является важной вехой Российской истории. Сегодня наша страна отмечает 200-летие Отечественной войны 1812. События войны с Наполеоном оказали значительное воздействие на все сферы жизни российского общества в XIX-XX вв., продолжают оказывать влияние и в наши дни.

Литература:

1.А.Н. Боханов «История России. 19 век», учебное пособие, М,«Русское слово»,2004

2.Г.Р.Косова «Изучение вопросов культуры в школьном курсе истории СССР», М,

4. «Бородино.1812 год», к 175- летию Бородинского сражения, М., «Мысль».

5.В. В. Верещагин «Повести, очерки, воспоминания», М.«Советская Россия», 1990

6. «Художник Верещагин. Наполеон в России.1812.», Тверское агентство «Созвездие», 1993 год.

7. Г.Д. Бурдей «История России 19 века». Саратов, «Лицей», 1999 г.

8. О. Михайлов «Славный год войны народной». М., «Д. Л.», 1990 г.

Дополнительные интернет-ресурсы о войне 1812 года:

Интернет-проект: 1812

Все, что нужно знать о войне 1812 года.

Российская империя: Война 1812 года

Отечественная война 1812 года

Герои Отечественной войны 1812 года

Отечественная война 1812 года

Словари и энциклопедии на Академике: ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 года

Бородинское поле: Государственный Бородинский военно-исторический музей-заповедник

Общество потомков участников отечественной войны 1812 года

Российский государственный военный историко-культурный центр при правительстве Российской Федерации: 200-летие победы в Отечественной войне 1812 года

Общественный совет по содействию Государственной комиссии по подготовке к празднованию 200-летия победы России в Отечественной войне 1812 года

Сторублевская Мария 9 А класс

В работе рассматриваются призведения Державина,Жуковского, Крылова и других писателй 19 века, В которых звучит главная тема отечественной война 1812 г.

Скачать:

Предварительный просмотр:

ПЛАН:

Введение.

1 .Произведения о войне 1812 года

а.) Произведения Державина

б.) Произведения Жуковского

в.) Басни Крылова

1. Пушкин об Отечественной войне 1812 года

I г

1. «Письма русского офицера» Ф.Глинки

1. Отечественная война в произведениях исторической беллетристики. Три старинных русских романа

а.) Произведения P.M. Зотова

б.) Произведения Н.И.Греча

в.) Произведения Н.М. Коншина.

1. «Горячие следи» 1812 года

Заключение. I

ВВЕДЕНИЕ.

В первый день нового, 1813 года русская армия, преследуя остатки разгромленных наполеоновских войск, перешла Неман. Театр военных действий переносился на территорию Западной Европы. Впереди был ещё долгий и трудный путь, тяжелые, кровопролитные сражения, но самый главный, самый драматический период борьбы с наполеоновским нашествием был завершён: здесь, на берегах Немана, для России закончилась

Отечественная война.

Современник и участник войны Сергей Глинка писал

четверть века спустя, что г «события исполинские, прикосновенные к судьбе рода человеческого, зреют, созревают и дозревают в постепенном и непреодолимом ходе времени. Мы, - утверждал он, - может быть, видели первые буквы того, что вполне прочитает потомство на скрижалях истории человечества».

Величайшему в новой истории России событию - Отечественной войне 1812 года - тоже предстояло «дозревать в постепенном и непреодолимом ходе времени» J Ибо истинные масштабы того, что совершил русский народ в 1812 году, были столь огромны, а влияние, которое народная война оказала на исторические судьбы России,ртоль. .исключительно, что все это и в самом деле могло быть в достаточно полной мере осознано лишь со временем, через годц И годы.

1. ПРОИЗВЕДЕНИЯ О ВОЙНЕ 1812 ГОДА.

В русскую литературу Отечественная война вошла сразу же, можно сказать, в самые первые её дни. И первое слово о ней, как, вероятно, и всегда в такие времена, прозвучало в поэзии. Это было слово-воззвание, набатный зов к оружию, к священной борьбе с жестоким и коварным «всеевропейским завоевателем».

Раздался звук трубы военной, Гремит сквозь бури бранный гром: Народ, развратом воспоённый, Грозит нам рабством и ярмом!

Теперь ли нам дремать в покое,

России верные сыны?!

Пойдём, сомкнёмся в ратном строе,

пойдём - и в ужасах войны

друзьям, Отечеству, народу

отыщем славу и свободу

иль все падём в родных полях!

(Ф.Глинка «Военная песнь, написанная во время приближения

неприятеля к Смоленской губернии»)

В стихах звучит гордое презрение к врагу, непоколебимая вера в грядущую победу.. Залог этой победы - вся история России, великие деяния её «героев славы».

Современному читателю, вероятно, покажется несколько странным тот ф^кт, что, широко откликаясь на события, связанные с войной, поэзия той поры н даёт, как правило, конкретного изображения самих событий. Воспевая, например, Бородинское или Смоленское сражения, поэт не стремится запечатлеть какие-либо характерные их подробности, а создаёт картину некоего условно-обобщённого сражения, картину, в которой от реальной исторической действительности остаются лишь имена; все же остальное - аллегория, символы, мифические уподобления и т.п.

Кутузов, как Алкид, Аитея нового в объятиях теснит. От оживляющей земли подняв высоко, Собраться с силами ему он не даёт,

Стенающий гигант, вращая мутно око, Ещё упершеюсь пятою в землю бьёт.

Чудовища, ему послушны, - Подобье басенных кентавров и химер - Лежат вокруг его изъявлены, бездушны. Там Витгенштейн троим драконам жало стёр.

(А. Востоков «К россиянам»)

Это был стиль эпохи, монументальный стиль русского классицизма, уходящий своими корнями в XVIII в., в поэзию Ломоносова и Державина. В поэзии 1810-х г.г. он начинал уже клониться к закату, теснимый новыми литературными течениями - сентиментализмом и предромантизмом, - но время Отечественной войны было его временем, его «звёздным часом», ибо именно его мощная и Многокрасочная палитра оказались созвучны тому высокому гражданско-патриотическому пафосу,

который отличал русскую поэзию 1812 года.

Огромное многофигурное полотно, посвященное Отечественной войне, создает в это время сам Г.Р. Державин. Это «Гимн лироэпический на прогнание французов из Отечества».

Эпопею борьбы с наполеоновским нашествием Державин изображал как гигантское, поистине вселенское противоборство мировых сил, масштабы которого можно представить, лишь обратившись к исполинским фантасмагориям Апокалипсиса.

Ф г J? *.

Открылась тайн священных дверь! Исшел из бездн огромный зверь, Дракон иль демон змеевидный; Вокруг его ехидны С6 крыльев смерть И смрад трясут, Рогами солнце прут; Отенетяя вкруг всю ошибами сферу, Горящу в воздух прыщут серу, Холмят дыханьем понт, Льют ночь на горизонт \ И движут ось всея вселены. Бегут все смертные смятенны От князя тьмы и крокодильных стад. Они ревут, свистят и всех страшат...

Перед «князем тьмы» все трепещет, все падает ниц. И лишь один - один во всей вселенной - обнажает меч. Это вождь

Севера, «смиренный, кроткий, но челоперунный» агнец, который и поражает «змея-исполина».

На этот необъятный вселенский фон поэт и проецирует конкретные исторические события, прозревая в них некий высший смысл, некое предуказание мировой Судьбы. Аллегории, олицетворения, библейские и мифологические ассоциации, к которым он обращается на протяжении всего повествования, порой излишне сложны, неясны, а то и просто темны; громоздок, тяжел, архаичен и стиль его описаний и рассуждений. Но это - Державин. Мощь творческого воображения, блеск и смелость живописи, величественная красота старинного поэтического «глагола» - все это делает его «Гимн» одним из самых значительных произведений того времени.

Выдающимся явлением русской поэзии стало стихотворение «Певец во стане русских воинов» (1812г.)] Написанное и в самом деле «во стане русских воинов » в канун знаменитого Тарутинского сражения, оно сразу же приобрело огромную популярность и быстро распространилось в армии во множестве списков. Автор «Походных записок русского офицера» И.И. Лажечников (впоследствии один из виднейших русских писателей) вспоминал: «Часто в обществе военном читаем и разбираем «Певца во стане русских воинов». Почти все наши выучили уже сию пиесу наизусть. Верю и чувствую теперь, каким образом Тиртей водил к победе строи греков. Какая поэзия! Какой неизъяснимый дар увлекать за собою душу воинов! »

Необычайный успех стихотворения объяснялся, конечно, прежде всего его высокими художественными достоинствами. Яркая образность, легкий, изящный стих, свежесть и живая непосредственность лирического чувства - все это заметно выделяло «пэан» ([ритуальный военный гимн древних греков) Жуковского на фоне поэзии классицизма того времени. О н впервые помог ощутить свое время, свой мир, свою войну - ту самую, которая была их грозным сегодняшним днем.

Жанр в котором написано стихотворение тоже заключал в себе определенную долю литературной условности и в иных своих образцах, в том числе и у самого Жуковского («Песня барда над гробом славян-победителей», 1806г.), явно смыкался с тиадиционными одами классицистов. Однако в полной мере используя художественные возможности этого жанра, Жуковский очень мало считается с налагаемыми им ограничениями, смело идет к действительности, к «натуре», что позволяет создать целую галерею выразительных исторических портретов, не менее богатую и колоритную, чем знаменитая Военная галерея Зимнего дворца.

В «галерее» Жуковского представлены все наиболее известные герои двенадцатого года, причем каждый из них входит сюда с какой-нибудь характерной, присущей Толькой ему чертой, по которой он особенно запомнился современникам. Таковы портреты Кутузова, Багратиона, Раевского, Платова, Давыдова, Воронцова и других. Представляя их в полном блеске их боевой славы, в ореоле подвига, с которым каждый из них вошел в историю, поэт видит в них не просто блестящий «сонм героев», отчужденных и замкнутых в своем величии, а прежде всего живых людей, своих современников, членов единого братства, в котором слава «вождей победы» неотделима от славы каждого воина. Это братство, эта семья живет единой жизнью, ведя общий счет и громким победам, и горьким утратам. Поэтому как глубоко свое, личное читатель переживает и тот восторг, с которым поэт описывает Кутузова перед полками, и то восхищение, которое звучит стихах о «Вихорь-атамане» Платове, и ту глубокую печаль, с которой певец ведет рассказ о гибели Кутайсова, Кульнева и Багратиона.

Впоследствии Жуковский еще не однажды обратится к теме Отечественной войны. Уже вскоре появятся стихотворения «Вождю победителей» и «Певец в Кремле», а двадцать семь лет спустя, в дни торжеств, посвященных открытию памятника героям Бородина, он напишет «Бородинскую Годовщину». Но «Певец во стане русских воинов» (1812г.) навсегда останется в его творчестве не только самым первым, но и самым блистательным, самым вдохновенным его произведением о героях великой народной эпопеи. «Никто более тебя, - напишет ему Пушкин,- не иУел права сказать: глас лиры, глас народа».

На фоне высокоторжественной патетической лирики 1812 года весьма резко выделяются басни И.А. Крылова.

Басня, как известно, не принадлежит к жанрам, в которых решаются большие исторические проблемы. Басни Крылова - удивительное исключение. Никто из русских писателей того времени не подошел к пониманию подлинно народного характера Отечественной войны так близко, никто не выразил именно народного взгляда на нее с такой отчетливостью, с какой это сделал великий русский баснописец.

Один из красноречивейших примеров в этом отношении - знаменитая басня «Ворона и Курица», где Крылов проводит мысль, отчетливо противостоящую точке зрения правительственных кругов, - мысль об исторической правоте

М.И. Кутузова, который, «противу дерзости искусством воружась, вандалам новым сеть поставил и на погибель им Москву оставил». Народ верит Кутузову, понимает его в этом нелегком, но единственно верном решении - оставить древнюю русскую столицу.

Тогда все жители, и малый, и большой, Часа не тратя, собралися И вон из стен московских поднялися, Как из улья пчелиный рой.

И вот какой знаменательный разговор происходит между двумя обитательницами московских подворий - Вороной и Курицей: " ! 1

Ворона с кровли тут на всю тревогу

Спокойно, чистя нос глядит. «А ты что ж, кумушка, в дорогу? - Ей с возу Курица кричит. - Ведь говорят, что у порогу Наш супостат». - «Мне что до этого за дело? - Вещунья ей в ответ. - Я здесь останусь смело. Вот ваши сестры - как хотят;

А ведь ворон ни жарят, ни варят: Так мне с гостьми не мудрено ужиться, А может быть, еще удастся поживиться Сырком, иль косточкой...»

У г

Разговор и в самом деле знаменательный. Ибо в этом простодушном диалоге двух «простодушных птиц» с предельной, поистине притчивой ясностью обнажается суть одной из сложных и весьма болезненных нравственно-социальных ситуаций того времени, ситуации, в которой проявляется поразительное несовпадение интересов различных слоев русского общества в их отношении к великому общенациональному делу - защите Отечества. В беззаботных речах Вороны - не просто беспечность существа, привыкшего жить «как бог на душу положит». Смысл их гораздо глубже, определеннее, коварнее. За их внешним легкомыслием - лукавый умысел, тайная надежда на дружбу с врагом, с которым нечего делить, - словом, все то, что достаточно определенно появилось в социальной психологии известной части высшего общества того времени.

Тонкая и острая эпиграмма скрыта в басне «Щука и Кот», эпиграмма на адмирала Чичагова, неумелые действия которого позволили Наполеону выскользнуть из окружения на Березине. Басню же «Волк на псарне» хочется назвать эпической - настолько отчетливо и полно выразил в ней Крылов самый «сюжет» народной войны. Однажды, после сражения под Красным, объехав с трофеями всю армию, полководец наш сел на открытом воздухе, посреди приближенных к нему генералов и приближенных офицеров, вынул из кармана рукописную басню И. А. Крылова и прочел ее вслух. При словах: «Ты сер, а я, приятель, сед», произнесенных им с особой выразительностью, он снял фуражку и указал на свои седины. Все присутствующие были восхищены этим зрелищем. ,

Различные «реалии» эпохи прочитываются в подтексте и многих других басен великого русского баснописца, и проницательные современники всегда умели их прочитать.

■I

2. ПУШКИН ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОИНЕ

1812 ГОДА

По окончании Отечественной войны в «военной литературе» наступает некоторое затишье, в общем-то вполне естественное и объяснимое: великая национальная эпопея требовала глубокого осмысления.

В самом изображении войны довольно долго продолжает господствовать прежняя традиция: о войне пишут ее современники, и неудивительно, что они лишь как бы продолжают свою прежнюю, давно определившуюся тему.

Так, например, Ф." Глинка, написавший свою первую военную песню в июле 1812 года у стен Смоленска, после войны создает целую «сюиту», отразившую наиболее значительные события Отечественной войны - битву под Смоленском («Прощальная песнь русского воина»), Бородинское сражение («Песнь сторожевого воина» и др.), пожар Москвы («Песнь русского воина при виде горящей Москвы») и др. Как и вся поэзия той поры, они лишены исторической конкретности - события угадываются лишь по именам действующих в них лиц, да по географическим наименованиям.

Заметным явлением поэзии той поры стала ода Н. Карамзина «Освобождение Европы и слава Александра I » (1814), где он последовательно проводит весьма знаменательную мысль о том, что фигуры, подобные Наполеону, тем более одиозны, что находятся в вопиющем противоречии с духом времени, что

Сей лютый тигр, не человек,

Явился в просвещенный век.

Он явился в то время, когда: "

" * /

Уже гордились мы Наукой, Ума плодом, добра порукой И славились искусством жить; Уже мы знали, что владетель Отцом людей обязан быть, Любить не власть, а добродетель; И что победами славна Лишь справедливая война.

Преступление Наполеона тем тяжелее, что оно направлено против абсолютных завоеваний человечества , на которые не имеет права покушаться никакое самовластье. В этом и заключалась самая суть мысли Карамзина - в предостережении всем царям, в том числе и Александру I, хотя он и представлен здесь как орудие Провидения, просвещенный властитель, способный оградить незыблемые права человека и поэт обязывает царя блюсти эти права.

Обновление темы Отечественной войны, новый ее поворот

начинается с Пушкина.

В юношеских своих стихотворениях Пушкин еще во многом следует традиции, своим знаменитым предшественникам - в особенности Державину, чья тяжелая лира слышится и в «Воспоминаниях в Царском Селе», и в «Наполеон на Эльбе».

Однако уже в стихотворении («Наполеон» (1821год) поэт выходит далеко за пределы традиции как чисто поэтической, так и той, что существовала в осмыслении исторического опыта, связанного с Отечественной войной. Пушкин впервые в русской поэзии поднимается до осмысления ее в контексте реальной истории Европы, в контексте тех грандиозных политических потрясений, начало которым положила Великая французская революция.

Образ Наполеона видится поэту не только в ослепительном блеске былой славы и как «грозный бич вселенной», но как великая и глубоко трагическая фигура, чья трагедия состоит прежде всего в том, что он предал лучшие идеалы человечества, лучшие его надежды, исполнение которых зависело именно от него, гения, рожденного и вознесенного революцией.

Когда на площади мятежной i Во прахе царский труп лежал И день великий, неизбежный - Свободы яркий день вставал,- Тогда в волненье бурь народных Предвидя чудный свой удел, В его надеждах благородных Ты человечество презрел.

И обновленного народа Ты буйность юную смирил, Новорожденная свобода, Вдруг онемев, лишился сил...

Именно в этом видел поэт самое тяжкое и самое роковое преступление Наполеона, преступление, с которого и началось предопределенное и неотвратимое падение узурпатора, поскольку сама победа русского народа над Наполеоном приобретала теперь и совершенно иной масштаб, и совершенно новый исторический смысл, представая не только как победа над завоевателем, но и как победа над тираном, «похитителем свободы».

Поэтому, клеймя тирана, Пушкин воздает ему и хвалу за то,

что

Он русскому народу Высокий жребий указал, Й миру вечную свободу Из мрака ссылки завещал.

i- I *

В словах «высокий жребий» заключался не только тот смысл, что русский народ был главной силой, сокрушившей всеевропейское владычество Наполеона, но и - в особенности - тот, что в ходе титанической борьбы с вражеским нашествием русский народ впервые осознал своё право на социальную свободу. Пять лет спустя об этом заявит Николаю I декабрист А. А. А. Бестужев. «Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то русский народ впервые ощутил свою силу, - напишет он в своем письме к царю из Петропавловской крепости, - тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а в последствии и народной. Вот начало свободомыслия России... Еще война длилась, когда ратники, возвратясь в домы, первые разнесли ропот в классе "народа. «Мы проливали кровь, - говорили они, - а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили Родину от тирана, а нас опять тиранят господа»... Тогда-то стали говЬрить военные: «Для того ль освободили мы Европу, чтобы наложить её цепи на себя? Для того ль дали конституции Франции, чтобы не сметь говорить о ней, и купили кровью первенство между народами, чтобы нас унижали дома?» .

Как справедливо заметил Б. В. Тимашевский, «размышления Пушкина о войне 1812 г. Никогда не были ретросперктивными суждениями историка, это всегда - отклики на запросы современности». Особенно характерны в этом отношении произведения Пушкина 1830-х годов: стихотворения «Перед гробницею святой» и «Полководец» и прозаический этюд «Рослеслав».

Стихотворение «Перед гробницею святой» было написано в 1831 г., когда в связи с польским восстанием в Европе стали раздаваться призывы к новому походу на Россию.

Клеветникам России, ее заклятым врагам, замышляющим новый крестовый поход на нее, поэт бросает гордый вызов:

Так высылайте ж нам, витии, Своих озлобленных сынов: Есть место им в полях России, Среди нечуждых им гробов.

В 1835 г. Пушкин пишет стихотворение «Полководец», замечательное не только тем, что в нем воссоздан выразительнейший портрет выдающегося полководца Барклая де Толли, но и тем, что, раскрывая неоценимые услуги Барклая перед Отечеством, печальное величие и драматизм его судьбы, оно, как и все пушкинские произведения об Отечественной войне, резко противостояло официальной точке зрения, которая все содержание великой народной эпопеи сводила лишь к триумфу русского царя.

О вождь несчастливый!.. Суров был жребий твой: Все в жертву ты принес земле тебе чужой. Непроницаемый для взгляда черни дикой, И, в имени твоем звук чуждый не возлюбя, Своими криками преследуя тебя, Народ, таинственно спасаемый тобою, Ругался над твоей священной сединою.

Объясняя эту историческую несправедливость вполне объективными причинами - недостатком народного доверия к иностранцу, - Пушкин тем самым подчеркивал именно решающее значение этого довЬрия в судьбах Отечественной войны. «Один Кутузов мог предложить Бородинское сражение, - писал он, поясняя смысл «Полководца», - один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог остаться в этом мудром деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один облечен был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал!».

Всего два года разделяют «Полководца» и лермонтовское «Бородино» (1837). «Всего» - потому что разделяют они не просто два произведения, а два поэтических поколения: поколение современников Отечественной войны и поколение тех, для кого она была уже весима отдаленной историей. Впрочем, правильнее говорить о встрече поколений, потому что еще в 1830 - 1837 г.г. Лермонтов написал стихотворение «Поле Бородина», в котором не без основания видят первый вариант будущего «Бородина». Именно на примере этих двух вариантов легче уяснить то новое, что принесло в тему Отечественной войны поколение Лермонтова.

По своему «жанру» «Поле Бородина», как и классическое «Бородино», представляет рассказ старого воина о Бородинском сражении. Есть в нем и целый ряд характерных выражений, стилистических слитков, которые в «Бородине» станут своего рода опорными, ключевыми:

«Ребята, уж не Москва ль за нами? Умремте ж под Москвой, Как наши братья умирали! » И мы погибнуть рбещали И клятву верности сдержали Мы в бородинский бой.

Рука бойцов колоть устала, И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел.

Однако это все же лишь отдельные находки; общий же образный строй несет на себе явные следы старой условно- романтической палитры. Например:

Л","

Шумела буря до рассвета; Я, голову подняв с лафета, Товарищу сказал: «Брат, слушай песню непогоды: она дика, как песнь свободы». Но, вспоминая прежние годы, Товарищ не слыхал.

Или:

Мой пал товарищ, кровь лилася, Душа от мщения тряслася, И пуля смерти пронеслася Из моего ружья.

«Бородино» - верх стилистической цельности и, отсюда, изобразительного совершенства. Сказался здесь, вероятно, и возмужавший талант Лермонтова, но главное было в другом - в безграничных художественных возможностях, которые открылись для поэзии с победой реализма. Пушкинского реализма. Это был принципиально новый уровень, тип поэтического мышления, гарантирующий неизмеримо большую полноту художественного отражения, неизмеримо большее многообразие изобразительных средств. Этот новый уровень, достигнутый и утвержденный в творчестве Пушкина и Лермонтова, станет той отправной точкой, с которой начнется триумфальной шествие русского реализма во второй половине XIX века.

) I "

* г

3. «ПИСЬМА РУССКОГО ОФИЦЕРА» Ф.ГЛИНКИ

В 1815-1816гг. вышли «Письма русского офицера» Федора Глинки. Книга представляла тем больший интерес, что это были не столько мемуары, сколько «живые репортажи» о событиях, в которых довелось участвовать автору. «Окруженный шумом весенних бурь, - вспоминал он, - я посвящаю все свое время одним обязанностям службы. Иногда только, в минуты общего вдохновения, при свете полевых огней, часто на самом месте боя изливал я, как умел, мысли и чувства мои на бумаге». Подтверждал это и К. Н: Батюшков: «Один Глинка писывал в походе».

Замечательно, что уже в письме от 10 мая 1812 г., то есть за полтора месяца до начала войны, писатель не только предсказывает скорое ее начало, но и говорит о том, какова она будет, эта грядущая война: «Война эта должна быть необыкновенно ужасна!.. Наполеон, разгромив большую часть Европы, стоит, как туча, и хмурится над Неманом. Он подобен бурной реке, надменной тысячью поглощенных источников; грудь русская есть плотина, удерживающая стремление: прорвется - и наводнение 6} ^т неслыханно! О, друг мой! Ужели бедствия нашествий повторятся в дни наши?.. Ужели повторение? Нет! Русские не выдадут земли своей! Если недостанет воинов, то всяк из нас будет одной рукой водить соху, а другой сражаться за Отечество!».

В первые же дни войн£1 он вступает в армию и принимает участие в боях под Смоленском. В письмах этих дней он рассказывает о беспримерном героизме защитников города, о широчайшем размахе народной войны, в которую на его глазах превращалась борьба с наполеоновским нашествием. «Мой друг! - пишет он. - Настают времена Минина и Пожарского! Везде гремит оружие, везде движутся люди! Дух народный, после двухсотлетнего сна, пробуждается, чуя угрозу военную».

Восхищаясь храбростью и стойкостью русских солдат, мужеством и самоотверженностью народных ополченцев, пришедших под стены Смоленска, писатель, однако, испытывает иногда некоторое недоумение. Например, он явно озадачен тем фактом, что разрастающаяся день ото дня народная война не только не встречает в правительственных кругах должного призвания, но, напротив, даже пугает их. «Дух пробуждается, души готовы, *- пишет он 19 июля. - Народ просит воли, чтоб не потерять вольности. Но война народная слишком нова для нас. Кажется, еще боятся развязать руки. До сих пор нет ни одной прокламации, дозволяющей собираться, вооружаться и действовать где, как и кому можно».

Боевой путь Глинки идет через всю войну. Писатель-воин постоянно в боях, в самых «горячих» местах -в арьергарде отступающих войск, в авангарде наступающих. Он участвует во всех главных сражениях двенадцатого года -под Смоленском и при Бородине, и у Вязьмы... вместе со своим Апшеронским полком он проделывает весь заграничный поход русской армии 1813-1814гг.

Первые главы «Писем русского офицера» начали выходить еще в 1812 году и сразу же привлекли к себе огромное внимание. «Письма эти, - вспоминал один из современников, - по появлении своем имели блистательный успе^, они с жадностью читались во всех слоях общества, во всех концах России. Красноречивое повествование о свежих еще, сильно волновавших событиях, живые, яркие картины, смело нарисованные в минуты впечатлений, восторженная любовь ко всему родному, отечественному и к военной славе, все в них пленило современников. Я помню, с каким восторгом наше, тогда молодое, поколение повторяло начальные строки письма от 29 августа 1812 г.: «Застонала демля и пробудила спавших на ней воинов. Дрогнули поля, но рдца покойны были. Так началось беспримерное сражение Бородинское».

В 1839 г. Глинка написал «Очерки Бородинского сражения» - развернутое, красочное описание этой величайшей битвы Отечественной войны, описание, которое, по выражению В. Г. Белинского, «дышит чем-то гомерическим, как будто выхвачено из эпоса, и производит впечатление, аналогическое с тем, которое производят на душу подвиги героев «Илиады»... Очерки главных дЬйствователей у, г.Глинки ярки и живы; с неутомимым интересом, с сильным сердечным биением и усиленным пульсом следишь за каждым из них, отдаешь ему весь, и забываешь на миг все остальное. Общие взрывы описаны не менее живо и действуют с какою-то оглушительной силою ». «Ксенофонту Бородина» - с такою надписью по дарил Глинке В. А. Жуковский своего «Певца во стане русских воинов».

4. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИСТОРИЧЕСКОЙ БЕЛЛЕТРИСТИКИ. ТРИ СТАРИННЫХ РУССКИХ РОМАНА...

В конце 1820-х - начале 1830-х гг. тема Отечественной войны начинает возрождаться в произведениях исторической беллетристики. Первые опыты в этом роде - «Изидор и Анюта» А. Погорельского и «Вывеска» О. Сомова - правда, достаточно скромны (особенно повесть Погорельского), но как первые подступы к теме они все же заслуживают определенного внимания.

За повестью О. Сомова нЬльзя не признать даже определенных и весьма значительных по тому времени художественных достоинств. Это и хорошее знание предмета, и занимательность повествования, и естественность и простота стиля. Повествуя о нелегкой судьбе провинциального французского парикмахера, о его злоключениях во время похода в Россию, Сомов стремится увидеть войну глазами солдата вражеской армии, раскрыть бесчеловечную сущность наполеоновского вторжения как бы «изнутри». В описании событий, которое Сомов вкладывает в уста француза, правда, чувствуются русские источники («Письма русского офицера» Ф. Глинки, «Походные записки русского офицера» И. Лажечникова), но эта своеобразная переплавка наблюдений русских участников войны во впечатления наполеоновского солдата произведена писателем, надо сказать, достаточно искусно.

В 1831 г. Появляется роман М. Н. Загорского «Росласлев, или Русские в 1812 году».» 1 Это был настоящий, «полнометражный» исторический роман с широким охватом событий, с массой действующих лиц, с острым драматическим сюжетом. Современники проявили к нему живейший интерес, тем более понятный, что за два года до того Загоскин написал первый в русской литературе исторический роман «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» и уже успел снискать славу «Русского

Вальтера Скотта».

В предисловии к новому роману Загоскин писал: «Предполагая сочинять эти два романа, я имел в виду описать русских в две достопамятные эпохи, сходные меж собою, но разделенные двумя столетиями; я желал доказать, что хотя наружные формы и физиономия русской нации совершенно изменились, но не изменились вместе с ними наша непоколебимая верность к престолу, привязанность к вере предков и любовь к любимой стороне». На этой нравственно- политической «триаде» и основывается содержание романа.

Со стороны чисто литературной новый роман Загоскина не слишком уступал «Юрию Милославскому». Та же в нем была живость изображения, то же хорошее знание русского быта, та же была увлекательность повествования. Однако сейчас все это воспринималось во многом по-иному. Если «Юрий Милославский» повествовал о временах почти незапамятных, то в «Рославлене» речь шла о совсем еще недавнем прошлом, которое не только не забылось, но и продолжало жить в настоящем в виде целого ряда острейших нравственно-социальных проблем. То есть, иначе говоря, новый роман 3"агос,кина, в отличие от первого, был не столько романом историческим, сколько романом о дне. А потому и критерии, с которыми современники подошли к новому роману, во многом отличались от тех, что они применяли к «Юрию Милославскому»: если в изображении жизни VII в. Загоскин вполне мог положиться на свое отличное знание русской старины, художественно е воссоздание которой уже само по себе имело в глазах читателей большую ценность и обеспечивало уму вполне дог гточное доверие, то к изображению войны 1812 года они имели возможность подойти с точки зрения своего собственного опыта, узнать или не узнать себя в героях «Рославлева», а это был уже другой, гораздо более конкретный и строгий критерий. Поэтому неудивительно, что, несмотря на довольно широки «массовый» успех, в серьезной критике новый роман Загоскина был встречен весьма холодно. Правда, всегдашние достоинства Загоскина-художника - умение «рисовать отдельное сцены и картины простонародного и помещичьего деревенского быта» (В. Г. Белинский) - отмечались и здесь, но это было и все, что говорилось в похвалу его нового романа.

Роман, надо полагать, оставил бы в истории русской литературы след и еще менее заметный, если бы не то неожиданное и в некотором роде особое внимание, которое проявил к нему Пушкин. Нет, Пушкин не переоценивал достоинств романа. Общее его мнение не расходилось ни с оценкой Белинского, ни даже с уничтожающим суждением П. А. Вяземского, считавшего, что «в «Рославлеве» нет истины ни в одной мысли, ни в одном чувстве, ни в одном положении». Показательнее было другое: вскоре же после появления «Рославлева» Пушкин принимается писать нечто вроде «ответа» на него, причем делает это в весьма своеобразной форме: от лица некоей дамы, якобы близко знавшей главную героиню загоскинского романа - Полину, он намерен изложить свою версию событий, о которых шла речь в романе.

Ярко, проникновенно, с искренним восхищением и любовью пишет рассказчица нравственно-духовный портрет своей подруги. Полина умна, образованна, независима. Ее суждения исполнены глубины и оригинальности. Ей присуща какая-то особая нравственная отвага. Но что, пожалуй, особенно в ней поражает и восхищает, - это какое-то удивительное тонкое и обостренное чувство национального достоинства, чувство, которому равно чужды и тупое «охотнорядское» чванство, и не менее тупое и унизительное барское пренебрежение к национальным традициям. Полина испытывает жгучий стыд, истинное унижение, когда сановные, ее соотечественники, эти «обезьяны просвещения», откровенно скучают в обществе великой мадам де Сталь, но спешат подхватить и разнести по городским гостиным ее не слишком скромный каламбур, брошенный им ею как бы в виде милости. Однако она искренне восхищена тем, как та же мадам де Сталь сказала одному «старому, несносносному шуту», который из угождения к иностранке вздумал было смеяться над русскими бородами: «Народ, который, тому сто. г, отстоял свою бороду, отстоит в наше время и свою голову».

Патриотическое чувство Полины чрезвычайно взыскательно и щепетильно. Истинная любовь к Отечеству, в ее представлении, предполагает высокую духовность и только потому может возвыситься до жертвенности. Оттого ей одинаково отвратительны и убогая безнародность «светской черни», и угрюмый шовинизм «гонителей Кузнецкого моста», который в дни, когда над Отечеством нависла смертельная опасность, обернулся обыкновенной трусостью, поспешными сборами «в саратовские деревни», в надежде, что «ожесточившийся народ» сам поднимет знамя Минина и Пожарского.

Настоящий патриотизм - чувство слишком высокое и обязывающее, что его унижать до огульного поношения всего иноземного, до смешных выходок вроде сжигания «десятка французских брошюрок» или отказа от лафита в пользу кислых щей. Полина это понимает. И чтобы выразить всю глубину своего презрения к этой «проворной перемене и трусости», она «на бульваре, на Пресненских прудах нарочно говорила по- французски; за столом в присутствии слуг нарочно оспоривала патриотическое хвастовство, нарочно говорила о многочисленности Наполеоновых войск, о его военном гении.» И мы, конечно же, ее понимаем, когда в ответ на укоры «в приверженности ко врагу отечества» она с гордостью заявляет: «Дай бог, чтобы все русские любили свое отечество, как я его люблю».

Вскоре Пушкин оставил работу над «Рославлевым» и больше к нему не возвращался. Учитывая тот факт, что заявленное в начале повествования намерение дать иную в сравнении с романом Загоскина версию событий осталось не осуществленным, естественно, как будто предположить, что Пушкин просто не завершил своего рассказа. Однако такое предположение было бы все же вряд ли основательным. Ибо главная, а лучше сказать единственная цель, ради которой он, собственно, и вступил в столь необычную полемику с Загоскиным, была, несомненно, достигнута и не нуждалась более ни в каких других сюжетных подтверждениях. Ему важно было выразить свое понимание истинного патриотизма, и он блистательно решил эту задачу, создав яркий и неотразимо убедительный образ Полины, который, начисто отменяя версию Загоскина, делал какие бы то ни было дальнейшие объяснения с ним совершенно излишними. Больше того, для выражения своей мысли Пушкин нашел еще более лаконичную и потому еще более емкую форму: публикуя этюд-пять лет спустя в «Современнике», он сократил его ровно вдь^е, замкнув повествование фразой «Наполеон был такая бестия, m-me de Stael претонкая штука!» Тем самым он не только придал рассказу совершенно новую сюжетную динамику, но и в значительной степени усилил его современное звучание, показав, что столичный «большой свет» 1830-х годов остался таким Же тупым, каким он был и четверть века назад. «Недавно, - заключает свой рассказ подруга Полины, - рассказывала я все это в одном очень порядочном обществе». «Может быть, - заметила мне, -me de Stael была не что иное, как шпион Наполеонов, а княжна доставляла ей нужные сведения». - «Помилуйте, - сказал я, - me de Stael, десять лет гонимая Наполеоном, благородная, добрая -me de Stael, насилу убежавшая под покровительство русского императора, -me de Stael, друг Шатобриана и Байрона, - me de Stael будет шпионом у Наполеона!..» - «Очень, очень может статься, возразила востроносая графиня Б.- Наполеон был такая бестия, а - me de Stael претонкая штука!».

Через несколько лет Гоголь в «Мертвых душах» даст к этой сцене красноречивый аналог, приведя «сметливое предположение» обитателей губернского города насчет того, «что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон»...

4. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИСТОРИЧЕСКОЙ БЕЛЛЕТРИСТИКИ. ТРИ СТАРИННЫХ РУССКИХ

РОМАНА

Остановимся на судьбе трех забытых литераторов. Они не случайно привлекают наше внимание так, обращаясь к развитию русской исторической прозы, нельзя обойти Рафаила Зотова, одного из самых плодовитых романистов своего времени Деятельность Николая Греча не менее достойна почтения: он был не только автором одного из популярнейших тогда романов, но заметной (и далеко не однозначной!) фигурой литературной жизни 10-30-х годов, создателем кёплохих учебных книг по русскому языку, наконец писателем,/оставившим нам интересные мемуары. Менее известен Николай Коншин, однако его личность постоянно обращала на себя внимание исследователей: в его судьбе и его творчестве отразились характернейшие черты эпохи литературного романтизма.

Итак, эти писатели интересны и сегодня, а их романы и ныне остаются не только памятником литературы прошлого, но способны и волновать нас, и подвести к размышлению о немаловажных вопросах.

При дворе Павла 1 хорошо знали дворцового гренадера Михаила Зотова, отличавшегося необычайной силой: он мог нести человека на вытянутой руке и, на удивление публики, легко гнул руками подковы. Это* офицер, внук Бату-хана, брата последнего крымского владыки Щагин-Гирея, сын татарского атамана, был отцом будущего писателя - Рафаила Михайловича Зотова (1795 - 1871). Матерью же его была простая крестьянка...

Наделенный от природы незаурядными способностями, юный Рафаил, окончив в 14 лет Петербургскую гимназию, отлично знал немецкий и французский языки и был страстным любителем литературы и драматических представлений. Поэтому не случайно поступил он на службу к главному директору театров обер-камергеру Л. Нарышкину. Недолго, однако, длилась эта служба: настал 1812 год, круто повернувший судьбы россиян. Исполненный патриотического порыва, шестнадцатилетний Рафаил Зотов вступает в ополчение. 5 сентября вместе со своею колонной он покидает северную столицу и с тех пор вплоть до окончания похода с полной самоотверженностью (он 10 раз был ранен) участвует в антинаполеоновской компании, пройдя с русской армией всю Европу. Перипетии своей военной судьбы

Зотов позже правдиво опишет в «Рассказах о походах 1812 и 1813 годов прапорщика Санкт-Петербургского ополчения».

По возвращении из похода он подает в отставку, женится в 1816 году на М. И. Пикулиной и с головой уходит в театральную жизнь. Будучи с 1818 по 1836 год начальником репертуара русского театра, он пишет сам для сцены и переводит. Его театральное наследие - более 100 пьес в стихах и прозе. В это время появляются на сцене его произведения. Так, в 1818 году был представлен в Петербургском театре «Ермак», а затем - опера «Куликовская битва» , далее последовали «Александр и София или Русские в Ливонии», «Юность Иоанна, или Нашествие Тамерлана на Россию» и другие. Эти постановки отличались определенностью авторского отношения к событиям, велеречивыми монологами, необычайными совпадениями, эффектными сценами; герои здесь были четко разграничены на положительных, достойных, с «светлой душой» и отрицательных, недостойных, бесчестных. Такого рода прямолинейность наблюдается и в прозе Р. Зотова, на стиль которой оказало некоторое воздействие «театральное мышление автора».

Возможно, к этому времени относится и его знакомство с Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, которые по вечерам иногда к

нему заглядывали.

В 1836 году, поссорившись по одному служебному делу с всесильным директором императорских театров А. М. Гедеоновым, Зотов вызвал его на дуэль. Это повлекло за собою отставку и закрыло двери к служебной карьере. Пятнадцать лет он зарабатывал на жизнь,- делая выборку из политических зарубежных изданий в рубрику «Заграничные известия» для газеты Греча «Северная пчела». «Так он перебивался... «из кулька в рогожку»] как говорится, и жил, не унывая, с грехом пополам, ни шатко ни валко, - вспоминал один из современников. - Между четырьмя и пятью часами дня Рафаила Михайловича можно было встретить зимою в бекеше с бобровым воротником, летом - в толстом пальто, с тростью в руке на Невском проспекте, где он гулял, окончив работу, напевая про себя оперный мотив и перенесясь мыслью в прежнее невозвратное время...» Вновь получить должность помог случай. Однажды в «Северной пчеле» Зотов поместил фельетон по поводу открытия Благовещенского моста. В фельетоне были стихи, которые показались очень лестными министру путей сообщения графу Клейнмихелю. Он-то и предложил Зотову место члена Совета путей сообщения. Но это произойдет в 1852 году.

А пока с присущим ему энтузиазмом Зотов писал роман за романом: в тридцатых годах выходит «Никлас, Медвежья Лапа, атаман контрабандистов или Некоторые черты из жизни Фридриха II», исторические повести «Студент и княжна, или Возвращение Наполеона с острова Эльбы» и «Наполеон на острове св. Елены», пятичастная «Военная история Российского государства», «Шапка юродивого, или Трилиственник. Исторический роман из времен Елизаветы и Екатерины», - в сороковых - «Бородинское ядро и Березинская переправа», «Фра- диаволо, или Последние годы Венеции». В пятидесятые годы появляются «Исторические очерки царствования императора Николая I », «Таинственные силы, или, Некоторые черты из царствования императора Павла I», «Две сестры, или Смоленск в 1812 году». Вот далеко не полный перечень написанного Рафаилом Михайловичем Зотовым.

Интерес к истории сопутствовал писателю всю жизнь: то он углублялся в русскую древность, то касался недавнего военного времени, с особым пристрастием писал об эпохе Александра I, о величии русской армии -освободительницы, о славных людях русской армии. Ему, «старому служаке», была присуща искренность гражданско-дидактических убеждений, солдатская прямолинейная ясность в представлениях о долге, чести и присяге...

Деятельный характер писателя проявлялся не только в многочисленных литературных опытах. Его заботило благо России, «устроительство дел государственных». Он выступает с разнообразными проектами, имеющими целью всеобщее благосостояние. То пишет о необходимости постройки железной дороги между Петербургом и Одессой, то подает проспекты об охране российских,рек, об учреждении гражданской стражи, о новых шоссе, или о всеобщей воинской службе не более трех лет, о помощи нищим...

Среди романов Р. Зотова «Леонид, или некоторые черты из жизни Наполеона» был одним из наиболее популярных; он выдержал четыре издания, что свидетельствовало о внимании к нему читателей. Популярность эта объяснялась прежде всего пристрастием современников к историческому жанру: все потянулись к истории. «В наше время, - писал Петр Сумароков в предисловии к своим повестям, - тысячи романв бывают раскуплены, прочитаны и расхвалены, может быть, только за то, что заглавию их прибавлено волшебное слово исторический ». Но не только в этом дело. Когда уже были написаны романы Достоевского, Толстого, и прежний Антоша Чехонте уже становился известным Чеховым, - Зотова издавали, переиздавали; последнее роскошное издание одного из романов писателя вышло у Сытина в 1905 году. Читатель был, как правило, увлечен сюжетом Зотова: события одно другого неожиданнее беспрестанно здесь сменялись, десятки непредвиденных (часто почти невозможных) совпадений, удивительных происшествий буквально не давали опомниться.

Повествование насыщено упоминанием самых известных полководцев, дипломатов, государственных деятелей, все они как бы непроизвольно сталкиваются с главным героем романа, лицом, созданным воображением писателя, беседуют с ним, принимают участие в его судьбе. Таким образом, не герой действует в истории, а история служит поводом для рассказа о

необыкновенного героя.

В том, как складывается судьба, есть сказочно- гиперболическая невероятность: Леонид успешно сражаеися против Наполеона, а затем удивительным образом, не оставляя мысли о милом своем отечестве, оказывается у него на службе, даже выполняет роль его шпиона в Австрии и, пройдя через массу приключений, возвращается на Родину.

«Повороты» событий в романе определялись удивительного рода случайностями. Вот, например, в единоборстве с массой французских солдат, уже почти опрокинутый ими, Леонид попадает палашом по висевшему на колесе фитилю; тлеющий конец его касается затравки орудия, раздается выстрел, и герой спасается, - отброшенный через колеса на сажень. Чудесным образом автор оставляет в живых и другого своего героя - Евгения: «Евгений был сбит с ног, и через него поскакал неприятельский эскадрон. По какому-то невероятному счастью, которое, впрочем, так часто встречается на войне, ни одна лошадь не наступила на Евгения, и когда все промчались, он... пошел потихоньку к лесу...». Подобного в романе много, но чудеса эти на грани вероятного - могло быть и такое. Бывало!

Удивительны и совершаемые героем подвиги. Леонид дважды спасает своего друга Евгения, затем и его сестру Наташу, позже - солдата Варлама и многих других; он едва не захватывает в плен Наполеона, выдерживает при защите батареи борьбу с сонмом французских солдат, мешает сладострастному негодяю Сельмару лишить чести немецкую девушку; умелыми действиями уничтожает с вверенным ему полком целое подразделение французской армии и т. д.

Леонид (это имя значит по-гречески подобный льву), самою судьбою предназначенный, чтобы восхищать воображение всех, всегда неожиданно торжествует, выскальзывает невредимым из самых, казалось бы безвыходных обстоятельств. Он являет собою примеры благородства, скромности, любезности,

богобоязненности и одновременно - смелости, решительности, самоотверженности, доброты и чувства долга.

Вместе с тем герой был «идеальный» сын своего века и своей среды: благопристойный, глубоко и искренно преданный не только русскому императору, но самой идее «помазанника божия». Благоговеющий перед любым венценосцем, он считает своим долгом служить ему, хотя и лишен слепого верноподданнического фанатизма и всегда сохраняет свое человеческое достоинство. По крайней мере он всеми силами души искренно стремится к добру, как он его понимает, к красоте, как он ее чувствует. Короче - он стремится быть человеком, поступающим благородно, по законам чести. Именно эти его черты, отмеченные автором, так или иначе привлекают

наши симпатии.

Рецидивы исторически объяснимых верноподданнических чувств, своеобразие патриотизма, исповедуемого героем, не помешают современному читателю ощутить и истинные патриотические настроения, господствующие в русском обществе во время французского нашествия 1812 года, и сочувственно отозваться душой на искренние порывы любви к Отечеству. Разве не вечно современно сказанное зотовским героем Леонидом о патриотизме: «Дай бог, чтобы это чувство никогда не ослабевало в сердцах русских. Первый день равнодушия нашего к отечеству - будет последним днем его славы и могущества. Не дай бог, чтобы это чувство никогда не ослабевало в сердцах русских. Первый день равнодушия нашего к отечеству - будет последним днем его славы и Могущества не дцй бог ни детям, ни внукам нашим дожить до этого».правда, Леонид далеко не всегда выдерживает испытания жизни, совершает проступки, опрометчивые шаги. Но его ошибки столь понятны и, как правило, непроизвольны, его раскаяние столь очевидно, что в конечном счете, несмотря на его странности и предубеждения, некоторую социальную ущербность представлений,

сказывающуюся в отношении к иным людям, и даже нравственные падения, происходящие вследствие минутных сердечных слабостей, - ореол героя и человека всяческих достоинств остается при нем.

Мы напрасно стали бы искать в романе Р. Зотова стремление к тому глубинному проникновению в историю, которым отличались лучшие образцы декабристской исторической прозы, наиболее значительные произведения Н. Полевого, М. Загоскина, и И. Лажечникова или непревзойденная повесть Н. Гоголя «Тарас Бульба». Исторические события являются у Зотова, как уже говорилось, декорацией, фоном, на котором разыгрываются драматические происшествия из жизни главного героя. Желая придать этим событиям особую увлекательность, автор как бы «подгоняет» их под свой замысел и для этого вводит в свой роман таинственную фигуру графини Б., являющуюся тайным организатором множества межгосударственных отношений и военных столкновений с предначертанным ей исходом. При этом одним из основных соучастников антинаполеоновского замысла оказывается... Талейран.

Здесь (как и в других случаях) Зотов основывается вовсе не только на фантазии. Ведь «сложные» отношения между Наполеоном и Талейраном - исторический факт. Уже встреча Александра I и Бонапарта в Эрфурте (28 сентября 1808^года) обнаружила удивившую тогда Александра позицию Талейрана, убеждавшего наедине русского императора «спасти Европу», ибо «русский государь должен быть союзником французского народа», и позже выступавшего как «Анна Ивановна», шпионящая в пользу и за счет императора Александра I».

Или, например совершенно соответствует историческим данным то, что за полтора года до начала русской компании Наполеон стал «не только размышлять вслух о войне с Россией, но и серьезно изучать этот вопрос». Подобный же факт, представленный в романе Зотора многоречивыми монологами Наполеона и спорами, возникающими в его окружении, изображается с наивной откровенностью, причем психологическая подоплека словесных баталий заметно упрощена.

Итак, в «Леониде...» было немало авторских вольностей, фантазий на тему истории, что вполне соответствовало романтическому отношению к изображению прошлого; отчасти же это были даже «приемы», возвращающие к опытам предромантической прозы. Однако успехи отечественной исторической романистики, личный жизненный опыт автора, влияние Вальтера Скотта не могли не сказаться на художественной стилистике романа, и видимость достоверности явилась одной из направляющих его сюжета. Поэтому-то так интересны многие бытовые сцены, некоторые военные и «светские» эпизоды, самое развитие интриги, наконец «заставки», в которых дается широкая панорама эпохи.

Исторические несоответствия забываются в ярком динамизме событий. Постоянно возникающие нравственные вопросы заставляют с волнением следить за «колебаниями» характеров и обстоятельств. Таким образом намечаются и контуры событий всей в целом истории наполеоновских войн, главное же - настроений и ощущений их участников (многое Зотов знал по собственному опыту).

Правдоподобно отражены в романе некоторые светские, провинциальные, армейские межгрупповые, кастовые отношения, причем автор, естественно, передает их с позиции своего воемени и основываясь на исторических реалиях.

Вспомним в связи с этим, что Зотов проводит своего героя во многом через те же события и сталкивает со многими из тех общественно-исторических явлений, которые много лет спустя будет художественно осмыслять;JI. Н. Толстой в своем всемирно известном реалистическом романе-эпопее «Война и мир»: тут и сражения, и знаменитые дипломатические встречи, наконец - тайные международные общества (масонов и др.). кстати сказать, роман Р. Зотова был Л. Толстому известен, среди многих других книг служил ему материалом во время работы...

Однако в художественном освоении материала между этими произведениями поистине пролегает бездна!

Не только жизнь героя, но и черты времени воссоздаются Р. Зотовым - участником тех событий, так сказать, поверхностно, на бытовом уровне. Толстой - даже факты очень личной жизни героев как бы подключает к основной задаче: отразить в историческом движении «мысль народную». Отсюда и многогранность исторических событий, и их сложное отражение через переживания и размышления различных лиц, находящихся на разных общественных уровнях и представляющих самые широкие слои народа.

Толстой наполняет обстоятельства жизни героев существенными приметами времени, приобщает их к миру, «где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов», вплетает частные события в общую картину, которая ощущается читателем как неизбежная в своей объективной закономерности. Ведь почти каждое эпохальное событие отражается в суждениях, намерениях и поступках многих толстовских героев, вскрывает черты их характеров, выявляет их отношения друг к другу и сказывается не только на их судьбе, но и на существенных изменениях их внутреннего облика. Отсюда - правдивое подключение к истории «самых обыкновенных простых лиц и

событий, связанных между собою художественной

необходимостью».

Не будем однако же судить Р. Зотова за то, что он не Толстой. Та поверхностная объективность, которая создана им - очевидцем, - содержит немало для нас ценного; даже из натуралистических элементов, из многочисленных

второстепенных фактов складывается мозаичная, но тем не менее

небезынтересная картина...

Между тем современная Р. Зотову критика была к писателю беспощадна. Например, Кс. Полевой, оценивая роман как «сброд происшествий, воющих от ужаса, когда они сближены», отрицая истинность изображения, давал суровую официально- дидактическую характеристику некоторым «неуставным» действиям героя и его случайным, нравственным падениям и считал, что автора можно похвалить только за то, что «он хотел написать хорошую книгу». Суров был В. Г. Белинский, иронически заметивший: Зотов «имеет удивительную способность писать плодовито и широко: прочитав одну часть его романа, вы думаете, что прочли целые пять романов».

Более поздние оценки были справедливее. Так, рецензент «Исторического вестника», отметив, что писатель пользовался в свое время большой известностью, указывал, что «Р. Зотов, уступая по силе дарования Лажечникову и Загоскину, занимает в литературе место непосредственно за этими романистами», и замечал, что в отличие от названных авторов Зотов «изображал лица, имеющие всемирное значение». В этой заметке было верно сказано, что в зотовском романе «кроме компаний Наполеона с 1806 по 1814 год, дипломатических интриг, тайных обществ, заговоров, военных действий той эпохи, изображены нравы нашего общества, быт помещиков, пользовавшихся всеми возмутительными правами крепостничества, едва выносимое невежество народа под гнетом вечного рабства, жизнь нашего солдата под тяжестью жестоких дисциплинарных условий».

Все это заметит в романе Зотова и современный читатель.

[Через два с небольшим месяца после начала Отечественной войны 1812 года в Петербурге вышел первый номер еженедельного исторического, политического и литературного журнала «Сын Отечества», основанного Николаем Ивановичем Гречем (1787-1867). Задача этого издания заключалась в том, чтобы вдохновлять русское общество на борьбу с наполеоновским нашествием. В то время вокруг журнала сплотились патриотические силы. В нем было напечатано вдохновенное «послание к русским» адъюнкт -профессора нравственных и политических наук Царскосельского лицея А. П. Куницына, утверждавшего идеи народного героизма в борьбе против захватчиков, патриотические басни И. А. Крылова и многие другие сочинения, исполненные священной ненависти к завоевателям, высокого ратного духа. Патриотической цели служили помещаемые в журнале воззвания и многие политические статьи, а так же серии антинаполеоновских карикатур. Этот хорошо известный современникам журнал процветал благодаря энергичному, хорошо образованному редактору, уже испытавшему себя на ниве журналистики (вместе с другими литераторами он уже издавал три журнала: «Гений времен», «Журнал новейших путешествий», «Европейский музеум»).

Основание «Сына Отечества», консолидация вокруг него прогрессивных литераторов не было случайностью в биографии Н. И. Греча, журналиста, филолога, писателя, многообразная деятельность которого вполне заслуживает внимания потомков. Было бы неверно, памятуя возникший позже, после 1825 года, «союз» Н. И. Греча с Ф. В. Булгариным и даже известную конфронтацию с А. С. Пушкиным в 1830-1831 годах (в связи с изданием журнала «Современник»), однозначно считать писателя безнадежным консерватором и поборником ортодоксально- монархической политики. {Деятельность Н. И. Греча сложнее и принесла немало пользы отечественной словесности. Достаточно в связи с этим упомянуть о дружеских отношениях, которые сохранились у Греча с Пушкиным до конца его дней, или вспомнить одно из итоговых сочинений позднего Н. И. Греча «Записки о моей жизни»," содержащие отнюдь не благонамеренные, но весьма критические суждения и бытописательные зарисовки монархической верхушки, по сей день вызывающие иктерес. Нельзя забывать и заслуги н. Греча на поприще филологии: его «Учебную книгу российской словесности», «Опыт" краткой истории русской литературы, «Практическую русскую грамматику» и др. Одним словом, близость к Булгарину далеко не определяет лицо общественно- литературной биографии Н. И. Греча и тем более - Греча - писателя, известного нам романами - «Поездка в Германию» (1831) и «Черная женщина» (1834)».

В первом из этих произведении, написанном в виде путевых записей и писем, следуя отчасти традициям нравственно- дидактических романов, Греч обращается к жизнеописанию петербургских немцев, рассказывает о жизни и истории романтической любви благородного и восторженного

Мстиславцева. Второй - также не исчерпывается «семейной историей» и повествует о самых разных, порою таинственных явлениях. Не случайно этим произведением увлекались современники...

Не только область истории, но открытая романтикам сфера фантастического, восходящего к фольклёрным мотивам и содержащего «порывы человеческого духа» к неизвестному, таинственному, высокому, предстает здесь читательскому взору. В мистике, в скрытых, непонятных явлениях, чреватых, как предполагалось, неограниченными возможностями власти над окружающими, в еще непонятных сознанию человека тайных связях с «силами природы», оказывающих влияние на нашу жизнь, мысль и чувства людей как бы* проникали в «иной мир», в котором самоутверждение личности неограниченно. Здесь романтические писатели черпали материал для «чудесных образцов. Нередко сюжет фантастических произведений развивался в связи с изображением окружающей повседневности, с повествованием о жизни современного общества или на фоне известных исторических событий. К таким произведениям принадлежит «Черная женщина» Греча. Ее главный герой, князь Алексей Кемский, образованный молодой человек, живущий богатою духовною жизнью и являющий собой пример добросердечия, отзывчивой непосредственности в отношении к людям и внутренне сосредоточенности, - зачастую забывает о печальных неожиданностях жизни и не умеет даже вообразить, как далеко могут зайти козни окружающих его людей, вроде его сводной сестры Алевтины, племянников «эгоистов и бездушников» или коварного Лемешова и стряпчего Тряпицына. Но всякий раз, когда несчастье, горькое разочарование или обман ожидают его, - вдруг черная женщина как видение, предваряющее мрачное событие или предостерегающий от

рокового поступка.

Однако писатель вовсе не исповедовал только слепую веру в потусторонние силы. Его взгляд на таинственное диалектичен, и в этом можно удостовериться из рассуждений героя о «видениях»: «Мысль ли это, облеченная воображением в видимые формы, затаившееся ли в душе воспоминание былого случая, которое в памяти рассудка исчезло...» Вместе с тем Кемский думает, что «видения наяву, когда человек обладает всем рассудком и всеми чувствами», «имеют связь с... душевными движениями, прошедшими, настоящими и будущими», причем «голос духовного мира» внятен только тому, «кто одарен способностью его слышать».

Алексей Кемский как раз относился к тем, кто внемлет голосу духовного мира и вообще принадлежит к людям

чрезвычайной чуткости.

Вместе с тем он является образцом истинного просвещения и гуманности и возглавляет галерею замечательных героев романа, всегда стремящихся к истинной человечности, искреннему благорасположению и доброте к людям, возвышающих культуру и нелицеприятно противопоставивших себя невежеству, грубой невоспитанности нравов и человеческим порокам. Может быть, где-то в оценке героев автор и грешит прямолинейностью, но его искренние симпатии к добру и красоте и столь же искреннее осуждение бездуховности и бессердечия, определенность этих нравственных оценок не может не вызывать сочувствия у современных читателей. Герой Греча живо на все отзывается, и предполагая в окружающих свойственное ему самому благородство, попадает нередко в весьма тяжелые обстоятельства. Однако чистота помыслов, вера в добро, сила духа пресущая Кемскому, благородные друзья-знакомцы, встреченные им на жизненном пути, наконец, предупреждающей его об опасности - в конечном счете помогают ему посрамить корыстолюбивых и пристрастных врагов своих.

В своем «духовидстве» и прозрениях Кемский не одинок: в романе изображена еще одна незаурядная личность, «натуралист, испытатель таинств природы» Алимари, обладающий подобного рода способностями и одновременно убежденный, что научные взыскания откроют когда-нибудь причины того, «что казалось неизъяснимым чудом», и все это «покажется нам в виде явления или действия природы, понятного ; и даже в естестве вещей необходимого». Такого рода взгляды составляют и неортодоксальную религиозность Алимаря, которая более походит на своеобразную нравственно-философскую систему христианского толка. Замечательный этот иноземец отличается самыми добрыми свойствами характера, и потому понятна его дружба с нашим героем.

Мы имеем основания не соглашаться с рядом ученых воззрений Алиари, но не можем не сочувствовать общему направлению его стремлений к духовности, к высокому и прекрасному в человечестве, стремлений, которым он следует

всю свою жизнь.

Всех истинно благородных персонажей романа: Алексея Кемского, Алимари, Наташу, художника Берилова и других объединяет не только доброжелательность, но высоко ставящееся ими чувство долга. Оно неизменно проявляется и в свойственном всем им патриотизме, том священном чувстве, «которое навечно приковывает человека к единственному, любимому отечеству, к

своему народу».

Спустя много лет после публикации «Черной женщины», в одном из писем к В.Ганке (1847) обрусевший немец Н. И.Греч вполне определил свои патриотические устремления, отстаивая русскую самобытность и заявляя об ощущаемой неприязни к нему некоторых иноземцев «за явную и гласную привязанность

к... славянскому отечеству...».

Поэтому на войне, беззаветно служа отчизне, «одушевленный какою-то высшею силою», подает Кемский «своим товарищам и подчиненным пример блистательной храбрости», готовый «драться до последней капли». Поэтому даже Алимари, «италиянец по происхождению, католик по вероисповеданию, славянин по матери и русский по месту рождения», по-сыновьи любит свою alma mater: «Я в России родился, - говорит он, - надеюсь и умереть в России: ее слава и благородствие мне драгоценны». Поэтому-то искренне скорбит он, когда «предания и развалины священной старины, заветы родительские... - все это истребляется тлетворным влиянием эгоизма, властолюбия и алчности к золоту...». Эти настроения героев, несомненно, относятся к характерным чертам эпохи.

Положительных героев роману объединяет также чувство истинного достоинства, определяющее их щепетильность и совестливость. Совесть и бессовестность - вот что непреодолимо различает людей. Эта мысль, развитая во многочисленных столкновениях героев, тем не менее всегда заслуживает внимания читателя. Поэтому, несмотря на некоторую искусственность в сцеплении происшествий, легших в основу романа, нас не покидает сочувствие герою, что поддерживает и неослабевающее внимание к развитию романтической интриги, в изощренной занимательности которой Н. И. Греч достиг, можно сказать, высокого мастерства.

Кстати сказать, поэтика его детективно-фаетастического повествования повлияла на сказочно -фантастическую прозу его времени, давая ей примеры напряженной увлекательности фабулы.

Жизнь и приключения князя Вяземского находятся в центре романа. Образы прошлого: бурное время суворовских походов и наполеоновских войн не остается забытым. Причем, участие героев «происшествиях эпохи» закономерности: согласно уже в те годы утвердившимся представлениям, всякий достойный уважения человек должен был биться за судьбы отечества. Писатель вводит в свой роман исторические лица: Суворова, Багратиона, Наполеона и многих других. Роман доносит до читательского слуха отзвуки событий конца XVIII - первой четверти XIX века. Правда, автор не стремился сколько-нибудь полному или глубокому их изображению, и житье-бытье героев идет в романе в целом как бы само по себе. Но многие характерные явления русской общественной жизни явственно отразились в произведении Греча, и вполне реалистично. Достаточно упомянуть скитания Кемского по приемным знатных особ, галерею различных чиновных типов, отлично характеризующих рутинную петербургскую бюрократию, грязных дельцов ее, вроде бесстыдного жулика Тряпицына, или «новой» молодежи, подобной Григорию,) Платону и Кити, племянникам Кемского.

На склоне лет писатель весьма категорически высказывался об исторических произведениях: «История только тогда хороша, когда говорит сущую правду, не стесняясь угождением кому- либо, не имея никакой цели, кроме изложения дел, как они были». И все же исторические события довершали полноту картины, дополняли детективно-фантастический сюжет, и все это в целом придало роману Греча пеструю увлекательность и сделало своеобразным бестеллером 30-х годов девятнадцатого века...

7 июня 1834 года в лавке Смиридина А. С. Пушкин приобрел «Черную женщину»,.. В статье «литературные мечтания» (1835) В. Г. Белинский не раз упомянул это произведение, со свойственной ему запальчивостью и иронией отнес Н. Греча к «гениям Смирдинского периода» и в дальнейшем называл его «почтенным и знаменитым автором «Черной женщины»», явно не считая его роман заслуживающим серьезной оценки. Это понятно: в пылу литературной полемики, утверждая принципы реализма и историцизма, он не мог иначе воспринимать художественную реальность, к которой принадлежал роман Н. Греча.

И многим современникам Греча такое различие было еще недоступно, и нередко, не понимая существенной обособленности фантастики Н. Греча от элементов чудесного в «Пиковой даме» А. С. Пушкина, сравнивали «Черную женщину» с этой пушкинской повестью. Иные современники оценивали роман как первую попытку в литературе изобразить «связь человека с природой», где пружиной избрано «чудесно- естественное, хотя и необъяснимое пока», как сочинение, в котором автор сумел «верно живописать внутреннюю работу духа в извечной борьбе между добром и злом, на пути к личному совершенствованию».

Между тем, через какое-то время В. Г. Белинский вновь коснулся творчества Н. Греча и признал, что «Черная женщина» «читается скоро и с удовольствием», причем ее отличает «прекрасный рассказ, многие удачно и верно схваченные черты с общества и времени, множество дельных мыслей, замечаний, местами даже теплота рассказа - все это делает то, что «роман читается»». Думается, что современный читатель, даже и вооруженный критической мыслью, не без интереса прочтет это произведение...

Среди многих книг пушкинской библиотеки есть небольшой томик: «Две повести Н. Коншина Спб. 1833 (Из его записок о Финляндии)». На форзаце написано: «Александру Сергеевичу Пушкину от автора». Листы книги разрезаны: видимо, она была прочитана поэтом... 22 декабря 1836 года в письме Коншину, получившему при содействии Пушкина место директора училищ Тверской губернии, поэт, в частности, писал: «...Заняв место Лажечникова, не займетесь ли вы, по примеру вашего предшественника, и романами. А куда бы хорошо!». Трудно с должной степенью достоверности утверждать, читал ли Пушкин роман Н. Коншина «Граф Обоянский...» Но его совет свидетельствует не только о желании сподвигнуть своего знакомца на создание исторических произведений, а предполагает у автора способность исполнить данный совет.

Николай Михайлович Коншин (1739-1859) не обладал большим художественным дарованием, но его литературные труды были замечены современниками. Вместе с тем, как отмечал его биограф замечательны «самые перепетии его жизни - влюбчивый, легкомысленный офицер-игрок превращается в страстного любителя словесности и усердного ее работника, потом в чиновника, наконец в серьезного педагога, которому поручено руководить сперва низшим, а потом и высшим учебными заведениями. Будучи тесно знаком с Е. А. Боратынским, он вошел в число членов так называемого пушкинского кружка, коротко знал А. А. Дельвига, Е. Ф.Розена, в. А. Эртеля и других, становится в 1821 году действительным членом Вольного общества любителей российской словесности. Коншин печатал немногие свои стихотворения в «Благонамеренном», «Соревнователе просвещения и благотворения», «Новостях литературы», «Невском альманахе», «Русском инвалиде» и других изданиях. В 1830 году он выступил как издатель альманаха «Царское Село», в который вошли стихотворения А. С. Пушкина, А. А. Дельвига, Е. А. Воротынского, Ф. Н. Глинки и, наконец самого Коншина.

Он был заметным участником литературной жизни 20-30-х годов, известен не только как поэт, но и как переводчик. Так, в 1822-1823 годах Коншин опубликовал в «Соревнователе просвещения» два отрывка из «Истории Карла V» историка Вильяма Робертсона: первый - об отречении от престола и смерти короля, второй - об ордене иезуитов. Позже он публикует в том же журнале речь Мирабо о французском языке и пр.

Литературная деятельность не прерывала военной и цивильной карьеры писателя. Будучи еще в 1811 году произведен в прапорщики полевой артиллерии,; он участвовал в компании 1812 года, затем в 1814 году - во вступлении союзных войск в Париж. После недолгой отставки - Коншин вновь в армии, где, как уже было сказано, служил ротным командиром в Финляндии.

С 1824 года - он асессор, чиновник особых поручений при Костромской казенной палате, и с тех пор до конца дней служит в разных учреждениях, сначала правителем Царскосельского дворцового правления, а затем в Твери, Ярославле, и выходит в отставку в 1856 году в чине действительного статского советника.

Спустя три года, однако он вновь получил назначение. В июне 1859 года направился по месту службы главным инспектором училищ Западной Сибири. Но принять должность Коншин не смог: выехав из Петербурга больным или простудившись по дороге, он долго болел и 31 октября 1859 года скончался в Омске.

Коншин, как и его современники, «посетил сей мир в его минуты роковые» (Ф. Тютчев). Ор встретил Отечественную войну 1812 года офицером конной артиллерии. Ему не суждено было принять участия в сражении под Бородином: из-за внезапной болезни (сильное отравление) он был отправлен в тыл. Но первые месяцы войны были полны многих испытаний и обогатили молодого офицера массой новых впечатлений, главное из которых - новое настроение в армии, выступавшей в поход против супостата - завоевателя. Свои воспоминания Н. Коншин с чистосердечной признательностью, откровенностью и удивительной простотой изложил затем в записках 1812 годе.

Участие в историческом походе в Европу начинается для писателя весною 1814 года, когда вместе со своей батареей он попадает в Варшаву, а затем - в Краков и Шклов. Здесь знакомится Коншин с учителем французского языка в Шкловском корпусе протоиреем Александром Старинкевичем, человеком «замечательного ума и скромности», обладателем отборной библиотеки «на всех языках». Под его влиянием «Коншин сильно увлекается чтением». Не исключено, что исторические сочинения уже в это время начинают занимать его. Упомянутые ранее переводы были, конечно, только началом его приобщения к истории. Между тем следуют поездки по делам службы в Вильно, Лифляндию, Петербург, затем перевод (1816) в Молдавскую армию, возвращение в столицу, служба в Финляндии. Из всего извлекал он массу новых сведений. Его пристальная наблюдательность помогла заметить и запомнить немало колоритных фигур, картин местного быта, ярких эпизодов походной жизни, и это служило ^источником его будущих сочинений. Но литературные понятия Коншина все еще тяготели к сентиментальным принципам времен Карамзина.

Через год после публикации «Двух повестей» Н. Коншин выпускает свой роман из русской истории «Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году. Рассказы инвалида» (1834).! Появись это произведение десятком лет раньше - оно, наверно, стало бы литературным событием. Но после «Рославлева...» и «Юрия Милославского...» М. Загоскина и многих других, роман Коншина казался в художественном отношении слабым подражанием пройденному, хотя и содержал ряд интересных эпизодов, а также яркий бытовой материал, основанный, несомненно, на личных впечатлениях, наконец, образы некоторых известных участников Отечественной войны, например Дениса Давыдова, изображенного под именем Дениса Свислоча.

Однако события, связанные с врйной 1812 года, составляют меньшую часть содержания романа. Основа его сюжета - история графа Обоянского и помещика Богуслава.

Жизнь героев, излагаемая зачастую с романтической наивностью и условностью, вызывает тем не менее понимание и сочувствие к повествованию, отнюдь не лишенному исторического и психологического интереса.

Категоричная оценка романа В. Г. Белинским была для Н. Коншина непоправимым ударом. С тех пор он не пытался писать романы. Однако отечественная история продолжает увлекать его. Постоянно ведя исторические разыскания, он публикует статью «Взгляд на древнюю Тверь» и затем полностью погружается в исторические исследования, находит в Новгороде новый список Домостроя, готовит труды «Боярин М. Б. Шеин», «Нечто о царе

Борисе Годунове», «Еретики XVII века» и другие исследования. Многие его работы так и остались в рукописи..

Три старинных русских романа - это лишь малая часть огромного континента русской массовой беллетристики 20-30-х годов XIX века, послужившей во многих отношениях плодотворной почвой для художественного развития отечественной литературы. 1 Наша классика выросла на взлете тех идей, которые явственно звучали уже в романтической прозе. Это были идеи патриотизма, беззаветной любви к Отчизне, идеи гуманизма и утверждения неотъемлимых прав личности на свободу мысли и слова, глубокого сочувствия человеку и причастности всему миру. Яркие образцы высокой нравственности, запечатленные романтической беллетристикой, были органически восприняты писателями последующих поколений. И мы не ошибемся^ если скажем, что в духовной атмосфере, созданной романтической литературой,

сформировались Толстой и Достоевский, Лесков и Чехов и что опосредствованно ее влияние ощущается и поныне. От первых романтических произведений к вершинам русской романной классики пролегает путь развития человеческого духа во всей нашей литературе. Так вправе ли мы забывать это? И не должны ли все шире открывать читателю новые пласты нашей литературы, ее забытое достояние, ее несметные богатства?

V V t

5. «ГОРЯЧИЕ СЛЕДМ» 1812 ГОДА

Тридцатые годы - время своеобразного «мемуарного взрыва». Одна за другой выходят книг воспоминаний участников Отечественной войны - прославленных героев, известных и не слишком известных литераторов, простых «самовидцев тех или иных знаменательных событий и т.д. Одни из них были написаны еще давно, что называется, по горячим следам, и лишь теперь увидели свет, другие явились результатом многолетней работы, но все вместе составили широчайшую и многокрасочную панораму тех далеких событий, которую могли создать лишь они, «люди двенадцатого года».

Почти тридцать лет пролежали в архиве записки М. Ф. Орлова о капитуляции Парижа, которую в марте 1814 г. От лица русского командования принимал их автор, талантливый военный деятель и дипломат, блестящий писатель и ученый, будущий декабрист Михаил Федорович Орлов. Написанные в середине 1910-х гг., сразу же после окончания похода, они и сегодня поражают художнической зоркостью, глубиной мысли и блеском стиля. Вот, например, его рассуждения о национальном характере русских и французов: «Ничто не сходствует так мало с истинным французом, как настоящий русский. Эти два существа совершенно различные, сближающиеся только в двух точках: инстинктуальной сметливости ума и беспечном презрении опасности. Но и в этом они не плотно соприкасаются. Француз лучше схватывает собственно идею, ловчее ею управляет, искуснее украшает ее, более извлекает из нее остроумных выводов. Но, с другой стороны, он легко ослепляется яркостью самых блестящих предположений своих, увлекается своей склонностью к утопиям, блуждает в отвлеченных подробностях и часто пренебрегает практическими выводами или простирает далеко за надлежащие пределы логические следствия первых оснований своих. Русский, напротив, употребляет рассудок свой иначе. Горизонт его теснее, но взгляд более верен; он менее вещей усматривает вдруг, но лучше и яснее видит цель, которой хочет достигнуть... Дайте обеим нациям развить какую-нибудь идею, какое-нибудь происшествие, и вы увидите, что французская отработка разовьется прекрасными листьями, великолепными цветами, но сомневаюсь, чтобы сбор плодов превзошел или даже сравнялся с тем, какой при тех же условиях будет уметь получить русский. В отношении к храбрости воинственные добродетели обеих наций более сходны, но тем не менее различествуют между собою. Русский более твердыня, француз более уда$\ однако ж и тот и другой доказали, что когда они находятся под начальством искусного полководца, то эти качества в них не так исключительны, чтобы они не могли с успехом и славой перейти из одного в другое». Мысли эти тем более примечательны, что развивал их М. Ф. Орлов в беседах с французскими офицерами в их боевом лагере, когда выполнял свою парламентскую миссию...

В те же 1810 гг. начал писать свои военные мемуары и Денис Давыдов. «Пишу, что я видел в течении 1812, 1813 и 1814 годов и уже закончил первую часть, то есть до занятия Москвы. Занимаюсь теперь отступлением - обширное поле брани!!!», - пишет он в 1815 году. И тремя годами»позже: «В праздные часы я занимаюсь приведением в порядок Дневника моих поисков (т. е. партизанских действий) и уже почти половину написал. Там я весь: дурен ли, хорош ли, но чувства и мысли мои - все там».

Появление этих записок русский читатель, надо полагать, ждал с особым нетерпением: имя знаменитого поэта-партизана было одним из славнейших имен двенадцатого года. Молва о его подвигах шла по всей России. Громкая известность поэта-гусара, сопутствовавшая ему еще в 1800-е гг., во время Отечественной войны переросла в широчайшую славу национального героя.

Давыдов любил повторять, что он - «поэт не по рифмам и стопам, а по чувству» и прежде всего - «по залету и отважности военных действий». Это было его стилем, его «почерком», который с особым блеском; с особой яркостью проявился в Отечественной войне, когда во главе крупных партизанских отрядов он совершал дерзкие рейды по тылам наполеоновской армии и одержал целый ряд блистательных побед.

Военный талант Давыдова высоко ценили крупнейшие русские полководцы - Кутузов, Багратион, Кульнев; сам же он более всего дорожил своей славой признанного партизанского вождя, одного из главных теоретиков партизанской войны как войны прежде всего народной. В «Дневнике партизанских действий» он много говорит о тактике такой войны, о том, как важно для любого военачальника знать и понимать характер той борьбы, которую ведет народ, знать и понимать «мысль народную» (как потом, через много лет скажет Лев Толстой). Например, он рассказывает, с какой настороженностью встречали крестьяне его партизан-гусаров только потому, что те были одеты в армейскую форму и говорили не на вполне «народном» языке. «К каждому селению один из нас принужден был подъезжать и говорить жителям, что мы русские... Часто ответом нам был выстрел или пущенный с размаха топор, от ударов коих судьба спасла нас... Сколько раз я спрашивал жителей по заключении между нами мира: «Отчего вы полагали нас французами?» Каждый раз они отвечали мне: «Да вишь, родимый, это, бают, на их одёжу схожо» ». - «Да разве я не на русском языке говорю?» - «Да ведь у них всякого сбора люди!». «Тогда, - говорит Давыдов, - я на опыте узнал, что в народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях и в одежде». И тут же прибавляет: «Но не писать слогом объявлений Ростопчина. Это оскорбляет грамотных, которые видят презрение в том, что им пишут площадным наречием, а известно, что письменные люди немалое имеют влияние над безграмотными».

При жизни Давыдова «Дневник» его печатался лишь в отрывках. Но и в отрывках он стая подлинным литературным явлением своего времени. Написанный непосредственным участником великих событий, он соединил в себе неотразимую достоверность исторического документа и замечательную выразительность художественного повествования. «Представляем военным людям судить о достоинстве этих статей, -и писал В. Г. Белинский, - что же касается до литературного, с этой стороны они - перлы нашей бедной литературы: живое изложение, доступность для всех и каждого, интерес, слог его, быстрый, живописный, простой и благородный, прекрасный, поэтический! Как прозаик, - заключает Белинский, - Давыдов имеет полное право стоять наряду с лучшими прозаиками русской литературы».

В 1836 г. вышда книга, о которой сразу же заговорили все. Это была книга Надежды Дурювой «Кавалерист-девица. Происшествие в России».

Книга не случайно имела такой подзаголовок «Происшествие в России». Написанная в жанре обычных военных мемуаров, повествуя о многочисленных походах и сражениях, участником которых был ее автор, книга Дуровой, однако, имела в виду какую-то совершенно особую цель, особую мысль, которая, по-видимому, должна была заставить читателя воспринимать повествование не просто как рассказ о походах и сражениях, а как нечто, несомненно, более значительное, более важное, имеющее отношение не только к военной жизни.

«Происшествием» была собственно жизнь Надежды Дуровой, сама ее судьба. Происшествием невиданным, неслыханным - таким, сама исключительность которого заставляла задуматься о многом.

«Происшествие» начинается с 17 сентября 1806 г., когда молодая дочь сарапульского городничего Надежда Дурова тайно покидает родительский дом и под именем Александра Соколова присоединяется к казачьему полку, идущему на Дон. Весной следующего года ее принимают в Коннопольский уланский полк, и уже в мае она участвует в боевых действиях против наполеоновских войск, проявляя незаурядную храбрость и воинское умение.

Прослужив некоторое время в одном их самых «престижных» гусарских полков (Мариупольском), куда она была определена по распоряжению царя, Дурова затем вновь перевелась в уланы, в Литовский полк, с которым в Отечественную войну прошла многотрудный путь от Немана до Бородина.

В своих многолетних походах она вела записки, нечто вроде дневника. Писательское чутье подсказало ей, что это и есть тот первостепенной важности материал, который лучше всяких беллетристических вымыслов расскажет современникам о действительной жизни, о ее важнейших нравственно-социальных проблемах. Духовный мир молодого современника, драматизм и поэзия его нравственных исканий, ставших подвигом, - вот та мысль, которая легла в основу первой ее книги. Эту особенность таланта Дуровой тонко уловил Белинский: «Боже мой, что за чудный, что за дивный феномен нравственного мира героини этих записок, с ее юношеской проказливостью, рыцарским духом... с ее глубоким поэтическим чувством, с ее грустным, тоскливым порыванием на раздолье военной жизни... И что за язык, что за слог и Девицы-кавалериста! Кажется, сам Пушкин отдал ей свое прозаическое перо, и ему-то обязана она этою мужественною твердостию и силою, этою яркою выразительностию своего слога, этою живописною увлекательностию своего рассказа, всегда полного, проникнутого какою-то скрытою мыслию».

Этою «скрытою мыслию» было, в сущности, само мироощущение писательницы, то, может быть, не вполне ясное, но никогда не покидавшее ее сознание, что сама исключительность ее судьбы - это все же во многом следствие ее одиночества, трагического одиночества в обществе, для которого она может представить какой-то интерес лишь в виде определенного «раритета»...

Эта обобщающая мысль, таящаяся в глубоком подтексте «Записок», делает их не только фактом мемуарной литературы, но и явлением гораздо более широким, художественно- масштабным. В русской художественной прозе об Отечественной войне их можно считать одним из первых и наиболее ярких образцов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

В истории русской литературы, вероятно, не было ни одного писательского поколения, которое не проявило бы к эпохе Отечественной войны 1812 года самого живого творческого интереса и не внесло бы в разработку этой великой темы своего вкладаЛ И это естественно. Ибо каждое поколение, стремясь осознать свое место в историческом процессе, по необходимости соотносит себя с прошлым, с тем социально-историческим и нравственно -духовным опытом, который отстоял в этом прошлом и выделяет в нем какие-то новые, в особой степени значимые для себя грани.

Так, несомненно, будет и впредь, и с этой точки зрения, вероятно, все литературные поколения вполне между собою

равноправны.)

Все, кроме, пожалуй, одного - кроме того, самого первого, для которого Отечественная война была не историей, не преданием, а героической современностью, бурным и грозным сегодняшним днем. Писатели этого поколения имеют не только ту, самой историей определенную привилегию, что им выпало на долю запечатлеть великие события, свидетелями и участниками которых они были, но и ту, что для всех последующих поколений они стали «людьми двенадцатого года», то есть воплотили в себе сознание своей эпохи во всем его неповторимом своеобразии и противоречивости, во всем многоразличии его творческих проявлений. Поэтому какими бы условными, далекими от реальной исторической действительности ни казались нам картины, запечатленные, скажем, в поэзии Державина или Жуковского, Востокова или Воейкова, Милонова или Ф. Глинки, сами эти произведения будут для нас такими же живыми «документами эпохи», такими же незаменимыми источниками знаний, как и непосредственно-документальные свидетельства Давыдова и Орлова, того же Ф. Глинки и Дуровой, Лажечникова и Батюшкова. У этой литературы особое место. И - особое значение.

Список литературы

„ Сыны Отечества про... м А. Емельянов, т ОРНАТСКАЯ 1988*

„ Три старинных забытых романа! е В. Т ройский {

" фф " Л /"

ОГУК «Астраханская библиотека им. Н.К.Крупской»

Отдел научно-исследовательской и методической работы

Война 1812 года в произведениях

художественной литературы

(литературное путешествие)

Астрахань,2011

О 1812 годе написано огромное количество книг. Даже простое их перечисление заняло бы несколько десятков страниц. Предлагаем совершить небольшое путешествие по страницам романов и повестей и вспомнить об одной из самых героических страниц нашего Отечества вместе с писателями ХIХ – ХХ в.

Нашествие (Отрывок из романа Л.Рубинштейна «Дорога победы»).

«Над голубым Неманом плыл дым от костров. Передовые части громадной армии ждали сигнала к переправе. Все зависело от маленькой фигурки в треугольной шляпе и сером сюртуке, которая тяжело сидела на белом коне. Эта фигурка на холме видна была издали. От нее ждали знака идти на русскую сторону.

Но Наполеон не давал знака. Он разглядывал молодой сосняк и желтые курганы, лежавшие на той стороне. Там не было ни живой души. Удивительны были и эта тишина и полное отсутствие русской армии. Так не начиналась еще ни одна война. Правда, эта война не была похожа на обычные войны.

Наполеон готовился к ней тщательно. Огромное, небывалое в истории количество людей, пушек, лошадей, обозов должно было двинуться на Россию. Двенадцать европейских стран участвовали в этом походе. Триста тысяч солдат у Ковно, семьдесят восемь тысяч у Гродно и тридцать четыре тысячи на Буге. Полторы тысячи орудий.

Я иду на Москву,- сказал Наполеон в Варшаве,- и в одно или два сражения все кончу. Император Александр будет на коленях просить мира. Я сожгу Тулу с ее оружейным заводом и обезоружу эту страну. Москва - сердце России...

Исход кампании считался предрешенным. Русская армия была почти в три раза меньше. Наполеон готовил то, что он сам и его приближенные называли «большим ударом». Молниеносный маневр, прыжок, неожиданный удар превосходными силами - и, наконец, мир в завоеванной столице. Впрочем, в этой особенной войне допускалось, что поход несколько затянется. Но вряд ли сможет Россия долго сопротивляться...

На зеленом холме над Неманом блистала золотым шитьем группа маршалов. Все сидели на лошадях в торжественном, напряженном ожидании, словно перед началом праздничной церемонии...

Наполеон много говорил об этом великом походе: «Я пришел, чтобы раз навсегда покончить с колоссом северных варваров. Шпага вынута из ножен. Надо отбросить их во льды, чтобы в течение 25 лет они не вмешивались в дела цивилизованной Европы. Балтийское море должно быть для них закрыто... Цивилизация отвергает этих обитателей севера. Европа должна устраиваться без них...»

Человек в маленькой треуголке поднял руку с перчаткой и опустил ее вниз жестом, каким дирижер большого оркестра начинает исполнение симфонии.

Тяжело громыхнула пушка. Первое ядро перелетело через Неман и пошло ломать чащу. Гулкий звук долго перекатывался над водой. Но его тут же перекрыли другие звуки: пронзительное пение кавалерийских рожков. Уланский полк галопом проскакал мимо холма и с криком «Да здравствует император!» бросился в воду. Голубой Неман заплескал малиновыми шапками.

Поздравляю вас, господа,- тихо произнес Ней,- мы вошли в Россию.

Шпага была вынута из ножен».

Главнокомандующий Кутузов (Отрывок из исторической хроники Н.Задонского «Денис Давыдов»).

«После двухдневной героической обороны Смоленска войсками Раевского, Неверовского и Дохтурова русская армия, оставив город, отступала по старой Смоленской дороге...

17 августа батальон Дениса Давыдова, особенно отличившийся в делах под Катанью и Дорогобужем, стоял близ Царева Займища. Сюда на рассвете прибыл новый главнокомандующий Михаил Илларионович Кутузов, только что пожалованный титулом светлейшего князя. Войско встречало его с неописуемым восторгом. И Денис, в тот день увидевший прославленного русского полководца, вполне разделял общие чувства.

Кутузов в сюртуке без эполет, в белой фуражке, с шарфом через плечо и с нагайкой через другое ехал на гнедом иноходце. Массивная фигура Кутузова, крупные черты лица, пухлые щеки, мягкий голос и добродушная улыбка создавали благоприятное впечатление. Главнокомандующего сопровождала большая свита. Денис разглядел среди свитских господ и пасмурного Барклая, и долговязого Беннигсена, назначенного начальником главного штаба, и Ермолова, и Раевского, но особенно бросилось в глаза довольное лицо Багратиона, ехавшего на белой лошади несколько впереди других. Запретив выстраивать войска, Кутузов стал осматривать их на марше. Подъехав к одному из пехотных полков, он неожиданно остановился. Солдаты засуетились, начали вытягиваться, чиститься, строиться. Кутузов слегка поморщился, махнул рукой.

Не надо, ничего этого не надо,- сказал он.- Я приехал только посмотреть, здоровы ли мои дети? Солдату в походе не о щегольстве думать, ему надо отдыхать после трудов и готовиться к победе.

Заметив, что растянувшийся на дороге обоз какого-то генерала мешает проходить пехоте, Кутузов подозвал одного из своих адъютантов и приказал:

Отведи, голубчик, эти экипажи в сторонку. Солдату каждый шаг дорог, скорей до места дойдет - больше отдохнет. О солдате более всего попечение иметь надлежит!

Когда же обоз освободил дорогу, а следовавший за ним полк егерей в стройных рядах и боевом порядке приблизился к главнокомандующему, он, сняв фуражку и приветливо помахав войскам, воскликнул:

Как с такими молодцами отступать да отступать! Слова главнокомандующего стали передаваться из уст в уста...

Приехал Кутузов бить французов! - эта крылатая солдатская фраза быстро облетела войска. И дымные поля биваков, как отмечают очевидцы, огласились песнями и музыкой, чего давно уже не бывало».

Перед Бородинским сражением (Отрывок из романа С. Голубева «Багратион»).

«Еще до полудня армии подошли к Бородину и начали втягиваться на позицию. Здесь Кутузов решился дать бой. У него были такие соображения. По численности его армия уступала французской, но по духу нетерпения, с которым ждала боя за Москву, была сильнее. Несбыточное дело - сдать столицу, не испытав оружия. Французы кичились тем, что преследовали русских,- надо было научить их уважению к русскому оружию. Надо было и самому фельдмаршалу завоевать доверие армии. Многое уже было сделано, но дальнейшее уклонение от боя могло принести беду. Бой был необходим. Наголову разбить Наполеона и отбросить его от Москвы Кутузов почти не надеялся. Да если бы, сверх всяких расчетов, это и случилось, цена такой победы была бы чрезмерно высока. Даже при равной с обеих сторон потере, даже разбитый, неприятель становился вдвое сильнее русской армии. Потерпев неудачу, Наполеон отступил бы, присоединив к себе следовавшие сзади и стоявшие на Двине войска, а затем мог бы очень скоро вновь атаковать Кутузова с тройными силами. Разбив Наполеона и потеряв равное с ним количество людей, русская армия становилась вдвое слабее. В таком положении она должна была бы отступить и сдать Москву. Следовательно, победа не могла доставить Кутузову больших выгод. Но фельдмаршал не сомневался также и в том, что его армия отнюдь не может быть наголову разбита и что отпор, который встретят французы у Бородина, будет беспощаден и жесток. Этого, собственно, он и желал и с этой целью именно решил дать бой, предвидя большую потерю людей и зная заранее, что ему предстоит сдать Москву. Главные надежды свои он возлагал на помощь народного ополчения. Когда Кутузов и Багратион говорили о неизбежности победы над французами, они оба были уверены в этой победе. Но под словом «победа» понимали разные вещи: князь Петр Иванович - прямой и полный разгром французов на поле боя, а Михаил Иларионович - такой отпор французскому натиску, в результате которого даже овладение Москвой не сможет возместить понесенного врагом урона на поле боя. Багратион мечтал сразу уничтожить «великую армию». Кутузов же рассчитывал лишь непоправимо подорвать ее наступательную мощь, откладывая уничтожение на зиму. Они не спорили, так как Кутузов не желал раскрывать свои планы, а Багратион, хотя и чувствовал недосказанность, но не мог разгадать того, что за ней крылось».

Бородинское сражение (Отрывок из романа Г.П.Данилевского «Сожженная Москва»).

«Было шесть часов утра. Гулко грохнула в туманном воздухе, против русского левого крыла, первая французская пушка. На ее звук раздался условный выстрел против правого русского крыла - и разом загремели сотни пушек с обеих сторон. Перовский вскочил, выбежал из палатки и несколько секунд не мог понять развернувшейся перед ним картины. Вдали и вблизи бухали с позиций орудия. Солдаты корпуса Багговута строились, между их рядов куда-то скакали адъютанты. Сев на подведенного коня, Базиль поспешил за ними.

Слева на низменности, у Бородина, трещала ружейная перестрелка. Туда, к мосту, бежала пехотная колонна. Через нее, с нашей небольшой батареи у Горок, стреляли в кого-то по ту сторону Колочи. Багговут, на сером, красивом и рослом коне, стоял, сумрачный и подтянутый, впереди своего корпуса, глядя за реку в зрительную трубку. От Михайловской мызы к Горкам на гнедом, горбоносом, невысоком коне несся в облаке пыли, окруженный своей свитой, Кутузов.

Прошла всем известная первая половина грозного Бородинского боя. Издав накануне воззвание к своим «королям, генералам и солдатам», Наполеон с утра до полудня всеми силами обрушился на центр и на левое крыло русских. Он теснил и поражал отряды Барклая и Багратиона. На смену гибнувших русских полков выдвигались новые русские полки. Даву, Ней и Мюрат атаковали Багратионовы флеши и Семеновские высоты, они переходили из рук в руки. Флеши и Семеновское были взяты. Вице-король повел войска на курганную батарею Раевского. После кровопролитных схваток батарея была взята. На ней, к ужасу русских, взвился французский флаг. Наша линия была прорвана. Кутузов узнал об этом, стоя с Беннигсеном на бугре, в Горках, невдали от той самой избы, где накануне у Милорадовича было совещание. Князь послал к кургану начальника штаба Первой армии генерала Ермолова. Ермолов спас батарею. В это же время Багговуту, к счастью его отряда, было велено сделать фланговое движение в подкрепление нашего левого крыла. Багговут повел свои колонны проселочною дорогой, вдоль хоромовского ручья, между Князьковом и Михайловского мызой. Французские ядра перелетали через головы этого отряда, попадая в лес, за Князьковом. Багговут, подозвав Перовского, приказал ему отправиться к этому лесу и вывести из него расположенные там перевязочные пункты далее - к Михайловской мызе и к Татаринову. Перовский поднялся от хоромовской ложбины и открытым косогором поскакал к лесу. Грохот адской пальбы стоял в его ушах. Несколько раз слыша над собою полет ядер, он ожидал мгновения, когда одно из них настигнет его и убьет наповал. «Был Перовский - и нет Перовского»,- мыслил он. Шпоря с нервным трепетом коня, Базиль домчался к опушке леса, где увидел ближний перевязочный пункт…

Была снова атакована батарея Раевского. Наполеон двинул на нее молодую гвардию и резервы. Нападение Уварова на левое крыло французов остановило было эти атаки, но к французам подходили новые и новые подкрепления. Курганная батарея была опять занята французами. «Смотрите, смотрите,- сказал кто-то возле Перовского, указывая с высоты, где стояли колонны Багговута,- это Наполеон!» Базиль направил туда подзорную трубу и впервые в жизни увидел Наполеона, скакавшего, с огромною свитой, на белом коне, от Семеновского к занятому французами редуту Раевского. Все ждали грозного наступления старой французской гвардии. Наполеон на это не решился.

К шести часам вечера бой стал затихать на всех позициях и кончился. К светлейшему в Горки, где он был во время боя, прискакал, как узнали в войсках, флигель-адъютант Вольцоген с донесением, что неприятель занял все главные пункты нашей позиции и что наши войска в совершенном расстройстве.

Это неправда, - громко, при всех, возразил ему светлейший, - ход сражения известен мне одному в точности. Неприятель отражен на всех пунктах, и завтра мы его погоним обратно из священной Русской земли.

Стемнело. Кутузов к ночи переехал в дом Михайловской мызы. Окна этого дома были снова ярко освещены. В них виднелись денщики, разносившие чай, и лица адъютантов. В полночь к князю собрались оставшиеся в живых командиры частей, расположившихся невдали от мызы. Здесь был, с двумя-тремя из своих штабных, и генерал Багговут. Взвод кавалергардов охранял двор и усадьбу. Адъютанты и ординарцы фельдмаршала, беседуя с подъезжавшими офицерами, толпились у крыльца. Разложенный на площадке перед домом костер освещал старые липы и березы вокруг двора, ягодный сад, пруд невдали от дома, готовую фельдъегерскую тройку за двором и невысокое крылечко с входившими и сходившими по нем. Стоя с другими у этого крыльца, Перовский видел бледное и хмурое лицо графа Толя, медленно, нервною поступью поднявшегося по крыльцу после вечернего объезда наших линий. Он разглядел и черную, курчавую голову героя дня, Ермолова, который после доклада Толя с досадой крикнул в окно: «Фельдъегеря!» Тройка подъехала. Из сеней, с сумкой через плечо, вышел сгорбленный, пожилой офицер. Базиль обрадовался, увидя его: то был Синтянин.

Куда, куда? - заговорили офицеры.

В Петербург, - ответил, крестясь, Синтянин,- с донесением.

Тогда же все узнали, что князь Кутузов, выслушав графа Толя, дал предписание русской армии отступать за Можайск, к Москве».

Военный Совет в Филях (Отрывок из романа Л.Н.Толстого «Война и мир»).

«В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Малаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.

Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и со своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что-то быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши руку на свою широкую, со смелыми чертами и блестящими глазами голову граф Остерман-Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться...

Беннигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжало недолго.

Священную древнюю столицу России! - вдруг заговорил он сердитым голосом, повторяя слова Беннигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов.- Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, этот вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасение России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сражение, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла)».

Тарутинский маневр (Отрывок из повести Н. Рыленкова «На старой Смоленской дороге»).

«Тарутино... Совсем недавно это было заурядное владельческое село, принадлежавшее Анне Никитишне Нарышкиной, а теперь вокруг него вырос целый укрепленный город из шалашей и землянок, расположенных по обеим сторонам большой дороги южнее реки Нары, крутые берега которой могли служить лагерю надежной защитой на случай нападения с фронта. Правое крыло лагеря упиралось в глубокий овраг, левое подходило к самому лесу. Везде были возведены земляные укрепления, усиленные артиллерией. В лесу, заслонявшем лагерь с тыла, солдаты прорубили просеки и делали завалы. Планов фельдмаршала, задумавшего отсюда блокировать Наполеона и, держать под постоянной угрозой пути сообщен с занятыми им областями через Смоленск, заставить его уйти из Москвы, никто еще не знал, но выгоды Тарутинского лагеря расположенного в непосредственной близости к продовольственным складам Калуги и оружейным заводам Тулы, были всех очевидны.

Из уст в уста передавались слова, сказанные будто Кутузовым:

Население в лагере прибывало не по дням, а по часам...

Знаменитый план контрнаступления у Кутузова в общих чертах сложился, по всей вероятности, сразу же после Бородинского сражения. Для осуществления его необходимо было занять такие ключевые позиции, которые позволяли бы, во-первых, расположить армию в непосредственной близости к людским и продовольственным резервам, а также к промышленным центрам, таким, как Тула и Брянск, снабжающим войска вооружением; во-вторых, закрыть пути в Петербург и в южные плодородные губернии, куда Наполеон непременно должен был попытаться проникнуть, и, в-третьих, держать под контролем все сообщения неприятеля с его тылами. Всем этим требованиям отвечал Тарутинский лагерь.

Расположившись в Тарутине, Кутузов сразу же начал подготовку к контрнаступлению. И здесь во всем блеске развернулся его огромный талант руководителя вооруженных сил страны, организатора победы.

Первой заботой его было пополнение и обучение личного состава армии, обеспечение всем необходимым для продолжения Кампании, начиная с вооружения и кончая обмундированием и питанием солдат.

За месяц с небольшим пребывания в Тарутине силы русской армии увеличились более чем вдвое. Если после Бородинского сражения в рядах регулярных войск у нас насчитывалось не более 60 000 человек и численное превосходство все еще оставалось на стороне противника, то ко времени начала контрнаступления против стотысячной армии Наполеона Кутузов уже мог двинуть 120 000 свежего войска, а вместе с ополчением до 300 000. Артиллерии у Кутузова теперь было больше, чем у противника, в два, а конницы - в три с половиной раза.

Одновременно с подготовкой армии к контрнаступлению Кутузов развертывал так называемую «малую войну», то есть партизанскую войну в тылу врага. Для этой цели, он снабжал оружием крестьян и выделил специальные летучие отряды, которые вели разведку и беспрерывными нападениями изматывали неприятеля.

Открывать решительные действия главнокомандующий не торопился.

Чем дольше пробудет Наполеон в Москве, тем вернее наша победа,- неоднократно говорил он рвавшимся в бой генералам. Ему было известно, какие бедствия терпят французские войска в блокированной им Москве, не имея возможности запастись продовольствием, и считал, что нет никакой нужды выбивать из нее Наполеона, который рано или поздно, и чем позже, тем хуже для него, неминуемо должен будет сам уйти оттуда.

Приезд в Тарутино графа Лористона с предложением начать мирные переговоры еще больше укрепил его в этой мысли.

Старый фельдмаршал слишком хорошо знал гордость прославленного покорителя Европы, чтобы не понять, что, имей тот хоть небольшую надежду на победу, он ни за что не заговорил бы первый о мире, а раз уж заговорил, значит, не ждет для себя от продолжения войны ничего, хорошего».

Партизаны 1812 года (Отрывок из романа Л.Н.Толстого «Война и мир»).

«Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войны. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война - все это были отступления от правил.

Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие-то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему-то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам встать в позицию... - дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.

И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью...

Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии - отсталые мародеры, фуражиры - были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей также бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.

24 августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.

Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сими собою сыпались с иссохшего дерева - французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешне и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший и месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов».

Партизан Денис Давыдов (Отрывок из романа Г.Серебрякова «Денис Давыдов»).

«Обосновав лагерь в густом березняке близ села Скугарева, Давыдов начал набеги на врага. 2 сентября рано утром он как снег на голову пал на шайку мародеров, орудовавшую в ближнем селе Токарево. Стремительным ударом было захвачено девяносто неприятельских солдат и офицеров, прикрывавших обоз с награбленными у жителей припасами. Едва завершили это дело и раздали поселянам изъятое у них силою добро, как скрытые заранее пикеты донесли, что к Токареву движется еще один вражеский отряд, причем по обыкновению своему следует совершенно беспечно, не выставив даже конных охранений.

Ну, коли неприятель снова в гости пожалует, встретим! - сказал Давыдов.

По его знаку гусары и казаки вскочили в седла и затаились за крайними избами. Дав французам подойти чуть ли не вплотную, снова ударили разом. Ошарашенные мародеры, не успев оказать сопротивления, дружно побросали оружие. Добычею стали еще семьдесят пленных. Тут же встал вопрос: а что с ними делать? Не таскать же за собою всю эту голодную, прожорливую ораву?

По имевшимся у Давыдова сведениям, в уездном Юхнове французов не было. Город держало в своих руках местное ополчение. Посему, поразмыслив, Денис решил направить транспорт с пленными туда, дабы сдать их юхновскому начальству под расписку.

После отправки пленных Денис раздал поселянам неприятельское вооружение: ружья, патроны, сабли, пики, тесаки. Заодно и наказал им смелее оказывать отпор мародерам, которых они уже называли по-своему - «миродерами»...

Хотя проведенное дело можно было вполне считать успешным, Давыдов понимал, что поражение вооруженных французских грабителей отнюдь не главная цель, ради которой он послан с отрядом в неприятельский тыл. Намного важнее было наносить удары по транспортам жизненного и военного обеспечения наполеоновской армии. Поэтому он и решил продолжать поиск вдоль Смоленской столбовой дороги в направлении к памятному ему Цареву-Займищу».

Партизан Герасим Курин (Отрывок из исторической хроники Н.Задонского «Денис Давыдов»).

«Когда войска маршала Нея заняли Богородск и шайки мародеров рассыпались по уезду, отбирая у населения хлеб, скот и фураж, крестьянин села Павлова Рохтинской волости Герасим Курин собрал мирской сход и призвал всех крестьян защищаться против «нехристей». Мир единодушно поддержал Герасима, и тут же из двухсот человек составилась боевая партизанская дружина. Командиром избрали Курина; он славился как человек смелый, грамотный, умный. Старики, женщины и дети ушли в леса, а партизаны открыли действия против неприятеля. Так как во всех стычках с французами Герасим Курин почти всегда оказывался победителем, весть о нем разнеслась по всем окрестным деревням и селам, откуда сотнями повалили к нему добровольцы. Скоро Герасим Курин располагал уже целым войском: у него было пять тысяч восемьсот партизан... Вооружение состояло из отнятых у неприятеля ружей... и сабель, а также из самодельных пик.

Встревоженный действиями партизан маршал Ней послал большую карательную экспедицию в составе двух эскадронов гусар и нескольких подразделений пехоты. Курин решил встретить неприятеля, дать ему «генеральное сражение».

Ранним пасмурным утром, отслужив молебен, партизаны вышли навстречу французам. Тысячу человек пехотинцев, под начальством своего помощника крестьянина Стулова, Курин оставил в засаде у села Малежи, а конных партизан спрятал в Юдинском овражке, недалеко от села Павлова.

В полдень показалась французская кавалерия, а следом за ней - пехота. Партизаны, расположившиеся в небольших окопах, встретили противника дружным ружейным огнем. В это время откуда-то сбоку выскочили конные партизаны. Гусары погнались за ними и, разгоряченные преследованием, не заметили, как очутились у засады. Партизанская пехота ударила с флангов, а конный отряд - с тыла. Основные силы во главе с Куриным дрались с неприятельской пехотой. Бой был жестокий. Партизаны держались стойко, не отступали ни на шаг. Герасим Курин, управлявший боем, убил трех французов. Стулов заколол пятерых. Наконец неприятель не выдержал, побежал. Однако спастись удалось лишь нескольким гусарам.

Узнав о результатах этого боя, Кутузов вызвал к себе Герасима, при всех обнял, наградил Георгиевским крестом».

Французская армия отступает (Отрывок из романа Л.Рубинштейна «Дорога победы»).

«Наполеон отступал от Вязьмы к Дорогобужу, от Дорогобужа к Смоленску, от Смоленска к Красному. Кутузов шел от Медыни к Быкову, от Быкова к Ельне, от Ельни к Красному. Прибывая в каждый новый пункт, Наполеон узнавал, что Кутузов нависает над его левым флангом и угрожает отрезать ему путь. Это заставляло его двигаться еще быстрее. Французская армия катилась, как мячик, пущенный по склону горы. Но как ни спешил Наполеон, ему не удавалось вырваться из движущей кутузовской «подковы», которая сжимала противника стальным тисками, отрезая его начисто от продовольствия и истребляя его армию по частям.

Платов и Милорадович брали столько пленных, что их приходилось сдавать крестьянам для доставки в тыл.

На пути от Москвы до Смоленска была разгромлена почти половина оставшейся у Наполеона армии. Если бы не непрерывные удары, которые наносились Кутузовым не только по флангам, но и по головным частям французских колонн, десятки тысяч солдат и офицеров Наполеона успели бы дойти до границы в относительном порядке и, может быть, оказали сопротивление в Польше и Германии.

Но этого не произошло. По указаниям Кутузова били неприятеля не только регулярные части; били его Давыдов, Сеславин, Фигнер, Ожаровский, казаки, легкая кавалерия. Били его крестьянские отряды народных, «неармейских» партизан. Армия завоевателя Европы таяла под могучими ударами русского оружия...

Наполеон шел по внешней, северной дуге, а Кутузов - по внутренней, южной, более короткой. Естественно, что Кутузов мог в любой точке обогнать Наполеона, не говоря уже о том, что Наполеон был отрезан от южных, нетронутых губерний и вынужден был идти по разоренной дороге...

Наполеон шел по дороге, усеянной трупами людей и лошадей. Большие плакучие ивы стояли в белом инее. В стороне от дороги, где от павших коней поднимался еще легкий парок, немедленно накапливались кучки солдат, которые лихорадочно рубили тесаками еще живых животных. Они запасались кониной, потому, что есть уже было нечего.

Чем ближе к Смоленску, тем больше трупов. Снег начал зловеще поскрипывать под ногами отступающих. Бегства еще не было, но Наполеон предвидел панику, когда армия узнает, что в Смоленске отдыха не будет...

На привале явился Коленкур, закутанный в шубу довольно странного вида. Он подбежал к императорскому костру и, размахивая руками, сообщил, что впереди кто-то приказал переколоть две тысячи русских пленных.

Государь! - кричал Коленкур.- Вот та цивилизация, которую мы принесем в Россию! Какое действие окажет это варварство на неприятеля! Какая бессмысленная жестокость!

Наполеон хранил мрачное молчание. Он повернулся к костру и протянул руки к огню.

Где Кутузов? - спросил он. - Позади нас? Впереди? Почему разведка ничего не доносит? Никто не ответил. Разведка не донесла ничего потому, что ее не было».

О войне 1812 года и ее героях создано много и поэтических произведений. Приведем примеры только некоторых.

Д. Р. ДЕРЖАВИН

ГИМН ЛИРО-ЭПИЧЕСКИЙ НА ПРОГНАНИЕ ФРАНЦУЗОВ ИЗ ОТЕЧЕСТВА

(отрывки)

. . . . . . . . . . . . . .

Что ж в сердце чувствую тоску

И грусть в душе моей смертельну?

Разрушенну и обагренну

Под пеплом в дыме зрю Москву,

О страх! о скорбь! Но свет с эмпира

Объял мой дух,-отблещет лира;

Восторг пленит, живит, бодрит

И тлен земной забыть велит,

«Пой!-мир гласит мне горний, дольний,-

И оправдай судьбы господни».

Открылась тайн священных дверь!

Исшел из бездн огромный зверь,

Дракон иль демон змеевидный;

Вокруг его ехидны

Со крыльев смерть и смрад трясут,

Рогами солнце прут;

Отенетяя вкруг всю ошибами сферу,

Горящу в воздух прыщут серу,

Холмят дыханьем понт,

Льют ночь на горизонт

И движут ось всея вселенны.

Бегут все смертные смятенны

От князя тьмы и крокодильных стад.

Они ревут, свистят и всех страшат;

А только агнец белорунный,

Смиренный, кроткий, но челоперунный,

Восстал на Севере один,-

Исчез змей-исполин!

Что се? Стихиев ли борьба?

Брань с светом тьмы? добра со злобой?

Иль так рожденный утробой

Коварств крамола, лесть, татьба

В ад сверглись громом с князем бездны,

Которым трепетал свод звездный,

Лишались солнца их лучей?

От пламенных его очей

Багрели горы, рдело море,

И след его был плач, стон, горе!..

И бог сорвал с него свой луч:

Тогда средь бурных, мрачных туч

Неистовой своей гордыни,

И домы благостыни

Смердя своими надписьми,

А алтари коньми

Он поругал. Тут все в нем чувства закричали,

Огнями надписи вспылали,

Исслали храмы стон,-

И обезумел он.

Сим предузнав свое он горе,

Что царство пройдет его вскоре,

Не мог уже в Москве своих снесть зол,

Решился убежать, зажег, ушел;

Вторым став Навходоносором,

Кровавы угли вкруг бросая взором,

Лил пену с челюстей, как вепрь,

И ринулся в мрак дебрь.

Но, Муза! таинственный глагол

Оставь,-и возгреми трубою,

Как твердой грудью и душою

Росс, ополчась, на галла шел;

Как Запад с Севером сражался,

И гром о громы ударялся,

И молньи с молньями секлись,

И небо и земля тряслись

На Бородинском поле страшном,

На Малоярославском, Красном.

Там штык с штыком, рой с роем пуль,

Ядро с ядром и бомба с бомбой,

Жужжа, свища, сшибались с злобой,

И меч, о меч звуча, слал гул;

Там всадники, как вихри бурны,

Темнили пылью свод лазурный;

Там бледна смерть с косой в руках,

Скрежещуща, в единый мах

Полки, как класы, посекала

И трупы по полям бросала...

Какая честь из рода в род

России, слава незабвенна,

Что ей избавлена вселенна

От новых Тамерлана орд!

Цари Европы и народы!

Как бурны вы стремились воды,

Чтоб поглотить край росса весь;

Но буйные! где сами днесь?

Почто вы спяща льва будили,

Чтобы узнал свои он силы?

Почто вмешались в сонм вы злых

И, с нами разорвав союзы,

Грабителям поверглись в узы

И сами укрепили их?

Где царственны, народны правы?

Где, где германски честны нравы?

Друзья мы были вам всегда,

За вас сражались иногда;

Но вы, забыв и клятвы святы,

Ползли грызть тайно наши пяты.

О новый Вавилон, Париж!

О град мятежничьих жилищ,

Где бога нет, окроме злата,

Соблазнов и разврата;

Где самолюбью на алтарь

Все, все приносят в дар!

Быв чуждых царств не сыт, ты шел с Наполеоном,

Неизмеримым небосклоном

России повратить,

Полсвета огорстить.

Хоть прелестей твоих уставы

Давно уж чли венцом мы славы;

Но, не довольствуясь слепить умом,

Ты мнил попрать нас и мечом,

Забыв, что северные силы

Всегда на Запад ужас наносили...

О росс! о добльственный народ,

Единственный, великодушный,

Великий, сильный, славой звучный,

Изящностью своих доброт!

По мышцам ты неутомимый,

По духу ты непобедимый,

По сердцу прост, по чувству добр,

Ты в счастьи тих, в несчастьи бодр,

Царю радушен, благороден,

В терпеньи лишь себе подобен.

Красуйся ж и ликуй, герой,

Что в нынешнем ты страшном бедстве

В себе и всем твоем наследстве

Дал свету дух твой знать прямой!

Лобзайте, родши, чад, их-чада,

Что в вас отечеству ограда

Была взаимна от врагов;

Целуйте, девы, женихов,

Мужей супруги, сестры братья,

Что был всяк тверд среди несчастья.

И вы, Гесперья, Альбион,

Внемлите: пал Наполеон!

Без нас вы рано или поздно,

Но понесли бы грозно,

Как все несут, его ярмо,-

Уж близилось оно;

Но мы, как холмы, быв внутрь жуплом наполненны,

На нас налегший облак черный

Сдержав на раменах,

Огнь дхнули,-пал он в прах.

С гиганта ребр в Версальи трески,

А с наших рук вам слышны плески:

То в общем, славном торжестве таком

Не должны ли и общих хвал венцом

Мы чтить героев превосходных,

Душою россов твердых, благородных?

О, как мне мил их взор, их слух!

Пленен мой ими дух!

И се, как въяве вижу сон,

Ношуся вне пределов мира,

Где в голубых полях эфира

Витает вождей росских сонм.

Меж ими там в беседе райской

Рымникский, Таврский, Задунайский

Между собою говорят:

«О, как венец светлей стократ,

Что дан не царств за расширенье,

А за отечества спасенье!

Мамай, Желковский, Карл путь свят

К бессмертью подали прямому

Петру, Пожарскому, Донскому;

Кутузову днесь-Бонапарт.

Доколь Москва, Непрядва и Полтава

Течь будут, их не умрет слава.

Как воин, что в бою не пал,

Еще хвал вечных не стяжал;

Так громок стран пусть покоритель,

Но лишь велик их свят спаситель».

По правде вечности лучей

Достойны войны наших дней.

Смоленский князь, вождь дальновидный,

Не зря на толк обидный,

Великий ум в себе являл,

Без крови поражал

И в бранной хитрости противника, без лести,

Превысил Фабия он в чести.

Витгенштейн легче бить

Умел, чем отходить

Средь самых пылких, бранных споров,

Быв смел как лев, быстр как Суворов.

Вождь не предзримый, гром как с облаков,

Слетал на вражий стан, на тыл-Платов.

Но как исчислить всех героев,

Живых и падших с славою средь боев?

Почтим Багратионов прах-

Он жив у нас в сердцах!

Се бранных подвигов венец!

И разность меж Багратионом

По смерти в чем с Наполеоном?

Не в чувстве ль праведных сердец?

Для них не больше ль знаменитый

Слезой, чем клятвами покрытый?

Так! мерил мерой кто какой,

И сам возмерен будет той.

Нам правда божия явила,

Какая галлов казнь постигла.

О полный чудесами век!

О мира колесо превратно!

Давно ль страшилище ужасно

На нас со всей Европой тек!

Но где днесь добычи богаты?

Где мудрые вожди, тристаты?

Где победитель в торжествах?

Где гений, блещущий в лучах?

Не здесь ли им урок в ученье,

Чтоб царств не льститься на хищенье?

О, так! блаженство смертных в том,

Чтоб действовать всегда во всем

Лишь с справедливостью согласно,

Так мыслить беспристрастно,

Что мы чего себе хотим,

Того желать другим...

Отца отечества несметны попеченьи

Скорбей прогонят наших тени;

Художеств сонм, наук,

Торгов, лир громких звук,

Все возвратятся в их жилищи;

Свое и чуждо племя пищи

Придут, как под смоковницей, искать

И словом: быв градов всех русских мать,

Москва по-прежнему восстанет

Из пепла, зданьем велелепным станет,

Как феникс, снова процветать,

Венцом средь звезд блистать.

И из страны Российской всей

Печаль и скорби изженутся,

В ней токи крови не прольются,

Не канут слезы из очей;

От солнца пахарь не сожжется,

От мраза бедный не согнется;

Сады и нивы плод дадут,

Моря чрез горы длань прострут,

Ключи с ключами сожурчатся,

По рощам песни огласятся.

Но солнце! мой вечерний луч!

Уже за холмы синих туч

Спускаешься ты в темны бездны,

Твой тускнет блеск любезный

Среди лиловых мглистых зарь,

И мой уж гаснет жар;

Холодна старость-дух, у лиры-глас отъемлет,

Екатерины Муза дремлет:

То юного царя

Днесь вслед орлов паря,

Предшествующих благ виденья,

Что мною в день его рожденья

Предречено, достойно петь

Я не могу; младым певцам греметь

Мои вверяю ветхи струны...

И. А. КРЫЛОВ

ВОЛК НА ПСАРНЕ

Волк ночью, думая залезть в овчарню,

Попал на псарню.

Поднялся вдруг весь псарный двор.

Почуя серого так близко забияку,

Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку.

Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»

И вмиг ворота на запор;

В минуту псарня стала адом.

Бегут: иной с дубьем,

Иной с ружьем.

Огня! - кричат,- огня!»

Пришли с огнем.

Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.

Зубами щелкая и ощетиня шерсть,

Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;

Но, видя то, что тут не перед стадом

И что приходит наконец

Ему расчесться за овец,-

Пустился мой хитрец

В переговоры

И начал так: «Друзья! К чему весь этот шум?

Я, ваш старинный сват и кум,

Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры;

Забудем прошлое, уставим общий лад!

А я не только впредь не трону здешних стад,

Но сам за них с другими грызться рад.

И волчьей клятвой утверждаю,

Что я...»-«Послушай-ка, сосед,-

Тут ловчий перервал в ответ,-

Ты сер, а я, приятель, сед,

И Волчью вашу я давно натуру знаю;

А потому обычай мой:

С волками иначе не делать мировой,

Как снявши шкуру с них долой».

И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

Октябрь 1812

С горшками шел Обоз,

И надобно с крутой горы спускаться.

Вот, на горе других оставя дожидаться,

Хозяин стал сводить легонько первый воз.

Конь добрый на крестце почти его понес,

Катиться возу не давая;

А лошадь сверху, молодая,

Ругает бедного коня за каждый шаг:

«Ай, конь хваленый, то-то диво!

Смотрите: лепится, как рак;

Вот чуть не зацепил за камень. Косо! криво!

Смелее! Вот толчок опять!

А тут бы влево лишь принять,

Какой осел! Добро бы было в гору

Или в ночную пору;

А то и под гору и днем!

Смотреть, так выйдешь из терпенья!

Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!

Гляди-тко нас, как мы махнем!

Не бойсь, минуты не потратим,

И возик свой мы не свезем, а скатим!»

Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,

Тронулася лошадка с возом в путь;

Но только под гору она перевалилась -

Воз начал напирать, телега раскатилась;

Коня толкает взад, коня кидает вбок,

Пустился конь со всех четырех ног

На славу;

По камням, рытвинам пошли толчки,

Левей, левей, и с возом-бух в канаву!

Прощай, хозяйские горшки!

Как в людях многие имеют слабость ту же:

Все кажется в другом ошибкой нам;

А примешься за дело сам,

Так напроказишь вдвое хуже.

Октябрь 1812

ВОРОНА И КУРИЦА

Когда Смоленский Князь,

Противу дерзости искусством воружась,

Вандалам новым сеть поставил

И на погибель им Москву оставил,

Тогда все жители, и малый и большой,

Часа не тратя, собралися

И вон из стен московских поднялися,

Как из улья пчелиный рой.

Ворона с кровли тут на эту всю тревогу

Спокойно, чистя нос, глядит.

«А ты что ж, кумушка, в дорогу? -

Ей с возу Курица кричит.-

Ведь говорят, что у порогу

Наш супостат».-

«Мне что до этого за дело? -

Вещунья ей в ответ.-Я здесь останусь смело.

Вот ваши сестры - как хотят;

А ведь Ворон ни жарят, ни варят:

Так мне с гостьми не мудрено ужиться,

А может быть, еще удастся поживиться

Сырком, иль косточкой, иль чем-нибудь.

Прощай, хохлаточка, счастливый путь!»

Ворона подлинно осталась;

Но, вместо всех поживок ей,

Как голодом морить

Смоленский стал гостей -

Она сама к ним в суп попалась.

Так часто человек в расчетах слеп и глуп.

За счастьем, кажется, ты по пятам несешься:

А как на деле с ним сочтешься-

Попался, как ворона в суп!

Ноябрь 1812

ЩУКА И КОТ

Беда, коль пироги начнет печи сапожник,

А сапоги тачать пирожник:

И дело не пойдет на лад,

Да и примечено стократ,

Что кто за ремесло чужое браться любит,

Тот завсегда других упрямей и вздорней:

Он лучше дело все погубит

И рад скорей

Посмешищем стать света,

Чем у честных и знающих людей

Спросить иль выслушать разумного совета.

Зубастой Щуке в мысль пришло

За кошачье приняться ремесло.

Не знаю: завистью ль ее лукавый мучил,

Иль, может быть, ей рыбный стол наскучил?

Но только вздумала Кота она просить,

Чтоб взял ее с собой он на охоту,

Мышей в анбаре половить.

«Да полно, знаешь ли ты эту, свет, работу? -

Стал Щуке Васька говорить,-

Смотри, кума, чтобы не осрамиться:

Недаром говорится,

Что дело мастера боится».-

«И, полно, куманек! Вот невидаль: мышей!

Мы лавливали и ершей».-

«Так в добрый час, пойдем!» Пошли, засели.

Натешился, наелся Кот,

И кумушку проведать он идет;

А Щука чуть жива, лежит, разинув рот,

И крысы хвост у ней отъели.

Тут, видя, что куме совсем не в силу труд,

Кум замертво стащил ее обратно в пруд.

И дельно! Это, Щука,

Тебе наука:

Вперед умнее быть

И за мышами не ходить.

Е. А. БАРАТЫНСКИЙ

Д. ДАВЫДОВУ

Пока с восторгом я умею

Внимать рассказу славных дел,

Любовью к чести пламенею

И к песням муз не охладел,

Покуда русский я душою,

Забуду ль о счастливом дне,

Когда приятельской рукою

Пожал Давыдов руку мне!

О ты, который в пыл сражений

Полки лихие бурно мчал

И гласом бранных песнопений

Сердца бесстрашных волновал!

Так, так! покуда сердце живо

И трепетать ему не лень,

В воспоминанье горделиво

Хранить я буду оный день!

Клянусь, Давыдов благородный.

Я в том отчизною свободной,

Твоею лирой боевой

И славный год войны народной

В народе славной бородой!

М.Ю. ЛЕРМОНТОВ

ДВА ВЕЛИКАНА

В шапке золота литого

Старый русский великан

Поджидал к себе другого

Из далеких чуждых стран.

За горами, за долами

Уж гремел об нем рассказ,

И помериться главами

Захотелось им хоть раз.

И пришел с грозой военной

Трехнедельный удалец,

И рукою дерзновенной

Хвать за вражеский венец.

Но улыбкой роковою

Русский витязь отвечал:

Посмотрел - тряхнул главою.

Ахнул дерзкий-и упал!

Но упал он в дальнем море

На неведомый гранит,

Там, где буря на просторе

Над пучиною шумит.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПЕСНИ О ВОЙНЕ 1812 ГОДА

ЗАПЛАКАЛА РОССИЯ ОТ ФРАНЦУЗА

Как заплакала Россиюшка от француза.

Ты не плачь, не плачь, Россиюшка, бог тебе поможет!

Собирался сударь Платов да со полками,

Со военными полками да с казаками.

Из казаков выбирали да есаулы;

Есаулы были крепкие караулы,

На часах долго стояли да приустали:

Белые ручушки, резвы ножечки задрожали.

Тут спроговорил-спромолвил да князь Кутузов:

«Ай вы вставайте ж, мои деточки, утром поранее,

Вы умывайтесь, мои деточки, побелее,

Вы идите, мои деточки, в чистое поле,

Вы стреляйте же, мои деточки, не робейте,

Вы своего свинца-пороха не жалейте,

Вы своего же французика побеждайте».

Не восточная звезда в поле воссияла -

У Кутузова в руках сабля заблистала.

КАК И ПИШЕТ ПИСЬМО ФРАНЦУЗСКИЙ КОРОЛЬ

Ой как и пишет письмо

Вот французский король,

Пишет-то он ко российскому:

«Ой ну прошу я тебя,

Прошу тебя, российский царь,

Прошу не прогневаться,-

Ой распиши ты мне

В своей кременной Москве

Квартирушки на семьсот тысяч,-

Он господам-то моим,

Моим генералушкам,

Квартирушки что ни лучшие,

Ой ну как мне-то, королю,

Квартирушку самолучшую-

Во царских твоих палатушках!»

Ой как и тут-то был царь,

Крепко царь наш призадумался,

Да повесил буйну голову.

Ой вот Кутузов-генерал,

Сам он вышел, речь возговорил,

Ровно, братцы, во трубу трубил:

Ой ну мы встретим его,

Французского императора,

Середи поля Можайского,

Мы поставим ему

Столы - пушки медные,

Скатерочки - востры шашечки;

Мы пошлем-то ему

Наедочки дюже горькие-

Ядрочки ему чугунные;

Ну еще-то мы пошлем

Напиточки дюже крепкие -

Вот пулечки ему быстрые;

Ой на закусочку ему -

Донских-то казачушков

Да со пиками длинными!

Отечественная война 1812 года, вызвав мощное патриотическое движение широких народных масс, показала всему миру огромные возможности русского народа. Идея народа как активной исторической силы, идея национальной свободы, национальное самосознание в широком смысле слова - все эти последствия Отечественной войны оказались исключительно важными для всего дальнейшего развития русской общественной мысли и русской литературы. Особенно значительными оказались впечатления 1812 года для поколения, воспитавшегося под их влиянием - для Пушкина и его сверстников, для основного круга писателей-декабристов.

Так из патриотических стихотворений Жуковского , навеянных 1812-м годом, наибольшую популярность получил «Певец во стане русских воинов ». Несмотря на условное оформление этих стихов в духе классицизма («стан русских воинов» дан в тонах декоративных, Платовы и Багратионы более походят на античных героев, а ружейные пули заменяются «стрелами»), героическая патетика «Певца» оказывала огромное воодушевляющее воздействие на передовую дворянскую молодежь.

Показательно, что в понятие «родины святой» Жуковский включает не только военную славу, - Россия для него это -

Страна, где мы впервые

Вкусили сладость бытия,

Поля, холмы родные,

Златые игры первых лет

И первых лет уроки.

Это включение в понятие отечества не только абстрактных, связанных с государственным величием, с мощью «державы», но и лирических, интимно-бытовых черт, расширяло представление о патриотизме, делало его более конкретным.

Еще конкретней выражено патриотическое чувство в стихотворении К. Н. Батюшкова «Послание к Дашкову ». Здесь поэт обошелся совершенно без упоминаний о боге и царе. Он говорит лишь о «море зла», развернувшемся перед его глазами, о «бледных полках» нищих, о страданиях, которые терпит его родина под пятой завоевателя, - и на фоне этих ужасов Батюшков отказывается от прежних лирических тем, не хочет воспевать «любовь и радость... беспечность, счастье и покой», пока враг не изгнан из пределов России.

В таком раскрытии темы патриотического долга, в противопоставлении борьбы за счастье родины мирным наслаждениям уже намечались мотивы будущей декабристской лирики (вспомним рылеевское «Я ль буду в роковое время» и т. д.).

Заслуживает также внимания стихотворение А. Ф. Воейкова «К отечеству» , проникнутое ярким свободолюбивым чувством. Воейкову дорога «русская земля» как «мать бранных скифов, мать воинственных славян», умевших еще с докняжеских и дохристианских времен отстаивать свою независимость, и

Ярму железному, цепям позорным рабства.

Воейкова воодушевляет самая суровость русской природы:

Твои растения не мирты - дубы, сосны;

Не злато, не сребро - железо твой металл.

Речь идет о том железе, из которого куются

Плуг, чтоб орать поля, меч - биться за свободу.

Совершенно особое место в русской поэзии 1812 года занимают глубоко народные басни И. А. Крылова . Особенно знаменательна басня «Волк на псарне», в которой Крылов, не выходя из рамок басенного иносказания, дал замечательный по выразительности образ Кутузова, в виде старика-ловчего, здравый народный смысл которого не позволяет вступать в переговоры с хищником.

Огромное влияние оказали события 1812 года на формирование мировоззрения будущих декабристов, а тем самым и на развитие декабристской художественной литературы и публицистики. По словам писателя-декабриста А. Бестужева, в 1812 г. «народ русский впервые ощутил свою силу». Уже через много времени С. Г. Волконский вспоминал, что на вопрос Александра I о «духе» народа он ответил: «Государь! Мы должны гордиться им: каждый крестьянин - герой, преданный отечеству». Когда же царь спросил о настроениях дворянства, - Волконский вынужден был ответить: «Государь!.. стыжусь, что принадлежу к нему».

А в «Письмах русского офицера» Ф. Глинка , вспоминая фразу, брошенную крестьянской девочкой (о французах): «Да мы б им, злодеям, и дохнуть не дали! и бабы пошли бы на них с ухватами!» - восклицает: «О! у нас может быть то, что в Испании!».

Настроения декабристских кругов, их отношение к великой народной войне позже выразил Грибоедов в наброске трагедии «1812 год».

Одним из наиболее выдающихся литературных документов является «Дневник партизанских действий 1812 года» Дениса Давыдова , частично печатавшийся в 1820-1822 гг. в «Отечественных записках» П. П. Свиньина и впоследствии вышедший отдельным изданием. Продолжая линию военно-бытовых очерков, частично восходящую к «Письмам русского офицера» Ф. Глинки, Давыдов запечатлел в своем «Дневнике» героизм безвестного крестьянина Федора «из Царева Займища», оставившего жену и детей для того, чтоб добровольно сражаться в партизанском отряде.

Одной из характерных особенностей была мысль о том, что героизм народных масс, проявленный в 1812 году, был делом не только русского народа, но и других народов России. Так, Ф. Глинка впоследствии в «Очерках Бородинского сражения» (1839) отметил, что «дети Неаполя и немцы», служившие в рядах наполеоновской армии, дрались не только с «подмосковной Русью», но и с «соплеменниками черемис, мордвы, калмыков и татар». Он был первым, кто, говоря о 1812-м годе, отдал должное героизму «малых наций» России, сражавшихся в 1812 году бок-о-бок с русским народом.

Произведения подлинно народного творчества, дошедшие до нас в многочисленных записях (особенно ценный фольклорный материал, посвященный Отечественной войне, мы находим в собрании П. В. Киреевского), рисуют совсем иное, в корне отличное от лубочного «примитива восприятие «грозы двенадцатого года» народными массами.

В песенном творчестве народа никогда не затушевывалась тяжесть испытаний, выпавших на долю России.

Разоренная путь-дорожка

От Можая до Москвы

Разорил меня, путь-дорожку,

Неприятель - вор француз.

И в то же время в большинстве песен звучит бодрая уверенность в неминуемой победе народа над грозным «злодеем; эта уверенность передается в замечательных по образности словах песенного Кутузова:

А мы встретим злодея середи пути,

Середи пути, на своей земли,

А мы столики ему поставим - пушки медны,

А мы скатерть ему постелим - вольны пули,

На закусочку поставим - каленых картеч;

Угощать его будут - канонерушки,

Провожать его будут - все козачушки.

Война 1812 года оказала несомненное влияние на развитие общественной мысли и литературы. Недаром Пушкин, беспощадно высмеявший в «Рославлеве» напускной патриотизм консервативного дворянства во время Отечественной войны, в то же время неоднократно возвращался к теме 1812-го года, неизменно подчеркивая героизм «великого народа», сумевшего отстоять независимость родной земли.

Орловское художественное войне 1812 года ... новой русской литературы , создатель русского литературного языка. В начале мая 1829 года А. С. Пушкин посетил...

Война 1812 года в литературе

Отечественная война 1812 года в творчестве а.С. Пушкина

Отечественная война 1812 года и А.С. Пушкин - два крупнейших явления великой истории России, навеки останутся в благодарной памяти народной. Они в определенной мере взаимосвязаны.

Нашествие на Россию Наполеона и разгром его разбудили у юного лицеиста, ставшего поэтическим гением, великие патриотические и гражданские чувства, его самосознание, умонастроение в значительной мере повлияли на его становление как великого певца русской героики.

Вспоминая позже события того военного времени, в 1829 г. А.С. Пушкин писал:

На юных ратников взирали,

Ловили брани дальний звук,

И детские лета и... проклинали

И узы строгие наук.

И многих не пришло. При звуке песней новых

Почили славные в полях Бородина,

На кульмских высотах, в лесах Литвы суровых,

Вблизи Монмартра...

Вы помните: текла за ратью рать,

Со старшими мы братьями прощались

И в сень наук с досадой возвращались,

Завидуя тому, кто умирать

Шел мимо нас...

Эти события были особенно близки юному Пушкину, так как проходили невдалеке от д. Захарово, где до поступления в лицей в 1811 г. он жил в летнее время в почти шесть детских лет. Ему была памятна старая Смоленская дорога, по которой двигался Наполеон в Москву и обратно, а также усадьба Голицыных, в которой много раз бывал Пушкин и потом останавливался Наполеон. С раннего детства памятна и Москва, занятая врагом. Все это усиливало впечатления Саши Пушкина от нашествия французов.

Всю жизнь не покидали Пушкина чувства гордости за Россию, за ее мужественных ратников, зародившиеся и крепнувшие у впечатлительного и любознательного 13-летнего юноши в суровую военную годину 1812 года.

А.С. Пушкин своим гениальным поэтическим словом воспел величайшие свершения героев Бородина, народный подвиг защитников Отечества в 1812 году, воздвиг поэтический немеркнущий памятник народу, его рядовым воинам и полководцам, отстоявшим Россию от наполеоновских захватчиков. Все новые и новые поколения людей уже более 200 лет, читая Пушкина, соприкасаются чувствами и умом с гениальными поэтическими ощущениями поэта войны 1812 года. Многие дети впервые узнают о Бородино, о Кутузове, Багратионе, Давыдове из поэтических уст Пушкина.

Поэт обращается к Отечественной войне 1812 года более чем в 90 своих стихотворений, поэм, прозе и письмах. Отечественная война 1812 года, заграничные походы русской армии 1813-1814 гг. занимают одно из самых значительных мест в творчестве поэта на героико-патриотические темы. Гениальные пушкинские строки о двенадцатом годе, Бородино, нашествии на Москву, отдельных событиях и особенно о многих участниках войны, с которыми Пушкин лично общался, помогают лучше понять, оценить это крупнейшее историческое событие в русской и мировой истории. Его оценки Александра I, Наполеона, Кутузова и других крупных личностей того времени метки, характерны, интересны. Это оценки гениального современника тех событий.

Через два года после войны, 8 января 1815 г., на публичном чтении в лицее, при переходе с младшего на старший курс, в присутствии Г.Р. Державина, Пушкин читает свое знаменитое стихотворение, написанное в октябре-ноябре 1814 г., «Воспоминаний в Царском Селе». В этом стихотворении, покорившем Державина, Пушкин выразил свое отношение к Отечественной войне, в которой ярко проявились ратные традиции Руси. Поэт весомо заявил о себе как гениальном певце русской героики, певце бранного поля.

Бессмертны вы во век, о росски исполины,

В боях воспитаны средь бранных непогод!

О вас, сподвижники, друзья Екатерины,

Пройдет молва из рода в род.

О громкий век военных споров,

Свидетель славных россиян!

Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,

Потомки грозные славян,

Перуном Зевсовым победу похищали;

Их смелым подвигам страшась дивился мир;

Державин и Петров героям песнь бряцали

Струнами громозвучных лир.

В пушкинских строках наяву чувствуется бранное Поле Бородина, суровость и напряжение жестокого боя.

Ретивы кони бранью пышут,

Усеян ратниками дол,

За строем строй течет, все местью, славой дышат,

Восторг во грудь их перешел.

Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,

И се - пылает брань; на холмах гром гремит,

В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,

И брызжет кровь на щит.

Сразились. Русский - победитель!

И вспять бежит надменный галл;

Но сильного в боях небесный вседержитель

Лучом последним увенчал,

Не здесь его сразил воитель поседелый;

О бородинские кровавые поля!

Не вы неистовству и гордости пределы!

Увы! на башнях галл кремля!..

Любопытно заметить, что юный Пушкин в стихотворении отметил важную черту русских храбрецов. Враг изгнан из России. Русские войска в Париже. Но русские не мстители.

Но что я зрю? Герой с улыбкой примиренья

Грядет с оливою златой.

Еще военный гром грохочет в отдаленье,

Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,

А он - несет врагу не гибель, но спасенье

И благотворный мир земле.

Русский воин, защищая Отечество, храбр, бесстрашен, вступив же на землю неприятеля, благороден, не мстителен.

Юношеское стихотворение Пушкина, написанное 190 лет тому назад, и поныне современно, хотя не перевелись некоторые деятели, стремящиеся принизить роль Пушкина и его творчества. Автор правдиво показал образ российского воина, героику и патриотизм русского и всех народов России, предупредив возможных неприятелей от посягательств на Россию. Стихотворение звучит как призыв гениального поэта, великого гражданина России к нынешним поколениям, призывающим на подвиг во имя независимости своего государства.

В 1815 г. Пушкин еще дважды возвращается к теме Отечественной войны 1812 года. Вскоре после появления в русской печати сообщения о бегстве Наполеона с о-ва Эльба и возвращении его в Париж поэт пишет «Наполеон на Эльбе», а затем по поручению директора департамента народного просвещения И.И. Мартынова на ожидавшуюся торжественную встречу Александра I после взятия русскими войсками Парижа, - стихотворение «Александру».

В «Наполеоне на Эльбе» вновь прозвучал голос Пушкина во славу России. Непобедимому Наполеону, державшему в трепете народы Европы, Россия нанесла сокрушительное поражение.

Но туча грозная нависла над Москвою,

И грянул мести гром!..

Полнощи царь младой! ты двигнул ополченья,

И гибель вслед пошла кровавым знаменам,

Отозвалось могущего паденье,

И мир земле, и радость небесам,

А мне - позор и заточенье!

И раздроблен мой звонкий щит,

Не блещет шлем на поле браней;

В прибрежном злаке меч забыт

И тускнет на тумане.

В последующих сочинениях А.С. Пушкин многократно обращается к героической теме Отечественной войны 1812 года. В 1831 г. им написано стихотворение «Перед гробницею святой». Автор посвящает его великому полководцу, герою Отечественной войны М.И. Кутузову.

В Петербурге в Казанском соборе, в святой гробнице, под громадами гранитных столбов и нависшими знаменами.

«...спит сей властелин,

Сей идол северных дружин,

Маститый страж страны державной,

Смиритель всех ее врагов,

Сей остальной из стаи славной

Екатерининских орлов.

Пушкин напоминает о двенадцатом годе и роли в исходе войны Кутузова.

В твоем гробу восторг живет!

Он русский глас нам издает;

Он нам твердит о той године,

Когда народной веры глас

Возвал к святой твоей седине:

«Иди, спасай!» Ты встал - и спас...

В 1835 г. Пушкин пишет стихотворение «Полководец». Оно посвящено памяти М.Б. Барклая де Толли -военному министру и главнокомандующему 1-й Западной армией в начальный период Отечественной войны 1812 года.

В этом стихотворении поэт рассказал, как он часто посещал Военную Галерею в Зимнем Дворце и восхищался помещенными здесь портретами свыше 300 генералов - участников войны. Эти портреты были написаны английским художником Доу, жившим в России почти 10 лет.

Талантливой кистью Доу и пушкинскими поэтическими строками увековечены имена и лица тех, «чей высокий лик в грядущем поколенье» приводит «в восторг и в умиленье» не только поэта, но и всех патриотов России. Пушкин отдавал должное заслуженному полководцу Барклаю де Толли и, как он считал, отнюдь не принизил роль М.И. Кутузова. Поэтому в своем пространном «Объяснении», опубликованном в 4-м номере «Современника» за 1936 г., Пушкин называет причину замены Барклая де Толли и дает яркую оценку М.И. Кутузову, называя его спасателем России. Вот пушкинские слова: «Слава Кутузова неразрывно соединена со славою России, с памятью о величайшем событии новейшей истории». И далее: «Имя его не только священно для нас, но не должны ли мы радоваться, мы, русские, что оно звучит русским звуком?»

Пушкин пишет: «Один Кутузов мог предложить Бородинское сраженье; один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог оставаться в этом мудром, деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один облечен был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал».

Вся короткая жизнь гениального Пушкина наполнена светлой памятью о войне двенадцатого года, ее героях, народе, одержавшем нелегкую победу.

Со многими героями войны Пушкин был лично знаком, гордился этим знакомством, постоянно с ними общался, вел обширную переписку.

В работе Пушкина «Рославль» мужественная патриотка Полина сумела высоко оценить героический подвиг в войне 1812 года. Любящая свою родину и готовая отдать за нее свою жизнь, она восклицает: «Стыдись, разве женщины не имеют своего Отечества? Разве нет у них своих отцов, братьев, мужей? Разве кровь русская для нас чужда?» Здесь Пушкин в художественной форме передает переживания героев произведения о событиях, происходивших в 1812 году, о Бородинском сражении, о пожаре Москвы, о настроениях людей, участии отдельных лиц в формировании полков, о патриотизме, охватившем население, о французских пленных. Один из них, некто Сеникур, узнав о пожаре в Москве воскликнул: «Боже мой! Он погиб, как, разве вы не видите, что пожар Москвы есть гибель всему французскому войску, что Наполеону негде, нечем будет держаться, что он принужден будет скорее отступить сквозь разоренную опустелую сторону при приближении зимы с войском расстроенным и недовольным».

Пушкин и в других своих повестях («Метель», «Гробовщик» и др.) обращался к событиям Отечественной войны 1812 года.

Своим отношением к Отечественной войне 1812 года Пушкин проявил себя как великий патриот России, активно выступающий за ее могущество, ее величие и целостность. Он восхищался теми, кто не щадя своей жизни посвящал себя полностью России, ее защите и процветанию. В своем творчестве он остро выступал против тех, кто пытался принизить Россию, очернить русский народ, предать свою Родину.

И.А. Крылов и народные настроения 1812 года.

События Отечественной войны 1812 года нашли своё отражение и в баснях Ивана Андреевича Крылова. В августе 1812 года были опубликованы две басни И.А. Крылова «Кот и повар» и «Раздел», так начинался цикл басен посвящённых войне с Наполеоном Бонапартом, в которых автор в иносказательной форме сумел выразить своё отношение не только, к конкретным историческим лицам (Наполеон, Александр I, М.И.Кутузов), но и, шаг за шагом следуя за русской армией, к военным действиям.

Уже осенью 1812 года печатаются басни: «Ворона и курица», «Волк на псарне», «Обоз» и «Щука и кот», которые известны как тетралогия басен, посвящённых главнокомандующему русской армией, генерал - фельдмаршалу М.И. Кутузову. Они связаны непосредственно с военными событиями, в них Крылов проявляет себя как «политический писатель», поддерживающий и оправдывающий тактику М.И. Кутузова. Интересно, что по своему психологическому складу М.И. Кутузов очень напоминал И.А. Крылова. Недаром Крылов чувствовал в нём родственную душу и прославлял в своих баснях.

И.А. Крылов с самого начала войны очень чутко улавливал народные настроения. В басне «Раздел», посвящённой начальному этапу военных действий, мы читаем:

В делах, которые гораздо поважней,

Нередко от того погибель всем бывает,

Что чем бы общую беду встречать дружней,

Всяк споры затевает

О выгоде своей.

Как человек гражданский и далёкий от военной науки, Крылов вряд ли мог иметь собственные представления о том, как воевать. Но он руководствуется здравым смыслом. Прекрасно понимая, что генерал Барклай де Толли – это полководец не облечённый доверием армии и народа, он был уверен, что Барклай не способен эффективно командовать войсками, даже, если избранная им тактика правильная. И.А. Крылов понимал то, что дух войска важнее стратегического искусства полководца. Поэтому, если сама идея отступления не встречает поддержки в войсках, оно бессмысленно. Если Кот из басни «Кот и повар», поедающий жаркое, легко ассоциируется с Наполеоном, захватывающим русские города, то под поваром, скорее всего, подразумевается сам царь Александр I со свойственной ему в этот период набожностью и со всегда присущими колебаниями в решении важных вопросов. Это к нему обращены заключительные строки басни:

А я бы повару иному

Велел на стенке зарубить:

Чтоб там речей не тратить по-пустому,

Где нужно власть употребить.

После Бородинского сражения М.И.Кутузов был вынужден принять непопулярное решение об оставлении Москвы французам. И.А.Крылов откликнулся на отступление русских войск басней «Ворона и курица».

Автор противопоставляет правительственной точке зрения мысль об исторической правоте гланокомандующего: «противу дерзости искусством вооружась, вандалам новым сеть поставил и на погибель им Москву оставил». А вот народ верит Кутузову:

Тогда все жители, и малый, и большой,

Часа не тратя, собралися

И вон из стен московских поднялися,

Как из улья пчелиный рой».

Однако русское общество по-разному относится к защите Отечества.

Между двумя обитательницами московских подворий - Вороной и Курицей - происходит разговор, раскрывающий различные взгляды обывателей:

Ворона с кровли тут на эту всю тревогу Спокойно, чистя нос, глядит. "А ты что ж, кумушка, в дорогу?- Ей с возу Курица кричит.- Ведь говорят, что у порогу Наш супостат". "Мне что до этого за дело?- Вещунья ей в ответ.- Я здесь останусь смело. Вот ваши сестры - как хотят; А ведь Ворон ни жарят, ни варят: Так мне с гостьми не мудрено ужиться, А может быть, еще удастся поживиться Сырком, иль косточкой…»

Позиция так называемых «Ворон» - жить «как бог на душу положит», надежда на дружбу с врагом, с которым ей нечего делить.

Басня "Волк на псарне", была написана в первых числах октября в связи с получением в Петербурге известий о попытке Наполеона вступить в мирные переговоры через генерала Лористона, имевшего 23 сентября 1812 года свидание с Кутузовым. Генерал Лористон передал Кутузову мирные предложения Наполеона, приведенные в донесении Кутузова Александру I. В них указывалось, что Наполеон "желает положить предел несогласиям между двумя великими народами и положить его навсегда". Кутузов решительно отклонил предложения Наполеона и 6 октября разбил французские войска при селении Тарутино.

Как бы то ни было, недоброжелатели М.И. Кутузова усиленно распространяли слухи о его готовности вступить в мирные переговоры с французами. Эти слухи необходимо было опровергать. Удивительно, но быстрее всех отреагировал Крылов. В басне автор представляет дело таким образом, что французы, изображаемые под видом волка, случайно вместо овчарни, попавшего на псарню, загнанные в безвыходное положение, обратились к Кутузову с предложением мира. Но волка перебивает псарь (Кутузов):

"Послушай-ка, сосед,- Тут ловчий перервал в ответ,- Ты сер, а я, приятель, сед, И волчью вашу я давно натуру знаю; А потому обычай мой: С волками иначе не делать мировой, Как снявши шкуру с них долой". И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

Собственноручную копию это басни И.А. Крылов отправил супруге Кутозова, а та переслала мужу. В армии эта басня имела огромный успех, при её чтении «воздух потрясался от восклицаний гвардии».

После сдачи Москвы французам, обвинения в адрес М.И. Кутузова в бездеятельности и лени стали общим местом. И опять-таки Крылов, который ещё недавно упрекал в басне «Кот и повар» русское командование за бездействие, тут со свойственным ему чутьём понял глубокую правду Кутузова и встал на его защиту. Его ответом на обвинения главнокомандующего русской армией в бездействии стала басня «Обоз». В ней две лошади – «конь добрый» и «лошадь молодая» - спускают с горы обоз с горшками. Первый идёт не спеша и успешно довозит хрупкий груз до места. Вторая лошадь издевается над его осторожностью. Однако как только доходит до дела, хвастливая лошадь вместе с обозом оказывается в канаве:

…..И с возом бух в канаву!

Прощай хозяйские горшки!

Как в людях многие имеют слабость ту же: Всё кажется в другом ошибкой нам; А примешься за дело сам, Так напроказишь вдвое хуже.

Творчество баснописца высоко ценили сами участники войны 1812 года, они были очень популярны в действующей армии и многие читали их наизусть! И.А. Крылов в аллегорической форме выражал своё отношение не только к событиям войны, но и к конкретным участникам этих событий.

Басни не относятся к историческим жанрам литературы. Патриотические произведения Крылова - исключение, потому что они раскрыли подлинно народный характер Отечественной войны 1812 года. Вот уже двести лет они популярны во всех слоях русского общества, так как написаны языком, который понятен всем поколениям россиян. Многие образные выражения баснописца стали «крылатыми», пополнив копилку народной мудрости.

В.А. Жуковский – «певец во стане русских воинов»

В 1812 году Василий Андреевич Жуковский в чине поручика вступил в Московское ополчение. В день Бородинского сражения он находился в резерве, всего в двух верстах от места боя; после сдачи Москвы его прикомандировали к штабу М. И. Кутузова. В военном лагере русской армии при селении Тарутино Жуковский написал знаменитую оду «Певец во стане русских воинов», в которой поименно прославил всех живых и погибших героев Отечественной войны. В декабре того же года ода появилась в журнале «Вестник Европы», обратив на поэта внимание двора.

«Певец во стане русских воинов» напечатано впервые в журнале «Вестник Европы», с подзаголовком: «Писано после отдачи Москвы перед сражением при Тарутине». Написанное и в самом деле «во стане русских воинов» в канун знаменитого Тарутинского сражения, оно сразу же приобрело огромную популярность и быстро распространилось в армии во множестве списков. «Певец во стане русских воинов» надолго определил поэтическую репутацию Жуковского.

Необычайный успех стихотворения объяснялся, конечно, прежде всего, его высокими художественными достоинствами. Но, пожалуй, самое главное, в чем современники увидели его особую новизну и особую привлекательность, заключалось в том, что в многокрасочной картине, развернутой перед ними поэтом, они впервые ощутили свое время, свой мир, наконец, свою войну - ту самую, которая была их грозным сегодняшним днем.

Конечно, жанр, в каком написано стихотворение, тоже заключал в себе определенную долю литературной условности достаточно явно смыкался с традиционными одами. Однако в полной мере используя художественные возможности этого жанра, Жуковский, в сущности, очень мало считается здесь с налагаемыми им ограничениями, смело идет к действительности, к «натуре», и это позволяет ему создать целую галерею выразительных исторических портретов.

В «галерее» Жуковского представлены так или иначе все наиболее известные герои двенадцатого года, причем каждый из них входит сюда непременно с какою-нибудь характерной, присущей только ему чертой, по которой он особенно запомнился современникам. Таковыми были портреты: М.И. Кутузова, П.И. Багратиона, Н.Н. Раевского, Я.П. Кульнева, М.И. Платова, Д.В. Давыдова, А.С. Фигнера, А.И. Кутайсова, М.С. Воронцова. Представляя их в полном блеске их боевой славы, в ореоле подвига, с которым каждый из них вошел в историю, поэт видит в них не просто блестящий «сонм героев», отчужденных и замкнутых в своем величии, а прежде всего живых людей, своих современников, членов единого боевого братства, в котором слава «вождей победы» неотделима от славы каждого воина. Это братство, эта семья живет единой жизнью, ведя общий счет и громким победам, и горьким утратам. Поэтому как глубоко свое, личное читатель переживает и тот восторг, с которым поэт описывает Кутузова перед полками, и то восхищение, которое звучит в стихах о «Вихорь-атамане» Платове, и ту глубокую печаль, с которой певец ведет рассказ о гибели Кутайсова, Кульнева и Багратиона.

Впоследствии Жуковский еще не однажды обратится к теме Отечественной войны. Уже вскоре появятся стихотворения «Вождю победителей» и «Певец в Кремле», а двадцать семь лет спустя, в дни торжеств, посвященных открытию памятника героям Бородина, он напишет «Бородинскую годовщину». Но «Певец во стане русских воинов» навсегда останется в его творчестве не только самым первым, но и самым блистательным, самым вдохновенным его произведением о героях великой народной эпопеи. «Никто более тебя, - напишет ему Пушкин, - не имел права сказать: глас лиры, глас народа».

Спустя почти сорок лет, приветствуя Жуковского незадолго до его смерти, его друг и литературный соратник Вяземский воскресил именно эту страницу его творческой биографии:

Певец царей, и рати, и народа,

Он вещий твой, о Русская земля,

Младой певец, отчизны верный сын,

Как под ружьем, он с лирой боевою

Стоял в рядах Тарутинских дружин.

1812 год явился не только важнейшей страницей истории России, но и принципиального значения вехой в истории русской литературы и поэзии. Никогда прежде художественное слово не становилось таким мощным выразителем чувств, охвативших общество, как это произошло после вторжения Наполеона. Поэтическая летопись Отечественной войны потому так богата и выразительна, что каждый, кто писал о войне 1812 года, вложил в них лучшее, что было в нем как в художнике.