Русская служба Би-би-си – Информационные услуги. На расстрел ее несли на руках

Он был революционером с лицом святого, идеологом линии партии и всеобщим любимцем. Сталин называл его «бухарчиком», а Ленин относился как к сыну.

Идеолог пересмешник

Бухарин был талантливым карикатуристом. Его карандашу принадлежат единственные портреты Сталина, нарисованные с натуры, а не с фотографии. Бухарин рисовал всех, и даже публиковал карикатуры на первых лиц на страницах газеты «Правда». Про них он говорил, что это «модно и ни у кого не вызывает отторжения». Так он укреплял близость и узнаваемость власти, а когда злые языки нашептывали Сталину про очередную карикатуру, он отвечал: «Бухарчика не трогать!». Талант Бухарина передался и его сыну, который стал аквалеристом.

Друг и соперник

В последние свои дни Ленин называл Бухарина сыном. Он фактически умер на его руках. Их связывали долгие, тесные, почти дружеские отношения. Бухарин — тот человек, который позволял себе не соглашаться с Лениным. Они спорили при встречах и в своих работах, но это был поединок равных. Ленин безмерно ценил Бухарина и держал при себе. И как друга, и как главного врага. Николаю Бухарину удавалось даже быть третейским судьёй в спорах Троцкого и Ленина. Он говорил, что их дискуссии напоминают спор человека, называющего стакан стеклянным цилиндром, и человека, называющего тот же стакан инструментом для питья. Ленин использовал пример Бухарина со стаканом для изложения некоторых взглядов марксизма, не понятых, с его точки зрения, Троцким и Бухариным. Рассуждение получило название «Диалектика стакана». Ленин познакомил Бухарина со Сталиным. Бухарин помог написать Сталину работу по национальному вопросу, ту самую работу, которая ляжет в основу его курса.

За революцию! За НЭП!

Троцкий был ещё одним «заграничным» другом Бухарина. Они познакомились в Америке, где совместно выпускали журнал. На революцию они оба «опоздали». Ленин доехал быстрее. Но в отличие от Троцкого Бухарин не стремился к абсолютной власти. Их пути начали расходиться сразу по возвращении. Троцкий сначала «гнул» военный коммунизм и мировую революцию, в чем Бухарин даже поддерживал друга, но если Троцкого «заело» на этих идеях, то Бухарин был более динамичен в своих воззрениях. Окончательно разошлись они во время НЭПа. Бухарин видел, что политика НЭПа приносит свои плоды, что страну сейчас не нужно в очередной раз «вздыбливать», это может её разрушить. Троцкий же был непреклонен. В итоге, Бухарин оказался тем человеком, кто организовал ссылку Троцкого. Ничего личного. Только революция.

Опасный любимец

У Бухарина уникальная и трагическая во многом судьба. Он не был типичным большевиком, не воевал на фронтах Гражданской, но из всех соратников был одним из самых крупных профессионалов революции. Он был очень живым человеком, Ленин называл его «любимцем партии». Бухарин был великолепным оратором, что очень ценилось, но при этом в живом человеческом общении был очень открыт, много шутил. Про него говорили, что он больше похож на святого, чем на революционера. Он был на ты со всеми. Его уважали, любили и боялись, как боятся всякий неординарный ум.

Самородок-профессионал

Бухарин был талантливым журналистом. В Россию из эмиграции он вернулся, имея хорошую журналистскую подготовку. Он выпускал в Нью-Йорке журнал «Новый мир». Бухарин много лет был редактором «Известий» и «Правды». Он прошел хорошую школу пропаганды и мастерски владел форматами. Бухарин был известен как специалист не только в советской России, но и за рубежом. Шутка ли — инициатор и редактор Большой Советской энциклопедии… У французского интеллектуала Андре Мальро был проект поставить Бухарина во главе редакции неосуществлённой международной «Энциклопедии XX века». Это не удивительно: Бухарин в совершенстве владел несколькими языками и обладал энциклопедическими знаниями.

Душитель и друг литераторов

Бухарин был одним из самых образованных людей своего времени. Он много и плодотворно общался с литераторами, дружил и работатал с Горьким и Пастернаком. Очень ценил Мандельштама. Именно Бухарин выразил поддержку арестованному поэту, и расстрел ему заменили ссылкой. Сложные отношения у Бухарина были с Есениным. Одно время он считал его «вредным» поэтом, выражающим в своем творчестве все худшее, что есть в русском человеке. Смягчил свое отношение к Есенину Бухарин уже после самоубийства поэта, которое Николай Иванович, конечно, осудил. Бухарин многое сделал для русской культуры. Он видел в Пастернаке «голос вне хора» и признавал за ним гениальность. Показательный факт: Мандельштам на допросах перечислил всех, кому он читал своё стихотворение о Сталине (за которое и был осужден), но в протоколах допросов нет фамилии Пастернака. Нет её там как раз по причине любви Николая Бухарина к поэзии Пастернака.

Уже были. Сегодня я напишу о Бухарине. Точнее о том, как его сажали. Хм, только сейчас понял,что все миниатюры посвящены как их (соответственно) развенчивали, выгоняли и убивали.Хотя на самом деле цель у меня другая а именно показать,что тогда не было диктатуры одного человека а была диктатура партии. Итак:

10 сентября 1936 г. центральные газеты страны опубликовали сообщение «В Прокуратуре Союза ССР», в котором заявлялось:
«В настоящее время Прокуратурой Союза ССР закончено расследование по поводу сделанных на процессе троцкистско-зиновьевского террористического центра в Москве 19 и 20 августа с.г. некоторыми обвиняемыми указаний о причастности в той или иной степени к их преступной контрреволюционной деятельности Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова. Следствием не установлено юридических данных для привлечения Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова к судебной ответственности, в силу чего настоящее дело дальнейшим следственным производством прекращено ».

4 декабря того же года в 16 часов в Свердловском зале Кремля созвали пленум ЦК. На нем в частности выступил Ежов, только в сентябре назначенный на пост наркома НКВД, с докладом - О троцкистских и правых антисоветских организациях » . Сам доклад, как тогда и было принято, длился несколько часов. И в нем, частности, Ежов обвинил Бухарина в причастности к антисоветской террористической организации, поставившей своей целью уничтожение руководителей партии и государства.
Как вы думаете что было дальше? А дальше, председательствующий на пленуме Молотов дал слово Бухарину, который все это время сидел тут же в зале. И тот начал оправдываться. Причем признавая конечно отдельные грехи:
Я никогда не отрицал, что в 1928—1929 гг. я вел оппозиционную борьбу против партии... Я в 1928—1929 гг. нагрешил очень против партии. Это я знаю. Хвосты эти тянутся до сих пор. Часть людей, которые тогда шли со мной (Б, эволюционировали бог знает куда. Я этого не знаю, но я этого теоретически не исключаю... Ну я действительно в 1928— 1929 гг. против партии грешил, когда я сделал свое заявление. Последнее из моих заявлений было заявление по поводу «организованного капитализма» зимой 1930 г .»
А в самом конце он сказал вообще замечательную фразу - я никогда не стремился к власти . Это кстати было правдой. Он на самом деле никогда не занимал сколько либо значимой должности, которая бы давала какие то властные полномочия. При этом был всегда среди вождей, на вершине. Это вообще примета и характерная особенность того времени. Человек может состоять в Политбюро, ЦК но при этом занимать очень мелкую должность. Например тот же Молотов в 1949 году был руководителем какого то комитета, даже не министерства, но при этом оставался в ЦК. Ну а ярчайшим примером такой вот практики является конечно же Ворошилов: главнокомандующий партизанским движением (с сентября 1942 года по май 1943 года), председатель Трофейного комитета при ГКО (май—сентябрь 1943 года) - это я Википедию цитирую.А где то в конце сороковых он возглавлял два добровольных общества, которые потом преобразовались в ДОСААФ.
Вот так и Бухарин был всегда в числе вождей, но при этом ничем серьезным не руководил.
После Бухарина на пленуме выступали разные ответственные товарищи и все как один клеймили его. Хотя нет, не все. Молотов в частности сказал: «Товарищи, из всего того, что здесь говорили Бухарин и Рыков, по-моему, правильно только одно: надо дело расследовать, и самым внимательным образом ». А Каганович в частности обьяснил почему в сентябре прокуратура прекратила дело а сейчас Ежов вновь его поднял - потому что тогда речь шла о чисто юридических обоснования а сейчас об основаниях чисто политических.
Ему вторил и Молотов: Когда мы это опубликовали, — сказал он, обращаясь непосредственно к Бухарину и Рыкову, — приняв решение ЦК о том, что нет юридических оснований, мы только подчеркнули, что политически вам не доверяем . Я голосовал за это решение, но политически не доверял... А теперь вы изображаете дело так: вы видите — вы оправдали. Очной ставки не было. Теперь Каменева нет, Томского нет, а те аргументы, которые были, они не дали вам должных юридических оснований. Но к сожалению, есть новые факты, более убийственные, пачкающие людей. Но давайте проверять это дело объективно. Еще и еще раз будем к каждому возражению Рыкова и Бухарина прислушиваться ».
В общем там все было не так просто и однозначно, как многим бы сейчас хотелось видеть те времена и нравы.
Дальше на пленуме выступал Сталин. Что он говорил неизвестно, но текст резолюции был такой: «Принять предложение т. Сталина считать вопрос о Рыкове и Бухарине незаконченным. Продолжить дальнейшую проверку и отложить дело решением до следующего пленума ЦК ».
И на время все успокоилось.
23 февраля 1937 года состоялся новый пленум и на нем опять выступил Ежов с докладом, где опять,в частности, обвинял Бухарина.Сам доклад и его обсуждение заняли аж 3 дня. И опять Бухарин оправдывался. Еще перед пленумом он написал аж две записки, одну к пленуму а другую в Политбюро. Выступал и в прениях по докладу и тоже два раза. Но в этот раз чаша весов склонилась не его пользу.
Выработку резолюции перенесли из зала заседания, где вердикт уже был предрешен, в специальную комиссию пленума под председательством Микояна, включавшую 36 членов ЦК. Им и предстояло выбрать один из трех вариантов, мало чем отличавшихся друг от друга. Ежов предложил исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов партии, предать суду с применением высшей меры наказания . Его поддержали С.М. Буденный , А.В. Косарев, Д.З. Мануильский, Н.М. Шверник, И.Э. Якир . За более мягкий вариант резолюции, «без применения расстрела», высказались Н.К. Антипов, С.В. Косиор, М.М. Литвинов, К.И. Николаева, Г.И. Петровский, П.П. Постышев, Н.С Хрущев, М.Ф. Шкирятов. Третий вариант, внесенный Сталиным , предлагал пленуму остаться в рамках своей компетенции, не подменяя собой ни следствия, ни суда: «исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б), суду не предавать, а направить дело Бухарина — Рыкова в НКВД ». С этим солидаризировались В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, И.М. Варейкис, Н.К. Крупская и М.И. Ульянова , хотя они могли со стопроцентной уверенностью предсказать итог, к которому придут подчиненные Ежова.
27 февраля пленум остановился на последнем варианте резолюции, проголосовав именно за него. Бухарин и Рыков были незамедлительно арестованы .
Насколько они все были правы может сами для себя решить. Показания Бухарина на предварительном следствии а также его допрос в суде сейчас доступны в сети.
Из всего этого можно сделать несколько выводов:
Во первых Сталин явно симпатизировал Бухарину и всячески пытался вытащить его из под удара. Но он не был диктатором а значит и не мог идти против воли коллективного руководства. И личный авторитет тут явно не помогал. Хотя все в выступлениях и славили его, в том числе и тот же Бухарин. Но поступали как они сами считали нужным.
Во вторых это все очень походит на американский суд. Есть прокурор (Ежов) , который обвиняет. Есть защитник (Бухарин) и есть присяжные в лице всех членов ЦК, которые решают, кто прав или виноват.
Ну и в третьих, все произошло ровным счетом по теории, которой увлекался сам Бухарин - о выведение нового типа человека путем расстрелов.Не только он один между прочим, тогда этим многие грезили, например тот же Циолковский. Причем Бухарин не только увлекался, он еще эту теории и пытался претворять в жизнь. Например в 1928 году на Политбюро Сталин предлагал для участников так называемого "Шахтинского дела" ограничится только тюремными сроками, но как сам же потом хвастался Бухарин - "мы голоснули против этого предложения, и добились расстрела ."
Не плюй в колодец а то тебя туда же и сбросят.

Цитаты по книге Юрия Жукова "Иной Сталин"

Реквизиты

Датировка:

Источник:

Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы Том 1 май 1927 - ноябрь 1929. Москва РОССПЭН 1999. Стр. 530-537.

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 726. Л. 83-99. Машинописная копия.

Ввиду того, что в принятой комиссией резолюции на основе шантажистской, якобы троцкистской прокламации делается попытка дискредитации трех членов высшего учреждения партии - тт. Бухарина, Рыкова, Томского, мы, в интересах партии, считаем необходимым дать общий ответ на эту резолюцию, переполненную утверждениями, которые мы затрудняемся квалифицировать иначе как грубейшее извращение истины. Мы, таким образом, вынуждены отвечать на этот неслыханный документ. Мы считаем его образцом закулисно подготовленного нападения, увенчивающего ту кампанию организованной беспринципной травли против нас, которая систематически «неофициально» велась уже в течение ряда месяцев. Принятый комиссией документ, несомненно, послужит исходным толчком для новой волны «проработок» как подготовки отсечения ряда членов Политбюро. Он с фатальной необходимостью будет орудием этой усекающей «работы». Мы не можем поэтому не ответить на него и в интересах элементарной истины, и в интересах партии, в рядах которой мы боролись в течение нескольких десятков лет... 1 *

3. О лозунге «дани», провозглашенном т. Сталиным

В главе 2-й «Куда растет фракционная деятельность т. Бухарина» к этой «фракционной деятельности» отнесено даже помещение статьи «Заметки экономиста», а также отставка т. Томского и т.д. Эти чудовищные «заключения» сопровождаются коварно лживыми утверждениями, будто т. Бухарин разделяет позицию т. Фрумкина. Выпады такого рода должны помочь т. Сталину выбраться из того неудобного положения, в котором он очутился, став глашатаем и провозвестником теории «дани» с крестьянства.

Предварительно нужно заметить, что проект резолюции неоднократно ставит рядом т. Сталина и партию, как равновеликие величины, или же прямо заменяет т. Сталина Центральным Комитетом, а ЦК - т. Сталиным. На этом «смешении» строятся обвинения против т. Бухарина в «нападении» на ЦК. Ни ЦК, ни партия в целом отнюдь не провозглашали теории «дани». Тов. Сталин эту теорию провозгласил и не хочет признать свои ошибки.

Уже несколько лет тому назад т. Преображенский выступил с теорией, в которой он проводил аналогию между колониями для капиталистов и крестьянством для нас. Закон «первоначального социалистического накопления», по его мнению, и состоит в том, чтобы взять, что технически можно взять с крестьянина, подобно тому, как империалисты берут с колоний. Тов. Бухарин отвечал тогда т. Преображенскому подробной критической статьей 160 , причем вся партия, все антитроцкисты были с этой статьей согласны. Сам т. Сталин позднее выступил по этому поводу с такими заявлениями: «Я думаю, что т. Преображенский, приравнивая крестьянское хозяйство к "колониям" и пытаясь строить отношения между пролетариатом и крестьянством, как отношения эксплуатации , - подрывает тем самым, пытается подорвать, сам того не понимая, основы всякой возможной индустриализации.

Я утверждаю, что эта политика не имеет ничего общего с политикой партии, строящей дело индустриализации на основе экономического сотрудничества между пролетариатом и крестьянством» (Доклад на XV всесоюзной конференции ВКП(б) 1-3 декабря 1926 г. Сб. «Об оппозиции», стр. 369) 2 *.

А теперь на июльском пленуме он повторил аргументацию Преображенского! Это не политика, а качка!

Ошибка т. Сталина, как и ошибка Преображенского, состоит вовсе не в голом утверждении, что крестьянство «переплачивает» (это, возможно, будет еще долгое время, хотя мы должны напрягать все усилия к быстрой ликвидации такого положения, согласно прямым указаниям Ленина). Эта ошибка состоит в неправильной, антиленинской, антимарксистской характеристике социального отношения пролетариата и крестьянства, что ведет неминуемо и к практике чрезмерного обложения, подрывающего основы Союза рабочих и крестьян. Дань есть категория эксплуататорского хозяйства. Если крестьянин платит дань , значит, он - данник, эксплуатируемый и угнетенный, значит он, с точки зрения государства, - не гражданин, а подданный. Можно ли соучастие крестьянства в строительстве промышленности обозначать как дань ? Это вздорно, неграмотно и политически опасно. Какой же союз с середняком можно наладить, если считать его за данника ? Какую же смычку можно организовать, если исходить из теории дани ? Если смотреть на дело с точки зрения дани, тогда, разумеется, нечего заботиться ни о мере обложения, ни о снабжении деревни и т.д. Ленин, как известно, смотрел не так, что мы должны брать с крестьянина дань , а говорил о «кредите», о «ссуде» у крестьянства, подчеркивая, что мы должны «платить по векселям».

Ленин говорил на XI съезде:

«Мы до сих пор писали программы и обещали... 3 *, но сейчас дело обстоит так, что мы должны проверку нашей работы установить уже серьезную, не ту, которая бывает через контрольные учреждения, теми же коммунистами создаваемые... 3 * Не эта проверка теперь нужна, а та, которая является проверкой с точки зрения массовой экономики.

Капиталист умел снабжать. Он это делал плохо, он это делал грабительски, он нас оскорблял, он нас грабил... 3 * но капиталист все же умел снабжать, а вы умеете? Вот самая простая и самая убийственная критика, которую крестьянство в прошлом году, а через крестьянство целый ряд слоев рабочих, направляли против коммунистической партии. Проверка нужна настоящая» (Протоколы, с. 30) 4 *.

«Крестьянин знает рынок и знает торговлю. Прямого коммунистического распределения мы вести не могли... 3 * Тогда мы должны дать через торговлю, но дать это не хуже, чем это делал капиталист, иначе такого управления народ вынести не может. В этом гвоздь положения» (Протоколы, с. 55) 4 *.

«Наша цель - восстановить смычку, доказать крестьянину делами, что мы начинаем с того, что ему понятно, знакомо и сейчас доступно при всей его нищете, а не с чего-то отдаленного, фантастического с точки зрения крестьянина; доказать, что мы ему умеем помочь, что коммунисты в момент тяжелого положения разоренного, обнищалого, мучительно голодающего мелкого крестьянина ему сейчас помогает на деле. Либо мы это докажем, либо он нас пошлет ко всем чертям. Это совершенно неминуемо 5 *.

Крестьянин нам кредит оказывает, но этот кредит не может быть неисчерпаем, это надо знать и, получивши кредит, все-таки поторапливаться. Надо знать, что приближается момент, когда крестьянская страна нам дальнейшего кредита не окажет, когда она, если можно употребить коммерческий термин, спросит наличными... 3 * вот какой экзамен на нас неминуемо надвигается, и он решит в последнем счете судьбу нэпа и коммунистической власти в России» (Протоколы, с. 28) 4 *.

Так, как смотрел Ленин, смотрит и вся партия. Но это вовсе не то, что выражается словом «дань». Для чего понадобилась т. Сталину переделка ленинской «смычки» на «дань»? Для чего изменять формулировку, для чего давать формулировку, соответствующую совершенно другим отношениям, если не хочешь менять самого содержания отношений? Это изменение формулировки наших отношений с крестьянством было особенно опасно потому, что мы только что имели чрезвычайные меры, и теория «дани» легко могла быть воспринята как идеологическое увековечение этих мер.

Тов. Сталин лишь «углубил» Е.А.Преображенского, он не только приравнял крестьянство к колониям, не только приравнял отношение пролетариата и крестьянства к отношениям экплуататорского типа, но взял наиболее жесткую форму эксплуатации («дань»). Тов. Сталин (не партия, не ЦК) переполз на точку зрения Преображенского (с. 116 стенограмм).

Неправда, что т. Бухарин прошел мимо «дани» на июльском пленуме ЦК. Тов. Бухарин заявил на июльском пленуме т. Молотову о своем несогласии с тезисами о дани. Тов. Бухарин в речи на том же пленуме говорил против «закона» Преображенского 6 *.

Он не разжигал дискуссии по этому вопросу, как не делали этого и другие товарищи из соображений сохранения единства, зная, как воспринимает т. Сталин любое критическое замечание по своему адресу. Тов. Томский выступал против теории дани открыто. Так, в стенограммах пленума в речи т. Томского мы читаем: «Конечно, тяготы этого строительства ложатся на всех трудящихся, ложатся на рабочий класс, ложатся на крестьянство, но я бы отсюда не рекомендовал делать рискованного вывода, во всяком случае, я считаю опасной формулировкой, если мы будем говорить, что середняк и рабочий платят дань за восстановление промышленности и ее реконструкцию» (Стенограмма июльского пленума, выпуск 2-й, стр. 138).

Представленный проект резолюции не только не осуждает теории дани, но протаскивает ее как партийное решение, предлагая одобрить эту теорию на объединенном заседании Политбюро и Президиума ЦКК. На это не может пойти ни один ленинец.

Не мудрено, что после всего этого Е.Преображенский писал о молчаливом блоке со «сталинцами», а Троцкий требовал вывода нас из Политбюро!

4 . Тов. Крумин и лозунг наступления на крестьянское хозяйство

Сползание на троцкистскую точку зрения нашло свое выражение и на ноябрьском пленуме, и после ноябрьского пленума. Известно, что наряду с «технически досягаемым» обложением крестьянства, «колониями» и т.д. у Преображенского была развита и другая мысль, находившаяся в ближайшей связи со всей его установкой. Разделяя хозяйство СССР не на пять укладов и даже не на три (капитализм, простое товарное хозяйство, социализм, что соответствует: а) кулаку и нэпману, т.е. буржуазии, б) трудовому крестьянству, в) пролетариату), а на два (государственное хозяйство и хозяйство частное), Преображенский утверждал необходимость вытеснения, «пожирания» крестьянского хозяйства. Ленинцы указывали ему на недопустимость смешивания в одну кучу капиталистов и трудящихся крестьян (простых товаропроизводителей). Ленинцы утверждали, что выдвигать теорию «пожирания» (разорения под напором государственного хозяйства) крестьянских хозяйств значит изменять Ленину, не понимать учения о смычке, соучастии крестьянства под руководством пролетариата в деле социалистического строительства. Ленинцы говорили, что по отношению к мелким и мельчайшим крестьянским хозяйствам пролетариат ведет политику не «вытеснения», не «пожирания», не разорения, а подъема и социалистической переделки.

На ноябрьском пленуме ЦК было подчеркнуто то обстоятельство, что одной из центральных задач партии является задача стимулирования индивидуального крестьянского (бедняцкого и середняцкого) хозяйства 7 *. Эта задача почти исчезла, когда дело дошло до трактовки, разъяснения, комментирования резолюций пленума. Но особенно отличилась здесь «Экономическая жизнь». В передовой статье «Индустриализация и зерновая проблема (к итогам пленума ЦК ВКП (б))» газета говорит: «...невредно напомнить азы ленинизма, забытые ими»... 3 * «Вопрос о том, какая форма возьмет верх, сводится к вопросу о темпе наступления пролетарских командных высот на капиталистические элементы хозяйства, с одной стороны, и на мелкое и мельчайшее крестьянское производство, которое является тормозом социалистического развития страны, с другой» («Экономическая жизнь», № 274 от 25 ноября).

Во всей этой передовице что ни фраза, то перл. Исчезает буржуазия (нэпманы), что, очевидно, тоже «азы ленинизма». Утверждается, что крестьянство само может скинуть пролетариат, тогда как в «азах» Ленин учил об опасности его смычки с нэпманом (город ведет деревню). Сеется страх перед крестьянством как таковым, хотя Ленин прямо писал: «Всякое улучшение положения крупного производства, возможность пустить некоторые крупные фабрики - настолько упрочивает положение пролетариата, что бояться стихии мелкой буржуазии, даже возрастающей, нечего. Не того надо бояться, что мелкая буржуазия и мелкий капитал вырастут, надо бояться того, что слишком долго продолжается состояние нужды , недостатков продуктов, из которого вытекает уже обессиление пролетариата, его невозможность противостоять стихии мелкобуржуазных колебаний. При увеличении количества продуктов никакое развитие мелкой буржуазии не будет больше минусом, поскольку это дает развитие крупной промышленности»... 3 * (см. том XVIII, ч. 1-я, стр. 154 -

(Сталин, кстати сказать, цитируя это место, прибавлял в своем докладе на XV конференции: «Поймут ли когда-либо товарищи из оппозиции, что паника насчет дифференциации и частного капитала в деревне есть обратная сторона неверия в возможность победоносного социалистического строительства в нашей стране» 9 *.)

Но все это бледнеет перед формулой, данной учителем «азов марксизма» из «Экономической жизни», а именно, перед формулой наступления на капиталистические элементы и «на мелкое и мельчайшее крестьянское производство ». Оказывается, «азы марксизма» состоят в том, что рядом с наступлением на капитал нужно наступать и на мельчайшего крестьянина, т.е. на бедняка. До такого уродства не договаривался даже Преображенский. Под статьей подписи нет. Она редакционная. Подпись редактора - Г. Крумин, тот самый, который посажен для контроля над Бухариным в «Правду».

Понятно, что при установке на «дань » и «наступление на мелкое и мельчайшее крестьянское производство » этому производству не поздоровится: но тогда и хлеба не будет, и союза рабочих и крестьян тоже не будет.

5. О хозяйственной политике и о фактическом ее проведении

Честное, правдивое изображение того, что есть, изучение и строгая проверка фактов является непременной предпосылкой правильной марксистской политики и правильного руководства. Проект резолюции обходит, к сожалению, одни тяжелые факты и приукрашивает другие. Основным фактом нашего теперешнего экономического положения является тот факт, что на 12-м году пролетарской диктатуры, при больших успехах социалистического строительства вообще, мы вводим систему хлебных карточек, что налицо полуголод в ряде районов, недостаток сырья, острый недостаток промтоваров, признаки инфляции и тяжелое положение с золотыми и валютными средствами. При этом нельзя не отметить того параллельного объективного факта, что в силу целого ряда условий мы вынуждены были сходить с рельс правильной политики. В самом деле, какие у нас были главные хозяйственные споры с троцкистами до их окончательного отхода от партии?

Это были следующие вопросы:

а) об обложении крестьянства в связи с индустриализацией;

б) о политике промышленных цен;

в) о значении нашего рубля и инфляции;

По всем этим вопросам нам грозит опасность быть сбитыми на неправильную позицию.

С обложением крестьянства дело обстоит не так, как его излагает проект резолюции. В прошлом году речь шла об увеличении налога на имущие слои (кулачество, зажиточные середняки). А в действительности, фактически были чрезвычайно переобложены середняки (т.е. факты «случились» по Преображенскому).

С промценами дело обстоит далеко не благополучно. Если ранее осью политики была здесь политика на систематическое снижение цен, то теперь фактически налицо политика либо стабильных, либо повышающихся цен.

С нашим червонцем, о твердости коего мы в противоположность инфляционистским планам троцкистов раньше так заботились, дело обстоит так, что налицо уже явные признаки инфляции.

Индустриальное строительство, строительство внеиндустриальное и т.д. развивалось у нас за последние годы в значительной мере за счет траты золота и эмиссий; сельское зерновое хозяйство росло совершенно недостаточным темпом. Сокращение озимых примерно на 4% по Союзу в этом году есть грозное явление. Не кто иной, как т. Сталин, говорил в своем докладе об итогах июльского пленума (в Ленинграде): «Когда нет смычки, крестьянин теряет веру в завтрашний день, он уходит в себя, он перестает верить в прочность Советской власти, он начинает сокращать свои посевы и, во всяком случае, не рискует расширять их, боясь, что пойдут опять обходы дворов, обыски и т.д. и отберут у него хлеб» 10 *.

Хлебозаготовки, начиная с января, идут неудовлетворительно. В этом отношении проект резолюции говорит отнюдь не то, что есть на самом деле. Широчайшая кампания (агрономическая) не принесет необходимых плодов, если не будет подведен базис личной хозяйственной заинтересованности «мелких и мельчайших» крестьян.

В этом отношении, несмотря на решения июльского пленума, сделано было мало, ибо говорить об индивидуальном хозяйстве, усилении стимулов его подъема, всемерном содействии его развитию до ноябрьского пленума вообще считалось неприличным. Резолюция июльского пленума в части отношения к индивидуальному середняцко-бедняцкому хозяйству на деле осталась только «литературным произведением».

Только теперь, несмотря на вредные передовицы, опубликованные московской печатью после ноябрьского пленума, начался сдвиг в отношении середняка. Сдвиг этот нужно закрепить, нужно довести его до самого низу, откидывая одновременно не только на словах, но и на деле, линию на кулака, выраженную в предложениях тт. Калинина и Микояна (предложение Калинина и Микояна, принятое комиссией ПБ и внесенное на рассмотрение ПБ, об освобождении от налога новых кулацких посевов и предложение т. Микояна, внесенное в свое время на обсуждение комиссии ноябрьского Пленума ЦК, о льготах кулакам, сдающим продукты кооперативам).

Глупо обвинение нас в недооценке колхозного движения: страна терпит недостаток в хлебе не благодаря развитию колхозов, а несмотря на это развитие; этот недостаток хлеба будет обостряться, если все успехи нашей политики в деревне на ближайшие годы мы свяжем только и исключительно с успехами колхозного движения, которое, конечно, нужно всячески и всемерно поддерживать. Простой арифметический расчет показывает нам, что в ближайшие годы они (колхозы и совхозы) не смогут быть основным источником хлеба. Основным источником будут еще долгое время индивидуальные хозяйства крестьян. До каких геркулесовых столбов доходило, однако, невнимание к индивидуальному крестьянскому хозяйству, показывает цитированная выше передовица «Экономической жизни», где речь идет об экономическом наступлении на мелкое и мельчайшее крестьянское хозяйство. Приблизительно так же «трактовали» вопрос и другие газеты. Тон «разъяснения» ноябрьских резолюций был дан совершенно определенный 11 *.

В общем этот тон получился таким образом: известно, что до Пленума была борьба за резолюцию в Комиссии. Нас обвиняли, что мы слишком мрачно оцениваем положение дел в сельском хозяйстве; долго упорствовали в принятии формулы о необходимости стимулировать личные интересы индивидуальных крестьян и т.д. Таким образом, текст резолюции явился результатом известного компромисса, что вовсе не плохо и даже необходимо в сложной обстановке, когда не сразу находятся готовые решения. Но разъяснение резолюции пошло только по одной половине. Из этого вытекала характеристика резолюции как эклектической, характеристика, которая открыто давалась людьми, зараженными детской болезнью левизны, и на пленуме, и на собраниях после него. Разъяснялось не то, что принял официально ЦК на пленуме, а лишь одна сторона дела. А эта однобокость имела уже своим последствием несомненный практический вред.

Все эти факты вовсе не говорят о том, что «виноват ЦК». Документ Комиссии утверждает, будто тезис, что «ЦК решает одно, а проводится в жизнь другое», означает непризнание линии партии. Это, конечно, плохо сделанный софизм, это прямая неправда. Если «Экономическая жизнь» пишет о наступлении на крестьянское хозяйство - это есть неправильное «проведение в жизнь» решений ЦК. Если ряд газет брали такие же тона - это кривое «проведение в жизнь» официальных решений ЦК. Если кто-либо популяризировал «дань» - это не есть проведение в жизнь решений ЦК. Неужели теперь воспрещается делать даже такие замечания?

Утверждение проекта резолюции о том, что т. Бухарин (и, очевидно, мы все вместе с ним) «сползает на позицию т. Фрумкина», рассчитывает на «развязывание капиталистических элементов» и т.д., - это утверждение представляет собою такое же совершенно противоречащее истине измышление, какими документ изобилует на каждом шагу 12 *.

Измышлением является и утверждение, будто т. Бухарин заявил «о безнадежности нашего валютного положения». Нигде и никогда о безнадежности речи не было. Речь шла о недальновидной, нехозяйственной и политически опасной растрате золотого фонда. И здесь лучше всего видны софизмы автора резолюции. Партия в лице ее съездов, в том числе последнего съезда, приняла резолюцию о резервах. Эти директивы не выполнены. Мы считаем необходимым большее внимание к этим решениям, принятие дополнительных мер для их выполнения, включение в план работы всех решающих органов выполнение их на деле. А по проекту резолюции Комиссии наше стремление выполнить решение партии по этому вопросу означает несогласие с линией партии.

Никто из нас вовсе не желает оспаривать лавры у т. Рудзутака. Мы хотели бы все же установить такие факты: проект резолюции XV съезда о пятилетке, с особой силой подчеркивавший вопрос о резервах, в том числе и о золоте, писали т. Бухарин и т. Рыков; о резервах на ноябрьском пленуме говорил в своем докладе т. Рыков, также и т. Бухарин (на июльском пленуме); в «Заметках экономиста» во главу угла поставлен вопрос о резервах. Этого достаточно. Мы вовсе не хотим снижения темпа индустриализации. Наоборот, мы хотим наибольших темпов, прочных и длительных, индустриализации. Но мы полагаем, что на «дани» социалистической индустриализации не построить; что индустриализация не должна базироваться на растрате до последней копейки наших фондов; что она должна иметь своей базой подъем бедняцко-середняцкого хозяйства и общий рост производительности труда. Мы полагаем, что только со здоровым сельским хозяйством, здоровой валютой, хорошими резервами мы можем быстро идти вперед и гарантировать свою победу над внешним врагом в случае военного столкновения. Только в таком случае мы будем идти максимально быстро по пути победы социализма и в городе, и в деревне.

Таким образом, грубым измышлением является навязывание нам какой-то другой, непартийной линии. Мы боремся именно за то, чтобы полностью проводить официальные решения партии, Только такое проведение (а не однобокое извращение линии) позволит избегать ошибок, приводящих к тяжелейшим хозяйственным последствиям.

6. О бюрократизме и внутрипартийной демократии

Документ Комиссии нападает очень ожесточенно на заявление т. Бухарина о бюрократизации в партии. Документ цитирует старую брошюру т. Ленина против криков о бюрократизме. Документ обвиняет т. Бухарина (а следовательно, и солидаризировавшегося с ним т. Рыкова) в том, что он «повторяет» Троцкого. Все эти замечательные аргументы могут быть с успехом применены и к «Обращению ЦК о самокритике». Если ряд товарищей считает, что «Обращение» уже устарело, что самокритику нужно приостановить, что бюрократизм у нас вовсе не так силен и т.д. - тогда нужно сказать об этом открыто. Мы, однако, не согласны с тем, что нужно отменять «Обращение». Точно так же мы не согласны с фактической отменой партийных прав, предоставленных членам партии уставом. Так, например, на фракции VIII съезда профсоюзов угрожали снятием всякого голосующего за просьбу о пересмотре решения ЦК. По этому поводу т. Томский в своем заявлении членам ЦК писал: «Устав партии гласит: "В случае существенного разногласия между партийным комитетом и фракцией в каком-либо вопросе, входящем в ее компетенцию, комитет обязан вторично рассмотреть с представителями фракций этот вопрос и принять окончательное решение, подлежащее немедленному выполнению со стороны фракции"» (Устав ВКП(б), п. 95, раздел второй)...

Документ Комиссии облыжно ссылается на демократию и обвиняет тт. Томского и Бухарина в «воплях» против «политкомиссаров», в «партийном феодализме», в протестах против «всякой проверки их повседневной работы » со стороны органов ЦК.

Что касается проверки, то никто из нас против проверки нашей работы не протестовал. Но вопрос в формах этой проверки. В документе впервые обнаружена цель «введения» «политкомиссаров». Оказывается, что тт. Крумин и Савельев введены, чтобы от имени «органов ЦК» каждодневно «проверять» члена ПБ Бухарина; что т. Каганович введен, чтобы каждодневно «проверять» т. Томского и т.д. Следовательно, все ставится на голову по сравнению с прежней партийной конституцией: раньше от имени ЦК ответственный редактор проверял работу всех сотрудников и отвечал сам перед ЦК; теперь сотрудники проверяют его (ответственного редактора) каждодневно, будучи поставлены для контроля над ним от имени ЦК (хотя ЦК так вопроса не решал и пока не ставил). Тов. Каганович проверяет от имени ЦК т. Томского, а т. Томский не имеет права «проверять» т. Кагановича, ибо он не для этого дела поставлен.

В чем секрет этой новой партийной конституции, возвещенной в документе Комиссии?

Разгадку его следует искать в фактическом уничтожении коллективного руководства в ЦК. Сущей нелепицей является утверждение документа, будто кто-либо из нас претендует на «феодальные княжества». Но мы за коллективное руководство. Мы против того, чтобы единолично решались вопросы партийного руководства. Мы против того, чтобы контроль со стороны коллектива заменялся контролем со стороны лица, хотя бы и авторитетного...

8. Об организованных «проработках » и о вынужденных отставках

Сейчас вся страна переживает исключительно трудный момент. В ближайшие месяцы трудности (прежде всего на хлебном фронте), по всей вероятности, еще более возрастут. С другой стороны, можно с полнейшей уверенностью утверждать, что при дружности работы, при правильной политике, при исправлении извращений этой политики можно с полным успехом выбраться из этих трудностей. Для нас главнейшим вопросом был вопрос о середняке. Реформа сельхозналога, мероприятия в области машиноснабжения деревни, постановка вопроса о середняке на ближайшей конференции, как нам кажется, снимет в значительной мере известные разногласия в области хозяйственной политики, которые у нас были. Вот почему разногласия, о которых речь шла выше (не с резолюциями, разноречий с коими не было вообще), принадлежат уже, возможно, истории. Тем более необходима была бы дружная работа всех товарищей в руководстве партии. Тем более успешна была бы эта работа. Она, к сожалению, и без того страшно затруднена практикуемыми организационными методами (проработка, окружение, дискредитация, подозрительность, оргвыводы и т.д.). Кроме этого работа в ПБ в настоящее время сугубо осложнена положением т. Томского в ВЦСПС и т. Бухарина в «Правде» и Коминтерне. Именно поэтому мы просим ЦК (и будем просить Пленум ЦК и ЦКК) удовлетворить просьбу т. Бухарина и т. Томского об освобождении их от некоторых работ, где им, совершенно объективно, работать невозможно. Нужно дать им возможность переключить энергию на другие виды работы, повысив интенсивность их дружной работы со всеми товарищами в Политбюро. Нужно устранить, вывести за скобки вопросы о работе в КИ, ВЦСПС и т.д., которые будут предметами постоянных споров. Тт. Томскому и Бухарину вовсе не сладко уходить с работы, где они были добрый десяток лет. Им вовсе не сладко воздерживаться от ответа на всяческие районные, городские, общесоюзные и т.п. проработки. Но они делают это, однако, во имя мира в партии.

У нас нет ни малейшего желания обострять отношения. Мы убеждены, что тт. Томскому и Бухарину лучше отойти от тех областей работы, в которых она в современных условиях невозможна и из-за которых отношения в Политбюро без всякой необходимости обостряются. Мы хотим работать. Мы считаем, что сможем помочь преодолеть трудности. Мы считали бы прямым преступлением какую то бы ни было спекуляцию на трудностях 13 *.

Крайне осложняет вопрос резолюция Комиссии. Ее установка - на отсечение. Она - документ войны на истребление и ничего более. Поэтому принятие этой резолюции является, по нашему мнению, актом, неизбежно влекущим за собою наше отсечение и окончательное разрушение действительно коллективного руководства.

Н. Бухарин.

А. Рыков.

М. Томский.

1 * Опущены разделы: 1. Как велась подготовка ложного обвинения; 2. Ложь о «блоке с Каменевым» и ложь о «фракционной работе»; 7. О руководстве в Коминтерне.

2 * См.: Сталин И.В. Соч. М., 1948. Т. 8. С. 289.

3 * Отточие документа.

4 * Текст дан в изложении. См.: Ленин В.И. ПСС. Т. 45. С. 78 - 79.

5 * Часть текста дана в изложении. См.: Ленин В.И. ПСС. Т. 45. С. 77.

6 * См. док. К? 117.

7 * См.: КПСС в резолюциях... М., 1984. Т. 4. С. 374 и др.

8 * Исходные данные после цитаты указаны неверно. Следует читать: см,: Т. 18. Ч, 1. С. 142. См.: Ленин В.И. ПСС. Т. 43. С. 83-84.

9 * См.: Сталин И.в. Соч. М., 1948. Т. 8. С. 292.

10* См.: Там же. Т. И. С. 212.

11* Как отражаются на практике комментарии к решениям партии, видно, например, из разосланной Отделом по работе в деревне ЦК докладной записки (2 февраля с.г.), трактующей о ходе подготовки к яровой кампании, в ней говорится: «При пропаганде роли и значения в деревне бедноты слабо поставлен вопрос о середняке. Середняк и заботы об индивидуальном хозяйстве выпали». (Прим. док.).

12 * См. Резолюцию объединенного заседания Политбюро ЦК и Президиума ЦИК по внутриполитическим делам от 9 февраля 1929 г. (КПСС в резолюциях... Т. 4. С. 187-199).

13 * Но мы просим дать нам наилучший выход из создавшегося положения и будем просить об этом объединенный пленум ЦК и ЦКК. (Прим. док.).

160 Речь идёт о статье Н.И.Бухарина «К вопросу о закономерностях переходного периода», впервые напечатанной в «Правде» в июле 1926 г. (Бухарин Н.И. Путь к социализму. Избранные произведения. Новосибирск, 1990. С. 114 - 153)

В кошмарной атмосфере бессудных расстрелов и безотчётного ужаса, охватившего всю страну, энергично шла подготовка третьего московского процесса, на который надлежало вывести последнюю группу старых большевиков, сподвижников Ленина. Сталинские инквизиторы орудовали теперь более уверенно. Во-первых, их методы прошли успешную проверку на двух первых процессах. Во-вторых, психоз всеобщего страха, порождённый массовым террором этих лет, вооружил следователей дополнительными средствами воздействия на обвиняемых.

Теперь, когда требовалось сломить их волю, угрозы заметно преобладали над обещаниями. Если во время подготовки двух предыдущих процессов ещё не все арестованные верили, что Сталин может привести в исполнение дикие угрозы, относящиеся к их детям, то теперь никто из обвиняемых не сомневался в серьёзности таких угроз. Чтобы на этот счёт не оставалось иллюзий, Ежов распорядился подсаживать в каждую тюремную камеру под видом арестованных агентов НКВД. Эти агенты должны были рассказывать другим заключённым истории о том, как десяти- двенадцатилетних детей выводили на расстрел вместе с родителями. В садистской атмосфере моральных пыток, расстрелов и самоубийств можно было поверить всему.

Здесь мне хотелось бы упомянуть несколько действительных фактов, относящихся к судьбе детей старых большевиков. Помню, осенью 1937 года до иностранных сотрудников НКВД дошёл слух, что Ежов приказал руководителям управлений НКВД в периферийных областях страны арестовывать детей расстрелянных партийцев и выносить им приговоры на основе тех же статей Уголовного кодекса, которые были применены к их родителям. Слух представлялся настолько невероятным, что ни я, ни мои товарищи не принимали его всерьёз. Действительно, как можно было поверить тому, что Сталин сможет обвинить десяти- двенадцатилетних детей в заговоре с целью свержения советского правительства? Впрочем, слухи были очень упорными и доходили до нас вновь и вновь, притом через хорошо информированных людей.

Мне не удалось тогда получить конкретные сведения о судьбе детей казнённых партийцев, а после моего разрыва со сталинщиной вообще было трудно рассчитывать, что когда-нибудь ко мне в руки попадут эти данные. Но жизнь полна неожиданностей – ситуация в какой-то степени прояснилась довольно скоро, притом вполне открыто, с помощью официальной советской печати.

В конце февраля 1939 года в советских газетах появилось сообщение об аресте некоего Лунькова, начальника управления НКВД в Ленинске-Кузнецке, и его подчинённых за то, что они арестовывали малолетних детей и вымогали у них показания, будто те принимали участие в заговоре с целью свержения советского правительства. Согласно этому сообщению, детей держали в переполненных камерах, вместе с обычными уголовниками и политическими заключёнными. В газетах был описан случай, когда десятилетний мальчик, по имени Володя, в результате допроса, длившегося всю ночь, сознался, что в течение трёх лет состоял в фашистской организации.

Один из свидетелей обвинения на суде показывал:

– Мы спрашивали ребят, например, откуда им известно, что такое фашизм. Они отвечали примерно так: "Фашистов мы видели только в кино. Они носят белые фуражки". Когда мы спросили ребят о троцкистах и бухаринцах, они ответили: "Этих людей мы встречали в тюрьме, где нас держали".

Раз дети встречались с троцкистами и бухаринцами в тюрьме, то, значит, троцкисты и бухаринцы в свою очередь видели там детей и, безусловно, знали, что они обвинены в антигосударственном заговоре и в других преступлениях, караемых смертью. Ничего удивительного, что обвиняемые, представшие перед судом на третьем из московских процессов, готовы были любой ценой сохранить жизнь собственным детям и уберечь их от сталинского пыточного следствия.

Пусть никого не удивляет то обстоятельство, что Сталин решился вынести на открытый суд некоторые факты, порочащие его систему. Это была обычная для Сталина тактика: когда его преступления получали огласку, он спешил снять с себя всякую ответственность и переложить вину на своих чиновников, выводя их напоказ в открытых судебных процессах. Им тоже была дорога собственная жизнь, и на таких судах не прозвучало ни слова о том, что они совершали преступления, руководствуясь прямыми указаниями сверху.

На третьем московском процессе, начавшемся в Москве в марте 1938 года, в качестве главных обвиняемых фигурировали: Николай Бухарин, бывший глава Коминтерна, член ленинского Политбюро и один из крупнейших теоретиков партии; Алексей Рыков, тоже бывший член Политбюро и заместитель Ленина в Совете народных комиссаров, после ленинской смерти возглавивший советское правительство; Николай Крестинский, бывший секретарь ЦК партии и заместитель Ленина по организационным вопросам; Христиан Раковский, один из самых уважаемых старых членов партии, имеющий огромные заслуги перед революцией и назначенный, по указанию Ленина, руководителем советской Украины.

Николай Бухарин (задний ряд слева) и Сталин, который впоследствии его расстреляет

И вот рядом с этими прославленными деятелями партии на скамье подсудимых оказалась одиозная фигура, появление которой среди арестованных друзей и соратников Ленина было сенсацией мирового значения.

Речь идёт о бывшем руководителе НКВД Генрихе Ягоде. Тот самый Ягода, который полтора года назад, роковой августовской ночью 1936 года, стоял с Ежовым в подвале здания НКВД, наблюдая, как происходит расстрел Зиновьева, Каменева и других осуждённых на первом процессе. А теперь сам Ягода, по приказу Сталина, посажен на скамью подсудимых как участник того же самого заговора и один из ближайших сообщников Зиновьева, Каменева, Смирнова и других старых большевиков, которых он же пытал и казнил.

Более чудовищную нелепость трудно было себе представить. Казалось, что Сталин весь свой талант фальсификатора израсходовал на организацию первых двух процессов и его "творческое" воображение исчерпало себя…

Подлинное же объяснение того, что поверхностному наблюдателю могло казаться просто нелепостью, составляет один из главнейших секретов всех трёх московских процессов. Дело в том, что Сталин применил такой "идиотский" ход отнюдь не по недомыслию. Напротив, он был чрезвычайно проницателен и дьявольски ловок, когда дело касалось политических интриг. Просто он не смог избежать специфических трудностей, с какими сталкиваются все фальсификаторы, когда следы их подлогов становятся явными.

Итак, выдумав чудовищную нелепость, будто Ягода был сообщником Зиновьева и Каменева, Сталин полностью снимал с себя ответственность за некое давнее преступление, следы которого оказались недостаточно затёрты и вели прямо к нему, Сталину. Этим преступлением было всё то же убийство Кирова.

Я уже писал, что наутро после убийства Кирова Сталин, оставив все дела, прибыл в Ленинград – якобы для расследования обстоятельств убийства, а в действительности, чтобы проверить, соблюдены ли все необходимые предосторожности. Обнаружив, что в деле отчётливо проступает "рука НКВД", он сделал всё для того, чтобы замести следы этого участия. Он поспешил отдать приказ о расстреле убийцы Кирова и распорядился ликвидировать без суда всех, кто знал о роли НКВД в этом деле.

Однако напрасно Сталин думал, что тайна убийства Кирова так и останется навсегда тайной. Он явно просчитался, не придав значения, скажем, тому факту, что заместителей Кирова удивило таинственное исчезновение его охраны из злополучного коридора. Заместители Кирова знали также, что его убийца – Николаев – за две недели до того уже был задержан в Смольном, что при нём и тогда был заряженный револьвер, и тем не менее, спустя две недели ему снова выдали пропуск в Смольный.

Но наиболее подозрительным, что подтверждало слухи, будто Киров был "ликвидирован" самими властями, выглядел сталинский приказ Агранову и Миронову: очистить Ленинград от "кировцев". В ленинградское управление НКВД были вызваны сотни видных деятелей, составлявших основу кировского политического и хозяйственного аппарата. Каждому из них было предписано в течение недели покинуть Ленинград и переехать на новое место работы, которое было подобрано, как правило, в отдалённых районах Урала и Сибири.

Впервые в истории советского государства партийные чиновники получали новое назначение не от партии, а от НКВД. Срок, назначаемый для выезда, был столь кратким, что многие директора предприятий не успевали передать дела. Попытки опротестовать этот произвол или получить какие-то разъяснения наталкивались на стереотипный отвит: "Вы слишком засиделись в Ленинграде". В течение лета 1935 года таким образом было выслано из Ленинграда около 3500 человек. Вся эта кампания очень напоминала чистку городских организаций от "зиновьевцев" несколькими годами ранее, после поражения зиновьевской оппозиции. Неудивительно, что в партийных кругах ходил слух о том, что Киров возглавил новую оппозицию, но её удалось уничтожить в зародыше.

Сотрудникам НКВД также было известно больше чем следовало, и, видимо, через них информация о том, что ленинградское управление НКВД приложило руку к убийству Кирова, просочилась в аппарат ЦК.

В тех кругах партийцев, которые ориентировались в обстановке, было известно, что Ягода – лишь номинальный руководитель НКВД, а подлинный хозяин этого ведомства – Сталин. Эти круги прекрасно понимали (или догадывались), что раз НКВД замешан в убийстве Кирова, значит, убийство совершено по указанию Сталина.

О том, что тайна убийства Кирова в общем-то перестала быть тайной, Сталин узнал с запозданием. Ягода, снабжавший его разнообразной информацией, в том числе и сводками различных слухов и настроений, боялся докладывать об этом. В ушах Ягоды всё ещё звучала бешеная сталинская реплика: "Мудак!", брошенная ему в Ленинграде. Видные члены ЦК, постепенно узнавшие тайну убийства Кирова, тоже не спешили сообщить об этом Сталину, поскольку этим они автоматически зачислили бы себя в категорию людей, знающих "слишком много".

В общем, когда всё это стало известно Сталину, было уже поздно думать о более тщательном сокрытии истины. Оставалось только одно; объявить открыто, что убийство Кирова было делом рук НКВД, и отнести всё на счёт Ягоды. А поскольку на первых двух московских процессах ответственность за это убийство была возложена на Зиновьева и Каменева, то теперь Ягода должен был стать их сообщником. Таким образом, извилистые увёртки, обычно сопровождающие любое мошенничество, заставили Сталина свести воедино две взаимоисключающие версии. Так родилась эта абсурдная легенда, будто Ягода, возглавлявший подготовку первого московского процесса, а затем казнивший Зиновьева и Каменева, в действительности был их сообщником.

Появление всемогущего начальника сталинской тайной полиции на скамье подсудимых произвело в стране фурор. Тем более что Сталин, по своему обычаю, навесил на него множество невероятных грехов. Оказывается, Ягода, в течение пятнадцати лет возглавлявший советскую контрразведку, сам являлся иностранным шпионом. Уже одно это звучало фантастически. Но сверх того, Ягода, известный всей стране как свирепый палач троцкистов, сам оказался троцкистом и доверенным агентом Троцкого.

Это Ягода опрыскивал стены ежовского кабинета ядом, чтобы умертвить Ежова. Это он набрал целую команду врачей, чтобы "залечить насмерть" тех, кого он не решался убить в открытую. При упоминании подобных приёмов в уме воскресали легенды об умерщвлении соперников ароматом ядовитых цветов и дымом отравленных свеч.

Однако народ не мог расценивать всё происходящее как всего лишь кошмарную легенду. Прозаические стенограммы судебных заседаний, сообщения о расстрелах обвиняемых придавали этим кошмарам пугающую реальность. Из всего происходящего люди могли сделать единственно важный для себя вывод: уж если всемогущего Ягоду так бесцеремонно бросили в тюрьму, то никто в СССР не может чувствовать себя в безопасности. Коль скоро сам создатель инквизиторской машины не смог выстоять под её давлением, то уж никакой смертный не должен надеяться на поблажку.

Если бы у Сталина не возникла насущная потребность обвинить Ягоду в убийстве Кирова, он, конечно, не посадил бы его на скамью подсудимых. Потерять Ягоду, отказаться от его бесценных услуг – было серьёзной жертвой для Сталина. За пятнадцать лет, что они проработали рука об руку, Ягода сделался чуть ли не "вторым я" Сталина. Никто так не понимал Сталина, как Ягода. Никто из приближённых не сделал для него так много. Никому Сталин не доверял в такой степени, как Ягоде.

Обладая сталинскими чертами – той же изворотливостью и подозрительностью – и почти сталинской виртуозностью в искусстве политической интриги, именно Ягода оплетал потенциальных соперников Сталина предательской паутиной и тщательно подбирал ему беспринципных, но надёжных помощников.

Когда Сталин начинал подозревать кого-то из наркомов или членов Политбюро, Ягода назначал в заместители подозреваемому одного из своих доверенных сотрудников. Так, помощник Ягоды Прокофьев поочередно занимал посты заместителя наркома тяжёлой промышленности и наркома госконтроля. Начальники управлений НКВД Благонравов и Кишкин были назначены помощниками Лазаря Кагановича, наркома путей сообщения. Помощники Ягоды Мессинг и Логановский были направлены заместителями к наркому внешней торговли, а заместитель Ягоды Трилиссер назначен помощником Пятницкого, который в то время руководил Коминтерном. Я мог бы назвать и многих других, подобранных Ягодой для укрепления диктаторской власти Сталина в государственном и партийном аппарате.

Ягода собирал для Сталина компрометирующую информацию, касающуюся высших руководителей государства. Когда в поведении такого руководителя начинали проявляться малейшие признаки независимости, Сталину достаточно было протянуть руку к досье, подобранному Ягодой. В таком досье наряду с серьёзными документами, например доказательствами былой принадлежности советского государственного деятеля к информаторам царской полиции, можно было встретить смехотворные донесения наподобие того, что жена этого деятеля колотит свою домработницу или что на Пасху она тайно ходила в церковь святить куличи. Самым распространенным прегрешением было такое: почти все сталинские соратники, заполняя партийные анкеты, приписывали себе дореволюционный партийный стаж, которого в действительности не имели.

В досье были отражены также скандалы, связанные с половой распущенностью "вождей". Мне довелось видеть донесение такого рода, относившееся к Куйбышеву, который занимал должность заместителя председателя Совнаркома. Как-то он "похитил" с банкета жену председателя правления Госбанка и скрывался в её обществе три дня подряд, так что пришлось отменить все заседания Совнаркома, назначенные на эти дни. Другое донесение относилось к 1932 году и было связано с похождениями члена Политбюро Рудзутака. На одном из приёмов тот усиленно угощал спиртным тринадцатилетнюю дочь второго секретаря Московского комитета партии и затем изнасиловал её. Ещё одно донесение, относящееся к тому же Рудзутаку: в 1927 году, прибыв в Париж, он пригласил группу сотрудников советского полпредства с жёнами пройтись по сомнительным заведениям и там раздавал проституткам чаевые крупными купюрами. Как правило, Сталин не использовал эти компрометирующие донесения, пока не считал необходимым специально призвать к порядку того или иного из своих сановников.

Ягоду можно было назвать глазами и ушами Сталина. В квартирах и на дачах членов Политбюро и наркомов он установил замаскированные микрофоны и всю информацию, полученную таким путём, докладывал Сталину. Сталин знал всю подноготную своих соратников, нередко был в курсе их самых сокровенных мыслей, неосторожно высказанных в разговоре с женой, сыном, братом или другом. Всё это ограждало сталинскую единоличную власть от всяких неожиданных сюрпризов.

Кстати, Сталин был чрезвычайно ревнив ко всем проявлениям дружбы среди своих приближённых, особенно членов Политбюро. Если двое или трое из них начинали встречаться в свободное время, Ягода должен был навострить уши и сделать Сталину соответствующий доклад. Ведь люди, связанные личной дружбой, склонны доверять друг другу. А это могло уже привести к возникновению группы или фракции, направленной, против Сталина. В подобных случаях он старался спровоцировать ссору, между новыми друзьями, а если они туго соображали, что от них требуется, то и разъединить их, переведя одного из них на работу вне Москвы или используя другие "организационные меры".

Услуги, которые Ягода оказывал Сталину, были серьёзны и многообразны. Но главная ценность Ягоды состояла в том, что он преследовал политических противников Сталина с беспримерной жестокостью, стёр с лица земли остатки оппозиции и старую ленинскую гвардию.

При всём том Ягода был единственным, кого, несмотря на его громадную власть, Сталин мог не опасаться как соперника. Он знал, что, если Ягода и надумает сколотить политическую фракцию, направленную против его, сталинского, руководства, партия за ним не пойдёт. Путь к соглашению со старой гвардией был для него навсегда закрыт трупами старых большевиков, расстрелянных им по приказу Сталина. Не мог Ягода сколотить и новую оппозицию из тех, кто окружал Сталина, – члены Политбюро и правительства ненавидели его лютой ненавистью.

Они не могли смириться с тем, что Сталин доверил Ягоде, человеку без революционного прошлого, столь широкую власть, что Ягода получил даже право вмешиваться в дела наркоматов, подчинённых им, старым революционерам. Ворошилов отважился на затяжную борьбу со спецотделами НКВД, созданными Ягодой во всех воинских частях и занимавшимися неустанной слежкой в армии. Каганович, нарком путей сообщения, был раздражён вмешательством Транспортного управления НКВД в его работу. Члены Политбюро, руководившие промышленностью и торговлей, были уязвлены тем, что Экономическое управление НКВД регулярно вскрывало скандальные случаи коррупции, растрат и хищений на их предприятиях.

В подчинённых им ведомствах Ягода держал тысячи тайных информаторов, с помощью которых он в любой момент мог наскрести множество неприятных фактов, дискредитирующих их работу. Всеобщая неприязнь к Ягоде объяснялась ещё и тем, что все эти крупные шишки из сталинской свиты чувствовали себя постоянно, как под стеклянным колпаком, и не могли сделать шагу без "личной охраны", приставленной к ним всё тем же Ягодой.

Всё это как раз очень устраивало Сталина: он знал, что Ягода никогда не вступит ни в какой сговор с членами политбюро, а если среди членов ЦК и возникнет нелегальная группировка, для Ягоды и мощного аппарата НКВД не составит труда справиться с ней. Диктатору, вечно опасающемуся потерять власть, было крайне важно иметь такого начальника службы безопасности и личной охраны, на которого можно положиться.

В общем Сталин и Ягода нуждались друг в друге. Это был союз, в котором не находилось места третьему партнеру. Их связывали жуткие тайны, преступления и ненависть, испытываемая народом к тому и другому. Ягода был верным сторожевым псом Сталина: охраняя его власть, он защищал и собственное благополучие.

В 1930 году один из заместителей Ягоды – Трилиссер, старый член партии, отбывший десять лет на царской каторге, по собственной инициативе предпринял исследование биографии своего начальника. Автобиография Ягоды, написанная по требованию Оргбюро ЦК, оказалась лживой. Ягода писал, что он вступил в партию большевиков в 1907 году, в 1911 году был отправлен царским правительством в ссылку и в дальнейшем принимал активное участие в Октябрьской революции. Почти всё это было неправдой. На самом деле Ягода примкнул к партии только летом 1917 года, а до того не имел с большевиками ничего общего. Трилиссер отправился к Сталину и продемонстрировал ему плоды своего труда. Однако это расследование имело неприятные последствия не для Ягоды, а для самого Трилиссера. Сталин его прогнал, а Ягода вскоре получил повышение в должности. Впрочем, было бы наивным думать, что Трилиссер действительно навлёк на себя сталинский гнев. Напротив, Сталин был рад получить информацию, компрометирующую Ягоду, притом такую, какую сам Ягода никогда не решился бы внести в своё досье. Сталин всегда предпочитал окружать себя не безупречно честными и независимыми революционерами, а людьми с тайными грехами, чтобы при случае можно было использовать их как инструмент шантажа.

Члены Политбюро ещё помнили то время, когда они решались открыто выступать против Ягоды. Они пытались тогда уговорить Сталина убрать Ягоду, а на столь важный пост назначить кого-либо из них. Мне, например, известно, что в 1932 году занять этот пост жаждал Каганович. Однако Сталин отказался уступить членам Политбюро такой мощный рычаг своей единоличной диктатуры. Он хотел пользоваться им в одиночку. НКВД должен был оставаться в его руках слепым орудием, которое в критическую минуту можно было бы обратить против любой части ЦК и Политбюро.

Настраивая Сталина против Ягоды, Каганович и некоторые другие члены Политбюро пытались внушить ему, что Ягода – это Фуше российской революции. Имелся в виду Жозеф Фуше, знаменитый министр полиции в эпоху Французской революции, который последовательно служил Революции, Директории, Наполеону, Людовику Восемнадцатому, не будучи лояльным ни к одному из этих режимов. Эта историческая параллель, по мнению Кагановича, должна была возбудить в Сталине нехорошие предчувствия и побудить его убрать Ягоду. Кстати, именно Каганович коварно присвоил Ягоде кличку "Фуше". В Москве как раз был опубликован перевод талантливой книги Стефана Цвейга, посвящённой французскому министру полиции; книга была замечена в Кремле и произвела впечатление на Сталина. Ягода знал, что Каганович прозвал его "Фуше", и был этим изрядно раздосадован. Он предпринимал немало попыток задобрить Кагановича и установить с ним дружеские отношения, но не преуспел в этом.

Припоминаю, каким забавным тщеславием дышала физиономия Ягоды всего за три-четыре месяца до его неожиданного смещения с поста наркома внутренних дел (он был назначен наркомом связи, а вскоре после этого арестован). Ягода не только не предвидел, что произойдет с ним в ближайшее время, напротив, он никогда не чувствовал себя так уверенно, как тогда, летом 1936 года. Ведь только что он оказал Сталину самую большую из всех услуг: подготовил суд над Зиновьевым и Каменевым и "подверстал" к ним других близких ленинских соратников.

В 1936 году карьера Ягоды достигла зенита. Весной он получил приравненное к маршальскому звание генерального комиссара государственной безопасности и новый военный мундир, придуманный специально для него. Сталин оказал Ягоде и вовсе небывалую честь: он пригласил его занять квартиру в Кремле. Это свидетельствует о том, что он ввёл Ягоду в тесный круг своих приближённых, к которому принадлежали только члены Политбюро.

На территории Кремля расположено несколько дворцов, соборов и административных зданий, однако квартир в современном понимании этого слова там почти нет. Сталин и другие члены Политбюро занимали там очень скромные по размерам квартиры, в которых до революции жила прислуга. На ночь все разъезжались по загородным резиденциям. Однако иметь квартиру в Кремле, пусть самую крохотную, сталинские сановники считали несравненно более престижным, чем жить в великолепном особняке за пределами кремлёвских стен.

Словно бы опасаясь, что Сталин возьмет своё приглашение назад, Ягода назавтра же перебрался в Кремль, впрочем, оставив за собой роскошный особняк, построенный специально для него в Милютинском переулке. Несмотря на то что стояли жаркие дни, Ягода приезжал отсюда в свою загородную резиденцию Озерки только раз в неделю. Очевидно, московская пыль и духота были ему больше по нраву, чем прохлада парка в Озерках. То, что Ягода стал обитателем Кремля, обсуждалось в высших сферах как большое политическое событие. Ни у кого не оставалось сомнений, что над Кремлем взошла новая звезда.

В кругу сотрудников НКВД рассказывали такую историю. Сталин был будто бы так доволен капитуляцией Зиновьева с Каменевым, что сказал Ягоде: "Сегодня вы заслужили место в Политбюро". Это означало, что на ближайшем съезде Ягода станет кандидатом в члены Политбюро.

Не знаю, как себя чувствовали в подобных ситуациях старые лисы Фуше или Макиавелли. Предвидели ли они грозу, которая сгущалась над их головами, чтобы смести их через немногие месяцы? Зато мне хорошо известно, что Ягода, встречавшийся со Сталиным каждый день, не мог прочесть в его глазах ничего такого, что давало бы основания для тревоги. Напротив, Ягоде казалось, что он как никогда близок к давней своей цели. Пока члены Политбюро смотрели на него сверху вниз и держались с ним отчужденно – теперь им придется потесниться и дать ему место рядом с собой как равному.

Ягода был так воодушевлён, что начал работать с энергией, необычной даже для него, стремясь ещё больше усовершенствовать аппарат НКВД и придать ему ещё больший внешний блеск. Он распорядился ускорить работы по сооружению канала Москва-Волга, надеясь, что канал, построенный силами заключённых под руководством НКВД, назовут его именем. Тут было нечто большее чем просто тщеславие: Ягода рассчитывал "сравняться" с Кагановичем, именем которого был назван московский метрополитен.

Легкомыслие, проявляемое Ягодой в эти месяцы, доходило до смешного. Он увлёкся переодеванием сотрудников НКВД в новую форму с золотыми и серебряными галунами и одновременно работал над уставом, регламентирующим, правила поведения и этикета энкаведистов. Только что введя в своём ведомстве новую форму, он не успокоился на этом и решил ввести суперформу для высших чинов НКВД: белый габардиновый китель с золотым шитьём, голубые брюки и лакированные ботинки. Поскольку лакированная кожа в СССР не изготовлялась, Ягода приказал выписать её из-за границы. Главным украшением этой суперформы должен был стать небольшой позолоченный кортик наподобие того, какой носили до революции офицеры военно-морского флота.

Ягода далее распорядился, чтобы смена энкаведистских караулов происходила на виду у публики, с помпой, под музыку, как это было принято в царской лейб-гвардии. Он интересовался уставами царских гвардейских полков и, подражая им, издал ряд совершенно дурацких приказов, относящихся к правилам поведения сотрудников и взаимоотношениям между подчинёнными и вышестоящими. Люди, ещё вчера находившиеся в товарищеских отношениях, теперь должны были вытягиваться друг перед другом, как механические солдатики. Щёлканье каблуками, лихое отдавание чести, лаконичные и почтительные ответы на вопросы вышестоящих – вот что отныне почиталось за обязательные признаки образцового чекиста и коммуниста.

Всё это было лишь началом целого ряда новшеств, вводимых в НКВД и, кстати, в Красной армии тоже. Цель была одна: дать понять трудящимся Советского Союза, что революция, со всеми её соблазнительными обещаниями, завершилась и что сталинский режим придавил страну так же основательно и прочно, как династия Романовых, продержавшаяся три столетия.

Нетрудно представить себе, что почувствовал Ягода, когда рука неверной судьбы низвергла его с вершины власти и втолкнула в одну из бесчисленных тюремных камер, где годами томились тысячи ни в чём не повинных людей. Охраняя власть диктатора и скрупулёзно следуя сталинской карательной политике, Ягода подписывал приговоры этим людям, даже не считая нужным взглянуть на них. Теперь ему самому было суждено проделать путь своих бесчисленных жертв.

Ягода был так потрясён арестом, что напоминал укрощённого зверя, который никак не может привыкнуть к клетке. Он безостановочно мерял шагами пол своей камеры, потерял способность спать и не мог есть. Когда же новому наркому внутренних дел Ежову донесли, что Ягода разговаривает сам с собой, тот встревожился и послал к нему врача.

Опасаясь, что Ягода потеряет рассудок и будет непригоден для судебного спектакля, Ежов попросил Слуцкого (который тогда ещё оставался начальником Иностранного управления НКВД) время от времени навещать Ягоду в его камере. Ягода обрадовался приходу Слуцкого. Тот обладал способностью имитировать любое человеческое чувство, но на этот раз он, похоже, действительно сочувствовал Ягоде и даже искренне пустил слезу, впрочем, не забывая фиксировать каждое слово арестованного, чтобы потом всё передать Ежову. Ягода, конечно, понимал, что Слуцкий пришёл не по собственной воле, но это, в сущности, ничего не меняло. Ягода мог быть уверен в одном: Слуцкий, сам опасавшийся за своё будущее, чувствовал бы себя гораздо счастливее, если бы начальником над ним был не Ежов, а по-прежнему он, Ягода. Лучше бы Слуцкому навещать здесь, в тюремной камере, Ежова…

Ягода не таился перед Слуцким. Он откровенно обрисовал ему своё безвыходное положение и горько пожаловался, что Ежов за несколько месяцев развалит такую чудесную машину НКВД, над созданием которой ему пришлось трудиться целых пятнадцать лет.

Во время одного из этих свиданий, как-то вечером, когда Слуцкий уже собирался уходить, Ягода сказал ему:

– Можешь написать в своём докладе Ежову, что я говорю: "Наверное, Бог всё-таки существует!"

– Что такое? – удивлённо переспросил Слуцкий, слегка растерявшись от бестактного упоминания о "докладе Ежову".

– Очень просто, – ответил Ягода то ли серьёзно, то ли в шутку. – От Сталина я не заслужил ничего, кроме благодарности за верную службу; от Бога я должен был заслужить самое суровое наказание за то, что тысячу раз нарушал его заповеди. Теперь погляди; где я нахожусь, и суди сам: есть Бог или нет…

1) На основании следственных материалов НКВД, очной ставки т. Бухарина с Радеком, Пятаковым, Сосновским и Сокольниковым в присутствии членов Политбюро и очной ставки т. Рыкова с Сокольниковым, а также всестороннего обсуждения вопроса на Пленуме - Пленум ЦК ВКП(б) устанавливает, как минимум, что тт. Бухарин и Рыков знали о преступной террористической, шпионской и диверсионно-вредительской деятельности троцкистского центра и не только не вели борьбы с ней, а скрыли ее от партии, не сообщив об этом в ЦК ВКП(б), и тем самым содействовали ей.

2) На основании следственных материалов НКВД, очной ставки т. Бухарина с правыми - с Куликовым и Астровым, в присутствии членов Политбюро ЦК ВКП(б), и очной ставки т. Рыкова с Котовым, Шмидтом, Нестеровым и Радиным, а также всестороннего обсуждения вопроса на Пленуме ЦК - Пленум ЦК ВКП(б) устанавливает, как минимум, что тт. Бухарин и Рыков знали об организации преступных террористических групп со стороны их учеников и сторонников - Слепкова, Цетлина, Астрова, Марецкого, Нестерова, Радина, Куликова, Котова, Угланова, Зайцева, Кузьмина, Сапожникова и других и не только не вели борьбы с ними, но поощряли их.

3) Пленум ЦК ВКП(б) устанавливает, что записка т. Бухарина в ЦК ВКП(б), где он пытается опровергнуть показания поименованных выше троцкистов и правых террористов, является по своему содержанию клеветническим документом, который не только обнаруживает полное бессилие т. Бухарина опровергнуть показания троцкистов и правых террористов против него, но под видом адвокатского оспаривания этих показаний делает клеветнические выпады против НКВД и допускает не достойные коммуниста нападки на партию и ее ЦК, ввиду чего записку т. Бухарина нельзя рассматривать иначе, как совершенно несостоятельный и не заслуживающий какого-либо доверия документ.

Учитывая сказанное и принимая во внимание, что и при жизни Ленина т. Бухарин вел борьбу против партии и против самого Ленина как до Октябрьской революции (вопрос о диктатуре пролетариата), так и после Октябрьской революции (Брестский мир, программа партии, национальный вопрос, профсоюзная дискуссия), что т. Рыков также вел борьбу против партии и против самого Ленина как до Октябрьской революции, так и во время Октябрьского восстания (был против Октябрьской революции), равно как после Октябрьского переворота (требовал коалиции с меньшевиками и эсерами и в виде протеста покинул пост Наркомвнудела, за что получил от Ленина кличку штрейкбрехера), что с несомненностью говорит о том, что политическое падение тт. Бухарина и Рыкова не является случайностью или неожиданностью,- учитывая все это, Пленум ЦК ВКП(б) считает, что тт. Бухарин и Рыков заслуживают немедленного исключения из партии и предания суду Военного Трибунала.

Но исходя из того, что тт. Бухарин и Рыков в отличие от троцкистов и зиновьевцев не подвергались еще серьезным партийным взысканиям (не исключались из партии), Пленум ЦК ВКП(б) постановляет ограничиться тем, чтобы: 1) Исключить тт. Бухарина и Рыкова из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б) и из рядов ВКП(б). 2) Передать дело Бухарина и Рыкова в НКВД.