Поэмы «Илиада» и «Одиссея. Эпические поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея

Тема: Поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея»

Цели: познакомить учащихся с творчеством Гомера как самого выдающегося древнегреческого поэта; дать представление о содержании двух знаменитых поэм Гомера, охарактеризовать образы главных героев и основные эпизоды произведений.

Планируемые результаты:

Личностные: Осмысление социально-нравственного опыта предшествующего поколения; Быть способным к самоидентификации с культурной общностью; проявлять самостоятельность в приобретении новых знаний и практических умений.

Предметные: Характеризовать личность и творчество Гомера как самого выдающегося древнегреческого поэта. Раскрывать содержание двух знаменитых поэм Гомера – «Илиада» и «Одиссея», описывать образы главных героев и основные эпизоды произведений.

Познавательные: воспринимать, перерабатывать и представлять информацию в словесной и письменной формах. Регулятивные: умение осуществлять действия по заданному правилу; умение контролировать свою деятельность по результату выполнения задания. Коммуникативные: готовность к сотрудничеству со сверстниками.

Основные термины и понятия:

Сказители - аэды, эпос, гекзаметр,

Основное содержание:

Сказители- аэды. Жизнь Гомера и его произведения.

Сюжет «илиады», образы героев

Сюжет «одиссеи», основные эпизоды.

Значение поэм Гомера для мировой культуры.

Ресурсы урока: учебник, § 30, с.80-81; тетрадь - тренажер, с. 48-49.(№1,2), с. 57 (№2), с. 64 (№2); атлас; электронное приложение к учебнику.

Ход урока:

Изучение новой темы:

А на следующий урок на дом: 1) * тетрадь- тренажер с. 48 № 1,2, сделать иллюстрации к поэме «Одиссея»

Гомер- поэт, стоящий у истоков греческой и европейской литературы. Его имя связано с древнейшим литературном жанром греков- героическим эпосом. В античных сообщениях о Г. исторически реальный типичный образ слепого странствующего певца переплетается с фантастическими измышлениями, свидетельствующими об отсутствии достоверных сведений о личности Г. За честь называться родиной Г. спорили, согласно античной традиции, "семь городов" (Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Родос, Аргос, Афины); по-разному определялось и время жизни Г. - между 12 и 7 вв. до н. э. Самое имя Г. нередко истолковывалось в античности и в новое время как нарицательное имя "заложника" или "слепца".

Аэды - поэты и певцы, аккомпанировавшие себе на лире. Древние греки полагали, что героические песни вкладывались в уста аэдам самими богами. Слепота часто служила отличительным признаком певца, которому певческая муза досталась вместо зрения.

В науке до сих пор существует дискуссионный вопрос- гомеровский вопрос(речь шла об самом авторе и возникновении гомеровского эпоса). Гомеру приписывали авторство Иллиады, Одиссеи. Но тем не менее поэмы «Иллиада» и «Одиссея» являются высшими образцами греческой литерутуры.

Эпос (от греч. «эпос» - слово) - повествование, отражающее события, внешние по отношению к автору. Как устное творчество эпос неотделим от исполнительского искусства певца, мастерство которого основано на следовании традициям.Первоначально он возникает на основе взаимодействия богатырской песни-сказки и первобытных мифологических сказаний о первопредках - «культурных героях». Важнейшим источником сюжета становятся исторические предания о межплеменных и межконфессиональных войнах, о выдающихся военных вождях, о королях и т.п. Одновременно формируется могучий, строптивый, «неистовый» героический характер богатыря,

поэма гомера «Иллиада»

Поэма гомера- рассказывает о последнем 10 году троянской войны – войны между греками и троянцами.(1200-1190).

Таблицу начертить «Участники троянской войны»

Ахилл, Ахиллес, в древнегреческой мифологии храбрейший из греческих героев, осаждавших Трою в период Троянской войны. Согласно одному из мифов об А., его мать - морская богиня Фетида, желая сделать сына бессмертным, погрузила его в священные воды Стикса; уязвимой осталась лишь пятка, за которую Фетида его держала. А. погиб от стрелы Париса, поразившей его в пятку. Отсюда выражение ахиллесова пят а, т. е. уязвимое место.

Одиссей и Менелай отправились для переговоров о выдаче Елены и примирении, но троянцы отказались. Далее события разворачивались так: в греческий плен попала Хризеиду. Это вызывает недовольство у Апполона, чтоб его умилостивить греки решают что надо выдать Хризеиду без выкупа. . агамемнон соглашается на это, но чтоб себя вознаградить он отнимает рабыню Бризеиду у Ахилла, в гневе Ахил удаляется и просит свою мать Фетиду умолить зевса, чтоб греки терпели поражения от троянцев. Далее распрю пытаются решить поединком Париса и Менелая. Затем в очередном поединке Гектор троянец убивает Патрокла, Ахилл узнав об этом раскаивается и мирится с Агамемноном, в итоге он вступает в битву в ходе которой он убивает Гектора. Затем возникает спор между Ахиллом и Одиссем, о том каким образом можно взять Трою, доблестью и хитростью).война закончилась гибелью Трои, благодаря созданию деревянного коня.

В то время как в лагере греков раздор Гектор царь Трои решается в поход, греки яростно защищались от троянцев, но обиженный Ахиллес не участвовал, но его родственник Патрокл выпросил идти в бой в доспехах Ахиллеса. Но Гектор узнал что это был не Ахилес и пронзил стрелой Патрокла. Узнав об этом ахиллес разозлился и решил отомстить гектору. Убил его Ахиллес, привязал тело Гектора к колеснице и погнал коней у родственников Гектора. После отец Гектора старый приам поехал за телом сына, тот отдал ему тело и на время похорон Гектора заключили они перемирие.

Поэма «Иллиада» заканчивается описанием похорон Гектора.

поэма «Одиссея» эта поэма о странствиях греческого героя, царя Итаки Одиссея, возвращавшегося с Троянской войны. Долгих 10 лет скитался он.

в поэме рассказывается, что погибли все корабли Одиссея и все его спутники. Двое суток, держась за обломок бревна, Одиссей боролся с волнами и очутился он на земле мореходов- феаков, царем которых был мудрый Алкиной. Ему Одиссей рассказал все свои тяжкие скитания.

мифы о возвращении Одиссея на родину:

Следующим испытанием был остров Солнца-Гелиоса, где паслись его священные стада -

семь стад красных быков, семь стад белых баранов. Одиссей, памятуя завет Тиресия, взял

с товарищей страшную клятву не касаться их; но дули противные ветры, корабль стоял,

спутники изголодались и, когда Одиссей заснул, зарезали и съели лучших быков. Было страшно:

содранные шкуры шевелились, и мясо на вертелах мычало. Солнце-Гелиос, который все видит, все

слышит, все знает, взмолился Зевсу: «Накажи обидчиков, не то я сойду в подземное

царство и буду светить среди мертвых». И тогда, как стихли ветры и отплыл от берега

корабль, Зевс поднял бурю, грянул молнией, корабль рассыпался, спутники потонули в водовороте,

а Одиссей один на обломке бревна носился по морю девять дней, пока не выбросило его

на берег острова Калипсо.

На острове нимфы Калипсо.

Гермес же должен лететь на остров Огигию и повелеть нимфе Калипсо отпустить Одиссея. Громовержец тотчас послал Гермеса к Калипсо.

Надев свои крылатые сандалии и взяв в руки жезл, быстрый, как мысль, Гермес понесся с Олимпа. На острове был прохладный грот; в нем-то и жила нимфа Калипсо. Весь грот разрос виноградными лозами, а с них свешивались спелые гроздья. Когда Гермес вошел в грот, Калипсо сидела и ткала золотым челноком покрывало с дивным узором. Одиссея не было в гроте. Одиноко сидел он на утесе у самого берега моря, устремив взор в морскую даль. Слезы лил Одиссей, вспоминая о родной Итаке. Так проводил он целые дни, печальный и одинокий.

Увидев входящего Гермеса, встала навстречу ему Калипсо. Насытившись пищей богов, передал Гермес нимфе волю царя богов и людей Зевса. Опечалилась Калипсо, узнав, что должна она расстаться с Одиссеем. Она говорила, что если бы только знал Одиссей, сколько опасностей предстоит ему пережить во время пути, то остался бы он у нее. Но слишком сильно было желание Одиссея вернуться на родину, никакими обещаниями не могла его заставить Калипсо забыть родную Итаку и свою семью.

На следующее утро Одиссей приступил к постройке плота. Четыре дня трудился Одиссей, рубил деревья, обтесывал бревна, связывал их и сбивал досками. Наконец, плот был готов, и укреплена была на нем мачта с парусом. Калипсо дала Одиссею припасов на дорогу и простилась с ним. Распустил Одиссей парус, и плот, гонимый попутным ветром, вышел в море. В это время увидал плот Одиссея бог Посейдон, возвращавшийся от эфиопов. Разгневался повелитель морей. Схватил он свой трезубец и ударил им по морю. Поднялась страшная буря. В такой опасности увидела Одиссея морская богиня Левкотея. Она взлетела под видом нырка из моря, села на плот Одиссея и приняла свой настоящий образ. Обратившись к нему, повелела ему Левкотея снять одежду, броситься с плота в море и вплавь достигнуть берега. Но тут бог Посейдон воздвиг громадную, словно гора, волку и обрушил ее на плот Одиссея. Едва успел Одиссей схватить одно из бревен и сесть на него. Быстро сорвал он с себя одежду, обвязался покрывалом Левкотеи, бросился в море и поплыл к острову. Увидал это Посейдон и воскликнул:

Ну, теперь довольно с тебя! Теперь плавай по бурному морю, пока не спасет тебя кто-нибудь. Будешь ты теперь доволен мною!

Так воскликнув, погнал своих коней Посейдон к своему подводному дворцу. На помощь же Одиссею пришла Афина-Паллада. Она запретила дуть всем ветрам, кроме Борея, и стала успокаивать разбушевавшееся море.

Взмолился Одиссей богу реки о помощи. Услыхал его бог, остановил свое течение и помог Одиссею добраться до берега. Вышел на берег могучий герой, но долгое плавание так обессилило его, что он упал без чувств на землю. Насилу пришел в себя Одиссей. Снял он покрывало Левкотеи и, не оборачиваясь, бросил его в воду. Быстро поплыло покрывало и вернулось в руки богини. Одиссей же в стороне от берега нашел две густо разросшиеся маслины, под которыми была груда сухих листьев. Зарылся он в листья, чтобы защититься от ночного холода, а богиня Афина погрузила его в глубокий сон.

5. Возвращение в Итаку.

Между тем Одиссей пробудился ото сна, осмотревшись, не узнал родного берега - так давно он не видел Итаки. В доме Одиссея незваные гости пировал, все считали что он погиб, и к жене Одиссея Пенелопе сватались разные женихи, глумились над сыном Одиссея Телемаком.

Расправа с женихами. Не желая быть узнанным Одиссей надевается в нищего. Буйные женихи пили и ели, требовали Пенелопу выбрать себе нового мужа. Наконец она: объявила, что станет женой того, кто победит в стрельбе из лука, принадлежащего Одиссею. Сама надеялась, что никто не сможет даже согнуть этот лук..

Так и случилось. Тогда одиссей попросил натянуть лук. И ему удалось натянуть лук, стрела пролетела сквозь кольца. И тут все открылось. И Одиссей тут же истребил женихов многобуйных, мстя за беззакония их и за все обиды. И на этом конец поэмы.

М.Куликов, М.Тужилин www.lib.ru

«Илиада. Одиссея»: Художественная литература; Москва; 1967

Путь к гомеру

Во втором акте шекспировского «Гамлета» появляется бродячая труппа, и один из актеров, по просьбе принца, читает монолог, в котором троянский герой Эней рассказывает о взятии Трои и о жестокостях победителей. Когда рассказ доходит до страданий старой царицы Гекубы – у нее на глазах осатаневший от злобы Пирр, сын Ахиллеса, убил ее супруга Приама и надругался над его телом, – актер бледнеет и заливается слезами. И Гамлет произносит знаменитые, вошедшие в пословицу слова:

Что он Гекубе? Что ему Гекуба?

А он рыдает… [Перевод Б. Пастернака]

Что современному человеку Гекуба, что ему Ахиллес, Приам, Гектор и прочие герои Гомера; что ему их муки, радости, любовь и ненависть, приключения и битвы, отгремевшие и отгоревшие больше тридцати столетий назад? Что уводит его в древность, почему Троянская война и возвращение на родину многострадального и хитроумного Одиссея трогают нас если и не до слез, как шекспировского актера, то все же достаточно живо и сильно?

Всякое литературное произведение далекого прошлого способно привлечь и увлечь человека нового времени изображением исчезнувшей жизни, во многом поразительно не схожей с нашей жизнью сегодня. Исторический интерес, свойственный любому человеку, естественное желание узнать, «что было раньше», – начало нашего пути к Гомеру, точнее – одного из путей. Мы спрашиваем: кто он был, этот Гомер? И когда жил? И «сочинил» ли своих героев или в их образах и подвигах отражены подлинные события? И насколько верно (или насколько вольно) они отражены и к какому времени относятся? Мы задаем вопрос за вопросом и ищем ответа в статьях и книгах о Гомере; а к нашим услугам – не сотни и не тысячи, а десятки тысяч книг и статей, целая библиотека, целая литература, которая продолжает расти и сейчас. Ученые не только обнаруживают все новые факты, имеющие отношение к гомеровским поэмам, но и открывают новые точки зрения на поэзию Гомера в целом, новые способы ее оценки. Была пора, когда каждое слово «Илиады» и «Одиссеи» считали непререкаемою истиной – древние греки (во всяком случае, громадное их большинство) видели в Гомере не только великого поэта, но и философа, педагога, естествоиспытателя, одним словом – верховного судью на все случаи жизни. Была и другая пора, когда всё в «Илиаде» и «Одиссее» считали вымыслом, красивою сказкой, или грубоватою басней, или безнравственным анекдотом, оскорбляющим «хороший вкус». Потом пришла пора, когда Гомеровы «басни» одна за другою стали подкрепляться находками археологов: в 1870 году немец Генрих Шлиман нашел Трою, у стен которой сражались и умирали герои «Илиады»; спустя четыре года тот же Шлиман раскопал «обильные златом» Микены – город Агамемнона, вождя греческого воинства под Троей; в 1900 году англичанин Артур Эванс начал уникальные по богатству находок раскопки на Крите – «стоградном» острове, неоднократно упоминаемом Гомером; в 1939 году американец Блиджен и грек Курониотис разыскали древний Пилос – столицу Нестора, «сладкогласного витии пилосского», неутомимого подателя мудрых советов в обеих поэмах… Список «гомеровских открытий» чрезвычайно обширен и до сего дня не закрыт – и едва ли закроется в близком будущем. И все же необходимо назвать еще одно из них – самое важное и самое сенсационное в нашем веке. В ходе раскопок на острове Крите, а также в Микенах, в Пилосе и в некоторых других местах южной части Балканского полуострова археологи нашли несколько тысяч глиняных табличек, исписанных неведомыми письменами. Чтобы их прочитать, потребовалось почти полвека, потому что не был известен даже язык этих надписей. Лишь в 1953 году тридцатилетний англичанин Майкл Вентрис решил задачу дешифровки так называемого линейного письма «Б». Этот человек, погибший в автомобильной катастрофе три с половиной года спустя, не был ни историком античности, ни специалистом по древним языкам – он был архитектор. И тем не менее, как писал о Вентрисе замечательный советский ученый С. Лурье, «ему удалось сделать самое крупное и самое поразительное открытие в науке об античности со времен эпохи Возрождения». Его имя должно стаять рядом с именами Шлимана и Шампольона, разгадавшего тайну египетских иероглифов. Его открытие дало в руки исследователей подлинные греческие документы того же примерно времени, что события «Илиады» и «Одиссеи», документы, расширившие, уточнившие, а кое в чем и перевернувшие прежние представления о прообразе того общества и государства, которые изображены у Гомера.

В начале II тысячелетия до н. э. на Балканском полуострове появились племена греков‑ахейцев. К середине этого тысячелетия в южной части полуострова сложились рабовладельческие государства. Каждое из них было небольшою крепостью с примыкавшими к ней землями. Во главе каждого стояли, по‑видимому, два властителя. Властители‑цари со своими приближенными жили в крепости, за могучими, циклопической кладки стенами, а у подножья стены возникал поселок, населенный царскими слугами, ремесленниками, купцами. Сперва города боролись друг с другом за главенство, потом, около XV столетия до н. э., начинается проникновение ахейцев в соседние страны, за море. В числе прочих их завоеваний был и остров Крит – главный центр древнейшей, догреческой культуры юго‑восточного района Средиземноморья. Задолго до начала ахейского завоевания на Крите существовали государства с монархической властью и общество, четко разделявшееся на классы свободных и рабов. Критяне были умелыми мореходами и купцами, отличными строителями, гончарами, ювелирами, художниками, знали толк в искусстве, владели письменностью. Ахейцы и прежде испытывали сильное воздействие высокой и утонченной критской культуры; теперь, после покорения Крита, она окончательно стала общим достоянием греков и критян. Ученые называют ее крито‑микенской.

Землею, постоянно привлекавшей внимание ахейцев, была Троада на северо‑западе Малой Азии, славившаяся выгодным местоположением и плодородною почвой. К главному городу этой земли – Илиону, или Трое, – не раз снаряжались походы. Один из них, особенно продолжительный, собравший особенно много кораблей и воинов, остался в памяти греков под именем Троянской войны. Древние относили ее к 1200 году до н. э. – в пересчете на нашу хронологию, – и работы археологов, копавших Гиссарлыкский холм вслед за Шлиманом, подтверждают древнюю традицию.

Троянская война оказалась кануном крушения ахейской мощи. Вскоре на Балканах появились новые греческие племена – дорийцы, – такие же дикие, какими тысячу лет назад были их предшественники, ахейцы. Они прошли через весь полуостров, вытесняя и подчиняя ахейцев, и до основания разрушили их общество и культуру. История обратилась вспять: на месте рабовладельческого государства вновь появилась родовая община, морская торговля заглохла, зарастали травою уцелевшие от разрушения царские дворцы, забывались искусства, ремесла, письменность. Забывалось и прошлое; цепь событий разрывалась, и отдельные звенья обращались в предания – в мифы, как говорили греки. Мифы о героях были для древних такою же непререкаемою истиной, как мифы о богах, и сами герои становились предметом поклонения. Героические предания переплетались друг с другом и с мифами о богах. Возникали круги (циклы) мифов, соединявшихся как последовательностью фактов, лежавших в их основе, так и законами религиозного мышления и поэтической фантазии. Мифы были почвою, на которой вырос греческий героический эпос.

Героический эпос есть у каждого народа. Это повествование о славном минувшем, о событиях первостепенной важности, которые были поворотным пунктом в истории народа. Таким событием (или, по крайней мере, одним из таких событий) оказался великий поход на Трою; сказания о нем сделались важнейшей сюжетною основой греческого эпоса. Но от времени, когда создавался эпос, эти события были отделены тремя, а то и четырьмя веками, и потому к картинам ушедшей жизни, запомнившимся с необыкновенной точностью, присоединялись детали и подробности, заимствованные из жизни, которая окружала неведомых нам творцов эпоса. В самой основе мифа многое оставалось нетронутым, но многое и перетолковывалось на новый лад, в согласии с новыми идеалами и взглядами. Многослойность (а стало быть, и неизбежная противоречивость) изначально была характерной чертой греческого эпоса, а так как он находился в непрестанном движении, число слоев все увеличивалось. Подвижность эта неотделима от самой формы его существования: как и у всех народов, героический эпос у греков был устным творчеством, и письменное его закрепление знаменовало последний этап в истории жанра.

Исполнителями эпических произведений и вместе с тем их со‑творцами, соавторами были певцы (по‑гречески «аэды»). Они знали наизусть десятки тысяч стихотворных строк, перешедших к ним по наследству и бог весть кем и когда сочиненных, они владели набором традиционных средств и приемов, тоже переходивших от одного поколения поэтов к следующему (сюда относятся и разнообразные формулы‑повторы для описания сходных или в точности повторяющихся ситуаций, и постоянные эпитеты, и особый стихотворный размер, и особый язык эпоса, и даже самый круг сюжетов, довольно широкий, но все же ограниченный). Обилие устойчивых, неизменных элементов было необходимым условием для самостоятельного творчества: вольно их комбинируя, переплетая с собственными стихами и полустишьями, аэд всегда импровизировал, всегда творил наново.

Большинство современных ученых считает, что Гомер жил в VIII веке до н. э. в Ионии – на западном побережье Малой Азии или на одном из близлежащих островов. К тому времени аэды успели исчезнуть, и место их заняли декламаторы‑рапсоды; они уже не пели, аккомпанируя себе на кифаре, а читали нараспев, и не только собственные произведения, но и чужие. Гомер был одним из них. Но Гомер не только наследник, он и новатор, не только итог, но и начало: в его поэмах лежат истоки духовной жизни всей античности в целом. Византиец Михаил Хониат (XII–XIII вв.) писал: «Подобно тому, как, по словам Гомера, все реки и потоки берут начало из Океана, так всякое словесное искусство исток имеет в Гомере».

Есть предположение, что «Илиада» и «Одиссея» действительно заключают многовековую традицию импровизационного творчества – что они были первыми образцами письменно закрепленного «большого эпоса», с самого начала были литературой в прямом смысле слова. Это не значит, разумеется, что известный нам текст поэм ничем не отличается от исходного, каким он был записан или «выговорен» в конце VIII или начале VII века до н. э. В нем немало позднейших вставок (интерполяций), в иных случаях весьма пространных, до целой песни; немало, вероятно, и сокращений‑купюр, и стилистических поправок, которые следовало бы назвать искажениями. Но в таком «искаженном» виде он насчитывает почти две с половиной тысячи лет, в таком виде был известен древним и принят ими, и пытаться возвращать его к первоначальному состоянию не только невозможно по существу, но и бессмысленно с историко‑культурной точки зрения.

«Илиада» повествует об одном эпизоде последнего, десятого, года Троянской войны – гневе Ахиллеса, самого могучего и храброго среди греческих героев, оскорбленного верховным предводителем ахейцев, микенским царем Агамемноном. Ахиллес отказывается участвовать в сражениях, троянцы начинают брать верх, гонят ахейцев до самого лагеря и едва не поджигают их корабли. Тогда Ахиллес разрешает вступить в битву своему любимому другу Патроклу. Патрокл погибает, и Ахиллес, отрекшись наконец от гнева, мстит за смерть друга, сразив Гектора, главного героя и защитника троянцев, сына их царя Приама. Все главное в сюжете поэмы – от мифов, от Троянского цикла. С тем же циклом связана и «Одиссея», рассказывающая о возвращении на родину после падения Трои другого греческого героя – царя острова Итаки Одиссея. Но здесь главное – не миф: оба основных сюжетных компонента «Одиссеи» – возвращение супруга к супруге после долгого отсутствия и удивительные приключения в дальних, заморских краях – восходят к сказке и народной новелле. Различие между обеими поэмами этим не ограничивается, оно заметно и в композиции, и в деталях повествования, и в деталях мироощущения. Уже сами древние не были уверены, принадлежат ли обе поэмы одному автору, немало сторонников такого взгляда и в новые времена. И все же более вероятным – хотя, строго говоря, точно таким же доказуемым – представляется обратное мнение: сходного между «Илиадой» и «Одиссеей» все же больше, чем отличного.

Несходство и прямые противоречия обнаруживаются не только между поэмами, но и внутри каждой из них. Они объясняются в первую очередь упомянутою выше многослойностью греческого эпоса: ведь в мире, который рисует Гомер, совмещены и соседствуют черты и приметы нескольких эпох – микенской, предгомеровской (дорийской), гомеровской в собственном смысле слова. И вот рядом с дорийским обрядом сожжения трупов – микенское захоронение в земле, рядом с микенским бронзовым оружием – дорийское железо, неведомое ахейцам, рядом с микенскими самодержцами – безвластные дорийские цари, цари лишь по имени, а по сути родовые старейшины… В прошлом веке эти противоречия привели науку к тому, что под сомнение было поставлено само существование Гомера. Высказывалась мысль, что гомеровские поэмы возникли спонтанно, то есть сами собой, что это результат коллективного творчества – вроде народной песни. Критики менее решительные признавали, что Гомер все‑таки существовал, но отводили ему сравнительно скромную роль редактора, или, точнее, компилятора, который умело свел воедино небольшие по размеру поэмы, принадлежавшие разным авторам, или, может быть, народные. Третьи, напротив, признавали за Гомером авторские права на большую часть текста, но художественную цельность и совершенство «Илиады» и «Одиссеи» относили на счет какого‑то редактора более поздней эпохи.

Ученые неутомимо вскрывали все новые противоречия (нередко они бывали плодом ученого воображения или ученой придирчивости) и готовы были платить любую цену, лишь бы от них избавиться. Цена, однако же, оказалась слишком высока: выдумкою, фикцией обернулся не только Гомер, но и достоинства «мнимых» его творений, разодранных на клочки беспощадными перьями аналитиков (так называют ниспровергателей «единого Гомера»). Это было явной нелепостью, и в течение последних пятидесяти лет верх взяла противоположная точка зрения – унитарная. Для унитариев неоспоримо художественное единство гомеровского наследия, ощущаемое непосредственно любым непредвзятым читателем. Их цель – подкрепить это ощущение с помощью особого «анализа изнутри», анализа тех правил и законов, которые, сколько можно судить, ставил себе сам поэт, тех приемов, из которых складывается поэзия Гомера, того мироощущения, которое лежит в ее основе. Итак, взглянем на Гомера глазами непредвзятого читателя.

Прежде всего нас озадачит и привлечет сходство, близость древнего к современному. Гомер сразу же захватывает и сразу из предмета изучения становится частью нашего «я», как становится всякий любимый поэт, мертвый или живой – безразлично, потому что основным для нас будет эмоциональный отзыв, эстетическое переживание.

Читая Гомера, убеждаешься, что многое в его взгляде на мир – не только вечная и непреходящая истина, но и прямой вызов всем последующим векам. Важнейшее, что отличает этот взгляд, – его широта, желание понять разные точки зрения, терпимость, как сказали бы сегодня. Автор героического эпоса греков не питает ненависти к троянцам, бесспорным виновникам несправедливой войны (ведь это их царевич Парис нанес обиду людям и оскорбил божеский закон, похитив Елену, супругу своего гостеприимца, спартанского царя Meнелая); скажем более – он уважает их, он им сочувствует, потому что и у них нет иного выбора, как сражаться, защищая свой город, жен, детей и собственную жизнь, и потому, что они сражаются мужественно, хотя ахейцы и сильнее и многочисленнее. Они обречены; правда, сами они еще не знают этого, но Гомер‑то знает исход войны и, великодушный победитель, сострадает будущим побежденным. И если, по словам самого поэта, «святая Троя» ненавистна богам «за вину Приамида Париса», то Гомер выше и благороднее богов‑олимпийцев.

Широта взгляда вдохновляется добротою, человечностью. Едва ли случайно, что европейскую литературу открывает призыв к доброте и осуждение жестокости. Справедливость, которую обязаны блюсти люди и охранять боги, – во взаимной любви, кротости, приветливости, благодушии; беззаконие – в свирепстве, в бессердечии. Даже Ахиллесу, образцовому своему герою, не прощает Гомер «львиного свирепства», и поныне это не прописное проклятие прописному пороку, а живой опыт, за который люди на протяжении своей истории платили так много и всякий раз сызнова. Человечность Гомера столь велика, что одерживает верх даже над неотъемлемыми признаками жанра: обычно героический эпос – это песнь войне, как испытанию, обнаруживающему лучшие силы души, и Гомер в самом деле прославляет войну, но он уже и проклинает ее бедствия, ее безобразие, бесстыдное надругательство над человеческим достоинством. Первое, видимо, идет от примитивной морали варваров‑дорийцев, второе – от новой морали законности и мира. Ей предстояло подчинить себе вселенную, и по сию пору нельзя еще сказать, чтобы эта задача была решена. Вот где Гомер встречается с Шекспиром, а мы – с тем и другим, вот что нам Гекуба! Мы отлично понимаем ужас старого Приама, заранее оплакивающего свою уродливую и бесславную гибель:

О, юноше славно.

Как ни лежит он, упавший в бою и растерзанный медью, –

Все у него и у мертвого, что ни открыто, прекрасно!

Если ж седую браду и седую главу человека,

Ежели стыд у старца убитого псы оскверняют, –

Участи более горестной нет человекам несчастным!

И нисколько не меньше, не хуже понятен нам яростный шекспировский протест против судьбы, позволившей этому совершиться:

Стыдись, Фортуна! Дайте ей отставку,

О боги, отымите колесо.

Разбейте обод, выломайте спицы

И ось его скатите с облаков

В кромешный ад! [Перевод Б. Пастернака]

Унижение человека несправедливостью, насилием – это позор и мука для каждого из людей; свой наглый вызов злодейство бросает всему миропорядку, и, стало быть, каждому из нас, и, стало быть, каждый в ответе за злодейство. Гомер это предчувствовал, Шекспир ясно понимал.

Но терпимость нигде ни разу не оборачивается терпимостью к злу, робостью перед ним, попыткою его оправдать. Твердость этической позиции, серьезная и строгая однозначность в отношении к жизни, столь характерная для Гомера (и для античной традиции в целом), обладает в наших глазах особою притягательною силой. «Незыблемость скалы ценностей», от Гомера до наших дней – неискоренимость добра и честности перед лицом злобы и предательства, вечность тяги к прекрасному вопреки соблазнам безобразного, «вечность» максим и заповедей, которые иным простакам кажутся родившимися только вчера или даже сегодня, – несет в себе радость и ободрение. И не нужно подозревать, будто такая однозначность оценок – следствие примитивного, первобытного самодовольства, которому непонятно, что такое сомнение; нет, под нею скрыта органическая уверенность в себе здорового интеллекта, здорового чувства, уверенность в своем праве (и в своей обязанности!) решать и судить.

Для здорового чувства и здорового интеллекта жизнь – великий дар и самое драгоценное достояние, несмотря на все ее бедствия, муки и тяжкие превратности, несмотря на то, что Зевс изрекает с высоты небес:

…Из тварей, которые дышат и ползают в прахе,

Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека!

Но бессмертному не понять смертных, и поэт не только благороднее, но и мудрее своих богов. Он приемлет действительность спокойно и здраво, он улавливает в ней ритм чередующихся радостей и горестей и видит в таком чередовании непреложный закон бытия, и решительно говорит бытию «да», а небытию – «нет».

Решительно, но небезоговорочно, потому что и в лицо смерти смотрит с таким же бесстрашием и спокойствием, как в лицо жизни. Неизбежность смерти не может и не должна отравить радость земного существования, а ее угроза – толкнуть на бесчестие. Одно из лучших и самых знаменитых мест в «Илиаде» – слова троянского героя Сарпедона, обращенные к другу перед битвою:

Друг благородный! когда бы теперь, отказавшись от брани,

Были с тобой навсегда нестареющи мы и бессмертны,

Я бы и сам не летел впереди перед воинством биться,

Я и тебя бы не влек на опасности славного боя.

Но и теперь, как всегда, неисчетные случаи смерти

Нас окружают, и смертному их не минуть, не избегнуть.

Вместе вперед! иль на славу кому, иль за славою сами!

Мироощущение Гомера – это высшее спокойствие и просветленность духа, который изведал и неистовый восторг, и неистовое отчаяние и поднялся выше обоих – над наивностью оптимизма и озлобленностью пессимизма.

Слова Сарпедона, призывающие друга в бой, читателя призывают задуматься, насколько свободен человек у Гомера – обладает ли он свободою выбора, свободою воли или скован «вышними силами» по рукам и ногам. Вопрос на редкость сложный, и ответы разноречивы, ибо разноречивы представления о богах и Судьбе, совместившиеся в греческом эпосе. Довольно часто люди действительно жалуются, что они не более чем игрушки в руках богов, и во всех своих бедах и ошибках винят злокозненных небожителей, но если это так, почему боги негодуют на неправду, чинимую людьми? Тогда это их, божеская, неправда, и гомеровская мораль лишается основания. Как ни толкуй эти жалобы (а их можно объяснять и психологически, например, попыткою оправдаться, переложить собственную вину на чужие плечи), сгладить противоречие очень трудно. Да это и ни к чему. Тем более что мы встретим достаточно мест, где человек принимает решение сознательно, здраво взвешивая все «за» и «против», без всякой помощи (или коварной подсказки) свыше, и потому обязан нести ответственность за свой поступок. Подобные человеку во всем, боги Гомера и тут выступают в чисто человеческих ролях: они подают советы – совершенно так же, как мудрый старец Нестор, они участвуют в схватках – совершенно как смертные герои, иногда даже с меньшею удачей, чем смертные, не брезгуют вмешательством и в мелочи земной жизни. Они способны помочь человеку или навредить ему, но решить его участь они не могут – ни один из них, даже Зевс.

Участь человека предопределена Судьбою, высшей в мире силою, которой подчиняются и сами боги. Они слуги Судьбы, исполнители ее решений; приблизить или отдалить назначенное Судьбою – вот все, на что они способны. Главное их преимущество перед людьми – знание, мудрость, предвидение будущего (так же как главная причина людской неправедности, греха – это невежество, духовная слепота, глупость), и они охотно пользуются этим преимуществом, чтобы заранее известить смертного, что «предначертано ему роком». А это очень важно, поскольку в рамках предначертанного, в рамках необходимости почти всегда остается место свободе. Судьба предлагает дилемму: поступишь так‑то – уцелеешь, поступишь по‑иному – умрешь (что и значит «судьбе вопреки низойти в обитель Аида»). Выбор есть акт свободной воли, но, коль скоро он сделан, в его последствиях ничего нельзя изменить. Гермес внушал Эгисту, чтобы тот не покушался на жизнь Агамемнона, когда царь возвратится из похода на Трою, и не вступал в брак с его супругой. Эгист остался глух к наставлению бога и, как предупреждал его Гермес, понес наказание от руки сына убитого.

Читая Гомера, убеждаешься, что бывают случаи, когда банальные, захватанные штампы, давно потерявшие смысл и выразительность, вдруг оживают. Он в самом деле «гений поэзии» и в самом деле «художник слова». Он рисует и лепит словом, созданное им зримо и осязаемо. Он обладает неповторимою даже среди собратьев по гениальности остротою глаза, и потому мир его видения – самые обыденные предметы в этом мире – резче, отчетливее, содержательнее, нежели то, что открывается любому иному взору. Это качество хотелось бы, вслед за Марксом, назвать детскостью, потому что лишь в ранние годы, лишь ребенку доступна такая зоркость. Но детскость Гомера – это еще и яркое солнце, которым пронизаны поэмы, и восхищение жизнью, во всяком ее обличии (отсюда общая приподнятость тона, эпическая величавость), и неиссякаемое любопытство к деталям (отсюда бесчисленные, но никогда не утомляющие подробности). Детскость проявляется, наконец, и в том, как относится художник к своему материалу.

Писатель нового времени, как правило, борется с материалом, он организует слово и стоящую за ним действительность – это именно процесс организации, претворение хаоса в космос, беспорядка в порядок. Чем ближе к сегодняшнему дню, тем заметнее борьба, тем меньше старается художник скрыть ее от чужих глаз, а нередко и демонстративно выставляет сопротивление материала на всеобщий обзор. Античный писатель не знал этого сопротивления, у Гомера субъект еще не противопоставлен объекту (обществу или даже природе): так ребенок долго не осознает противоположности «я» и «не‑я». Органическое ощущение единства слабело с веками, но вплоть до самого конца античной традиции не исчезало окончательно, и это придает всякой античной книге, и прежде всего гомеровским поэмам, особую цельность, которую ни с чем не спутаешь и которая влечет нас и радует – по контрасту. То же ощущение, пожалуй, запечатлено в современной Гомеру пластике и вазописи, обычно именуемых архаическими. Глядя на «куросов» (изваяния юношей в полный рост), на их сдержанную, скованную мощь и блаженную улыбку, разглядывая вазы и глиняные статуэтки, каждая из которых вправо называться шедевром, думаешь о том, с какою свободой и беззаботностью, с каким мудрым забвением повседневных тягот и тревог, с каким детским доверием к будущему и уверенностью в нем воспринимал мир древний художник. Потому‑то и улыбаются губы, потому так широко открыты глаза – с любопытством ко всему на свете, с достоинством и спокойствием, которые чудесным образом сочетаются с экспрессией, смелою выразительностью движений в вереницах людей и животных.

То же и у Гомера. «Статические» зарисовки чередуются с «динамическими», и трудно сказать, какие удаются поэту лучше. Сравним:

В мантию был шерстяную, пурпурного цвета, двойную

Он облачен; золотою прекрасной с двойными крючками

Бляхой держалася мантия; мастер на бляхе искусно

Грозного пса и в могучих когтях у него молодую

Лань изваял…

…в изумленье та бляха

Всех приводила. Хитон, я приметил, носил он из чудной

Ткани, как пленка, с головки сушеного снятая лука,

Тонкой и светлой, как яркое солнце; все женщины, видя

Эту чудесную ткань, удивлялися ей несказанно.

Вышел таков Теламонид огромный, твердыня Данаев,

Грозным лицом осклабляясь, и звучными сильный стопами

Шел, широко выступая, копьем длиннотенным колебля.

Чему отдать предпочтение, пусть каждый решит для себя сам, но в любом случае запомним, что упрекать гомеровский эпос в примитивной застылости, в неспособности изобразить движение – несправедливо и нелепо.

Зримость, наглядность, как основное качество поэзии Гомера, позволяет объяснить многое в «Илиаде» и «Одиссее». Становится понятным последовательное олицетворение всего отвлеченного (Обида, Вражда, Молитвы): то, чего нельзя охватить взором, для Гомера просто не существует. Понятна полная конкретность – но просто человекоподобие, но именно конкретность, вещность – образов небожителей. Конкретность неизбежно снижает образ, и только здесь, в обостренном чувстве реальности, а никак не в первобытном вольнодумстве, надо искать причину того, что нашему восприятию кажется насмешкою над богами: боги Гомера вспыльчивы, тщеславны, злопамятны, высокомерны, простоваты, не чужды им и физические изъяны. Гомеровская мифология – первая, которая нам известна у греков; что в ней от общепринятых религиозных верований, что добавлено вымыслом поэта, никто не знает, и можно с большою вероятностью предполагать, что более поздние, классические представления об Олимпе и его обитателях во многом прямо заимствованы из «Илиады» и «Одиссеи» и происхождением своим обязаны художественному дару автора поэм.

Конкретность и вообще несколько снижает приподнятость тона, эпическую величавость. Одним из средств, создающих эту приподнятость, был особый язык эпоса – изначально неразговорный, сложенный из элементов различных греческих диалектов. Во все времена он звучал для самих греков отстраненно и высоко и уже в классическую эпоху (V в. до н. э.) казался архаичным. Русский перевод «Илиады», выполненный Н. И. Гнедичем около полутораста лет назад, как нельзя вернее воспроизводит отчужденность эпического языка, его приподнятость надо всем обыденным, его древность.

Читая Гомера, убеждаешься: не только внешность мира, его лик, – когда улыбчивый, когда хмурый, когда грозный, – умел он изображать, но и человеческая душа, все ее движения, от простейших до самых сложных, были ведомы поэту. Есть в поэмах настоящие психологические открытия, которые и теперь при первой встрече – первом чтении – поражают и запоминаются на всю жизнь. Вот дряхлый Приам, тайком явившись к Ахиллесу в надежде получить для погребения тело убитого сына,

никем не примеченный, входит в покой и, Пелиду

В ноги упав, обымает колена и руки целует, –

Страшные руки, детей у него погубившие многих!

Цену этим строкам знал, бесспорно, и сам поэт: недаром чуть ниже он повторяет их, вложив в уста самого Приама и дополнив прямым «психологическим комментарием»:

Храбрый! почти ты богов! над моим злополучием сжалься,

Вспомнив Пелея отца: несравненно я жальче Пелея!

Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:

Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!

Или еще пример – другое открытие: горе и сплачивает, и в то же время разъединяет людей. Дружно рыдают рабыни, оплакивая убитого Патрокла, но в душе каждая сокрушается о собственном горе, и так же плачут, сидя рядом, враги – Ахиллес и Приам:

За руку старца он взяв, от себя отклонил его тихо.

Оба они вспоминая: Приам – знаменитого сына,

Горестно плакал, у ног Ахиллесовых в прахе простертый,

Царь Ахиллес, то отца вспоминая, то друга Патрокла,

Плакал, и горестный стон их кругом раздавался по дому.

Или еще – всякое очень сильное чувство двулико, скорбное просветление скрыто на дне безутешного плача, за бешеным гневом таится сладость:

Гнев ненавистный, который и мудрых в неистовство вводит,

Он в зарождении сладостней тихо струящегось меда.

Психологизм в сочетании с даром художника – постоянным стремлением не рассказывать, а показывать – сообщает эпосу качества драмы: характеры раскрываются не со стороны, а непосредственно, в речах героев. Речи и реплики занимают приблизительно три пятых текста. В каждой из поэм около семидесяти пяти говорящих персонажей, и все это живые лица, их не спутаешь друг с другом. Древние называли Гомера первым трагическим поэтом, а Эсхил утверждал, что его, Эсхила, трагедии – лишь крохи с пышного стола Гомера. И правда, многие знаменитые, психологически совершенные эпизоды «Илиады» и «Одиссеи» – это сцены, словно бы специально написанные для театра. К их числу принадлежат свидание Гектора с Андромахой в VI песни «Илиады», появление Одиссея перед феакийской царевною Навсикаей и «узнание» его старой нянькою Евриклеей – в VI и XIX песнях «Одиссеи».

Читая Гомера, убеждаешься, что обе поэмы (в особенности «Илиада») – чудо композиции, и дивишься безумной отваге аналитиков, утверждавших, будто эти виртуознейшие конструкции сложились сами собой, стихийно, спонтанно. Трудно сомневаться, что расположение материала было строго и тщательно обдумано, – именно потому так полно исчерпываются все начатые однажды темы, так плотно сконцентрировано действие. Всего одиннадцать стихов потребовалось автору «Илиады», чтобы ввести слушателя (или читателя) в суть дела, в самую гущу событий; в одиннадцати строках экспозиции открываются и главная тема всего произведения – гнев Ахиллеса, и повод к гневу, и обстоятельства, предшествовавшие ссоре вождей, и даже божественная подоплека событий («совершалася Зевсова воля»). Сразу же за тем начинается действие, которое длится до тех пор, пока не иссякает полностью главная тема. Ни убийство Гектора, ни надругательство над его телом, ни пышные похороны Патрокла, ни погребальные игры в честь друга не приносят успокоения Ахиллесу. Только после свидания с Приамом наступает перелом: душа, омраченная яростью и отчаянием, словно просветляется, омытая слезами, которые вместе проливают убийца и отец убитою. И затем такое же просветленное завершение второй темы – темы Гектора, которая неотделима от главной, ею рождена и дополняет ее. Эпилога в «Илиаде» нет, и вплоть до последней, завершающей строки: «Так погребали они конеборного Гектора тело» – длится развязка, всем духом своим напоминающая развязку трагедии. Напоминает о трагедии и темп повествования, неровный, порывистый, изобилующий резкими, неожиданными поворотами – в трагедии их называют перипетиями. Главная перипетия решает судьбу героя и решительно направляет действие к кульминации и развязке. В «Илиаде» роль главной перипетии играет гибель Патрокла, кульминации – умерщвление Гектора.

И эпизоды и образы «Илиады» объединены вокруг главной темы и главного героя, образуя тесно связанную систему. Все события поэмы укладываются в девять дней (впрочем, если считать и «пустые промежутки» между сгустками действия, дней набирается пятьдесят один). «Одиссея» построена несколько иначе, более рыхло. Здесь нет такого сгущения действия, такого тесного переплетения различных его линий (хотя «действенных» дней тоже девять). Более независимы друг от друга и образы: нет таких психологически взаимодополняющих или противопоставленных пар, как Ахиллес – Гектор, или Ахиллес – Диомед, или Ахиллес – Патрокл, связи между персонажами по преимуществу внешние, сюжетные. Но надо помнить, что перед поэтом стояла труднейшая задача – изложить десятилетнюю предысторию возвращения на Итаку, рассказать о десятилетних скитаниях героя. Выходит, что большая рассредоточенность действия была задана самим сюжетом.

Изучая построение поэм, ученые открыли у Гомера особый композиционный стиль, который назвали «геометрическим». Его основа – острое чувство меры и симметрии, а результат – последовательное членение текста на триптихи (тройное деление). Так, первые пять песней «Одиссеи» составляют структуру из двух триптихов. Первый: совет богов и их намерение вернуть Одиссея на родину (I,1 – I,100 ) – Телемах и женихи на Итаке (I,101 – II) – Телемах гостит у Нестора в Пилосе (III). Второй: Телемах гостит у Менелая в Спарте (IV,1 – IV,624 ) – женихи на Итаке (IV,625 – IV,847 ) – совет богов и начало пути Одиссея на родину (V). Второй триптих как бы зеркально отражает первый, получается симметричное расположение элементов по обе стороны от центральной оси. Конечно, это результат не расчета, а врожденного дара: автор, вернее всего, и не подозревал о собственном геометризме. Нам, читателям, геометризм открывается непосредственно. Мы говорим о нем нечетко и расплывчато, называя общею стройностью, изяществом, соразмерностью. Но как бы там ни было, мы наслаждаемся этой непридуманной, ненарочитой соразмерностью, – быть может, в противоположность нарочитой асимметричности, которая становится эстетической нормой в новейшее время.

Со всем тем нельзя настаивать, что композиция поэм – и не только композиция – совершенно свободна от изъянов, с точки зрения современного читателя. Остатки примитивного творческого метода древних певцов обнаруживаются и в утомительных длиннотах, и в сюжетных повторах, резко снижающих занимательность (например, в начале XII песни «Одиссеи» волшебница Цирцея заранее и довольно подробно рассказывает о приключениях, которые будут содержанием этой же самой песни), и в так называемом законе хронологической несовместимости: действия одновременные и параллельные Гомер изобразить не может, а потому рисует их разновременными, следующими одно за другим. По милости этого закона гомеровские битвы выглядят цепочками поединков – каждая пара бойцов терпеливо дожидается своей очереди, да и внутри пары строго соблюдается очередность – разом противники никогда не бьют.

В список изъянов можно было бы внести и пресловутое «эпическое (или даже гомеровское) спокойствие», ибо чистая, беспримесная объективность, полная незаинтересованность – мертвы и к искусству не принадлежат. Но, хотя «гомеровское спокойствие» часто считается необходимым признаком эпического стиля, это выдуманный признак. Гомер отнюдь не устраняется от суждения о происходящем. Расставив декорации и выпустив на сцену актеров, он уже не вмешивается в игру, но и не прячется все время за кулисами, а то и дело выходит к зрителям и говорит с ними, комментируя происходящее; иной раз он обращается к Музе и к действующим лицам. Ученые подсчитали, что подобные «прямые высказывания» составляют около 1/5 всего текста. Самая замечательная их часть – это, бесспорно, авторские (или эпические) сравнения. В обычном сравнении, каким бы образным оно ни было, каждое слово направлено к возможно более полному изображению сравниваемого. Если Одиссей притворно жалуется:

…Но все миновалось;

Я лишь солома теперь, по соломе, однако, и прежний

Колос легко распознаешь ты, –

здесь все «идет в дело»: я теперь как вымолоченная солома, но как по соломе легко догадаться, что за колос она несла, так и ты, глядя на меня, догадаешься, что за человек я был прежде. Но когда о младших начальниках, строящих войско к бою, говорится:

…Подобно как волки,

Хищные звери, у коих в сердцах беспредельная дерзость,

Кои еленя рогатого, в дебри нагорной повергнув,

Зверски терзают; у всех обагровлены кровию пасти;

После стаею целой к источнику черному рыщут;

Там языками их гибкими мутную воду потока

Локчут, рыгая кровь поглощенную; в персях их бьется

Неукротимое сердце, и всех их раздуты утробы, –

В брань таковы мирмидонян вожди и строители ратей

Реяли окрест Патрокла, –

то собственно сравнению отведены три строки из десяти: вожди мирмидонян, окружавшие Патрокла, были похожи на волков. Остальные семь – особая картина, ничем фактически не связанная с окружающим текстом. Когда‑то считали, что авторские сравнения только украшают эпос, но никакой функциональной нагрузки не несут. Теперь думают по‑другому: авторские сравнения – это выход из условной, поэтической действительности в мир, доподлинно окружавший певца и его слушателей; чувства слушателей, изменяя свое направление, как бы получали отдых, чтобы затем с новым напряжением обратиться к судьбам героев. Если авторские сравнения должны были служить эмоциональным контрастом к основному повествованию, ясно, что темы для сравнений заимствовались преимущественно из мирной жизни. В «Илиаде», более одухотворенной, монументальной и сумрачной, монументальны и сравнения; в «Одиссее» они короче и проще, среди мотивов преобладают бытовые, – вероятно, в противоположность чудесам сказки. Мы видели, как гомеровский эпос соприкасается с драмою. В авторских сравнениях он становится самою настоящею лирикой. Читая Гомера, радуешься встрече с каждым новым сравнением, останавливаешься и медленно произносишь вслух – раз, другой, третий, наслаждаясь его прелестью, свежестью, смелостью и вместе с тем полнейшей естественностью, ненарочитостью.

Словно как на небе около месяца ясного сонмом

Кажутся звезды прекрасные, ежели воздух безветрен;

Все кругом открывается – холмы, высокие горы,

Долы, небесный эфир разверзается весь беспредельный;

Видны все звезды; и пастырь, дивуясь, душой веселится, –

Столько меж черных судов и глубокопучинного Ксанфа

Зрилось огней троянских.

Так помышляет о сладостном вечере пахарь, день целый

Свежее поле с четою волов бороздивший могучим

Плугом, и весело день провожает он взором на запад –

Тащится тяжкой стопою домой он готовить свой ужин.

Так Одиссей веселился, увидя склоненье на запад Дня.

СИМОН МАРКИШ

Легендарный древнегреческий поэт Гомер вошел в историю мировой литературы как создатель непревзойденных эпических поэм «Илиада» и «Одиссея», которые не были записаны почти три века и хранились лишь в народной памяти.

Нет никаких достоверных биографических данных о Гомере, невозможно даже точно сказать, когда он жил. Одни ученые считают, что в XII в. до н.э., вторые - в XI в., третьи - в X в., четвертые - в VII и даже в VI в. до н.э. Трудно точно установить и место, где он жил. Еще в античности популярной была эпиграмма о том, что семь городов спорили между собой за честь называться родиной Гомера:

Семь городов спорили и звались Гомера отечеством:

Смирна, Родос, Колофон, Самалін, Ірос, Аргос и Афины.

В древности Гомера 1 изображали как слепого странствующего певца, который обладал даром провидца и знал все о прошлом и будущем. Древние греки высоко чтили Гомера, только его называли словом «поэт» и употребляли по отношению к нему эпитет «божественный». Платон считал, что Гомер «воспитал всю Элладу».

Гомеровские герои - Ахилл, Гектор, Одиссей, Пенелопа, Андромаха - стали любимцами не только древних греков, но и всех последующих поколений читателей. Скульптурами гомеровских героев украшали античные храмы, сцены поэм изображали на античных вазах, ими украшали оружие. Для античного мира гомеровский эпос был книгой книг, как позже для мира христианского стала Библия. «Илиада» и «Одиссея» служили школьными учебниками не только в Древней Греции, но и в Риме. Герои Гомера были образцами для воспитание детей, а сами поэмы правили за кодекс морали древнего мира.

Распространение гомеровых поэм происходило с помощью аедів - певцов, о которых упоминает сам Гомер (Демодок у Алкиноя, Фемий на Итаке). Позже исполнителями эпоса становились рапсоди, которые уже не импровизировали, а декламировали эпические поэмы в торжественной обстановке на праздниках. Считают, что гомеровские поэмы были записаны в VI в. до н.э. в Афинах особой комиссией, созданной по приказу афинского тирана Писистрата, именно со слов рапсодів.

Николай Гнедич, переводчик «Илиады» русском языке, назвал гомеровский эпос «самой удивительной энциклопедией давности». Обе поэмы в ярких реалистических чертах воспроизводят явления реального жизнь и быт греческих племен: в «Илиаде» использован материал военно-героического содержания, а в «Одиссее» - торгово-сказочного. В них говорится о земледелие и скотоводство, о странствиях и изготовление одежды и оружия, о прически и бритье, о военных хитростях и религиозные обряды и т.д. Весь текст поэм насыщенный данным географического, этнографического, астрономического, медицинского и другого характера.

В основу поэм положен троянский цикл мифов. «Илиада» описывает один эпизод из десятого года Троянской войны, а «Одиссея» рассказывает о возвращении домой после окончания войны Одиссея.

Название первой из поэм - «Илиада» - связана с другим названием Трои - Илион, города, который греки десять лет держали в осаде. Судя из названия, поэма должна была бы освещать все события Троянской войны, но поэма описывает только события 51 дня до падения Трои. Также в поэме не освещаются ни причины, ни ход войны. Сюжет поэмы точно определяется ее начальными строками:

Гнев оспівай, о богиня, потомка Ахилла Пелея...

По содержанию «Илиада» является песней о гневе Ахилла, Ахилл является ее главным героем. Немало славных воинов было среди ахейцев - и Аякс и Менелай и Агамемнон, Одиссей, - но не было среди них сильнейшего от Ахилла. Ахилл знает, что ему суждена короткая жизнь, и хочет прожить его так, чтобы о его доблесть вспоминали потомки. Гомер в характере Ахилла подчеркивает не только воинскую доблесть. Более всего Ахилл ставит чувство обязанности: ради мести за смерть друга он готов пожертвовать своей жизнью. Доведенный гибелью Патрокла почти до безумия, оголтело убивая троянцев, Ахилл находит в себе силы остановиться. Тронутый горем отца Гекторового Приама, который умоляет героя отдать ему тело сына, Ахилл не отказывает ему. Ахилл выступает в поэме разным: смелым, отважным, импульсивным, безмерным и в гневе, в отчаянии. Он остро переживает личные обиды, но может забыть о вражду перед лицом большого горя. Он может ошибаться, но всегда признает свои ошибки и готов их исправить. Кое-кто может упрекнуть Ахиллу дезертирство с поля боя, но на те времена Ахилл поступил вполне естественно - он ушел на эту войну на призыв Агамемнона, а тот при всех ахейских воинах опозорил его честь, его чувства собственного достоинства. А честь для тогдашних греков была превыше всего.

Не менее важным героем поэмы является Гектор. Несмотря на то что Гектор - предводитель вражеского лагеря, Гомер изображает его с немалой симпатией. В самые трудные минуты победоносный троянец всегда впереди всех и подвергается наибольшей опасности. Ему присуще высокое чувство чести, он потерпел всенародной любви и уважения. Гектору трудно думать, что его обвинят в гибели своего народа, поэтому он остается сам на сам на поле битвы, в то время когда все попрятались за стенами города. Ни мольби отца, ни слезные просьбы матери не могут тронуть его: долг превыше всего!

Или ненайтрагічнішою во всей античной литературе является сцена прощания Гектора с Андромахой. Гектор понимает, что он - единственная опора Андромахи, ведь вся ее семья погибла. Если его убьют, кто будет заботиться о ней и их маленького сына? На весах - любовь к женщине и любовь к Родине. И Гектор, как настоящий герой, выбирает Родину.

«Илиада» - поэма о войне, главное внимание в ней уделяется описаниям боев, оружия, военной доблести. Но, несмотря на это, поэма пропитана гуманистическим пафосом. Война - это страшное бедствие, от которого страдают и ахейцы, и троянцы. Даже Зевс у Гомера говорит, что он ненавидит бога войны, а войну характеризует найбрутальнішими эпитетами. Гомер объявляет людей на войне пешками в руках богов. И даже Ахилл, самый отважный и храбрейший среди всех греческих воинов, осуждает троянский поход. Гомер оправдывает только справедливую войну, которая ведется на защиту против нападающих. И поэтому поэт симпатизирует Гектору, который отдает свою жизнь за освобождение Родины.

В отличие от «Илиады», «Одиссея» изображает события мирной жизни. В «Одиссее» рассказывается о возвращении Одиссея на родину, Итаку, которое длилось 10 лет и сопровождалось удивительными сказочными приключениями. Одиссей Побывал в феаков и их царя Алкиноя, в стране лотофагов, у лестригонов, у нимфы Калипсо и волшебницы Кіркеї, которая превратила его спутников в свиней. Одиссей преодолевал такие препятствия, которые не одолел бы больше никто: вырывался из лап сирен, побеждал Сциллу и Харибду, соревновался с самим Посейдоном и Зевсом. Самая интересная приключение Одиссея - победа им одноглазого циклопа Полифема, сына бога морей Посейдона. Когда Одиссей попал в пещеру циклопа, Полифем съел нескольких друзей Одиссея и хотел расправиться и с ним, спросив, как его зовут. Одиссей ответил, что его зовут Никто. Затем Одиссей напоил циклопа вином и снотворным испек ему глаза раскаленным дубиной. Осатанівши от боли и ярости, Полифем начал ловить Одиссея и его друзей, но это ему никак не удавалось. Тогда он стал на выходе из пещеры, ожидая. Но хитрый Одиссей привязал себя и своих спутников к животов баранов и домашние животные выбрался из ловушки. Полифем бросился в других циклопов, чтобы они помогли ему отомстить. На вопрос, кто лишил его глаза, Полифем ответил: Никто. Удивлены циклопы решили, что он сошел с ума, и не помогли ему. Но за сына Одиссею отомстил бог Посейдон. Один за одним Одиссей потерял все свои корабли и всех своих друзей. Немало трудностей еще ждало Одиссея на пути в родной дом. Но и на Итаке не обошлось без приключений, ведь коварные поклонники хотели присвоить его богатство и жену Пенелопу, которая самоотверженно ждала возвращения мужа и охраняла его сокровища. Разными хитростями она оттягивает свой брак с этими «женихами» (пообещав выбрать себе мужа после окончания работы над ковром, она каждый день ткет его, а ночью распускает). Одиссей убирает вид нищего, чтобы разведать, что произошло в его собственном доме. Он убил всех женихов, наказал неверных слуг, встретился с Пенелопой, которая верно ждала его 20 лет, и даже укротил восстание жителей Итаки, направленное против него. В доме Одиссея воцарилось счастье, которое было прервано десятилетней Троянской войной и десятилетними приключениями.

Не избегает Гомер и изображения хозяйственной жизни: здесь и описание пышных садов Алкиноя, и хлевов Эвмея, и хозяйства циклопа Полифема. Знакомимся мы и хозяйственной трудом женщин: Гомер любуется феакійською царевной Навсікаєю, которая вместе с рабынями пере белье в море; воспевает Пенелопу, которая десять лет руководит хозяйством Одиссея; и даже нимфа Калипсо и волшебница Кіркея занимаются домашней работой как простые служанки.

Главный герой «Одиссеи», как Ахилл и Гектор в «Илиаде», также является воплощением идеального героя. Но если Ахилл - олицетворение силы и отваги, то Одиссей - олицетворение мудрости. Гомер еще в «Илиаде» постоянно подчеркивает, что Одиссей «велемудрый». Это именно Одиссей поставил точку в Троянской войне, создав коня, который помог разрушить Трою. Одиссей - незаурядный оратор: вспомним, как он уговаривает Ахиллеса вернуться на поле битвы. Талант дипломата сочетается в нем с большой силой, мужеством, ловкостью, сноровкой в бою. Все эти качества помогли ему выйти невредимым из десятилетних странствий и предотвратить беду, которая грозила его доме. Одиссей привлекает своей преданностью родине, где бы он не был, какими бы прелестями его не соблазняли, он мечтает вернуться на свою маленькую Итаку. Достойна уважения и Одіссеєва любовь к Пенелопе: множество приключений и множество женщин поставили боги на его пути, но даже прекрасная нимфа Калипсо не заставила его забыть о любимую жену. Одиссей удивительно причудливый - эпизоды его бегства от циклопа Полифема, его борьбы с Корью - кеєю, победа им Сциллы и Харибде не хуже страниц современных приключенческих романов.

Гомер воспевает не только героизм Одиссея, но и то, что он все умеет сделать собственными руками, не чурается любой работе. Одиссей выступает в одноименной поэме героем и человеком, преданным отцом и мужем, пламенным патриотом своей родины, маленького островка Итаки.

Героический эпос Гомера обусловил историческое развитие всей европейской литературы. Вергилий не скрывал, что образцом для своей «Энеиды» считал поэмы Гомера; Данте называл Гомера «царем поэтов»; Гете был его духовного спутника все вехи своей жизни; Григорий Сковорода - за первого пророка древних греков. Поэмы Гомера до сегодня вдохновляют писателей, поэтов, композиторов, художников.

____________________________________________________

1 Слово «гомер» по античности имело несколько толкований, а именно: от древнегреческого «омерео» - прохожий, встречный; от древнегреческого «ом-эрос» - заложник; от древнегреческого «омерос» - слепой.

Поэмы «Илиада» и «Одиссея» были созданы на основе популярного цикла произведений о войне союзных вождей греческих (ахейских) племен против Трои. Название этих эпических произведений напрямую связано с содержанием поэм. Так название первой «Илиада» происходит от греческого названия Трои Илион. В «Илиаде» описываются события последнего, десятого, года осады Трои. Это был один из самых тяжелых периодов осады. Поэма начинается описанием ссоры Ахилла с предводителем греческого войска - Агамемноном из-за дележа добычи. Ахилл отказался от участия в сражениях, что привело к победам троянцев. И лишь после гибели своего друга Патрокла, который был г убит в бою с Гектором, могучим сыном царя Приама, Ахилл решает вновь принять участие в битвах. «Илиада» заканчивает свое повествование описанием погребения сильнейшего защитника Трои - Гектора, который был убит Ахиллом. Ho «Илиада» не рассказывает о событиях как предшествующих войн, так и о первых годах войны с Троей. Она также не доводит рассказ до победы греков - взятия Трои.
«Одиссея» описывает десятилетние скитания одного из вождей ахейцев в Троянской войне - хитроумного Одиссея, царя небольшого острова Итака. Вызвав гнев Посейдо-

на, он не может вернуться и вынужден искать спасения на чужбине. После целого ряда фантастических приключений, преодолев множество опасностей Одиссей возвращается на родину. Здесь он вынужден бороться за свое имущество. С помощью сына Телемаха и верных ему рабов он убивает многочисленных женихов, из знатнейших семей острова, которые добивались руки его жены Пенелопы; таким образом он восстанавливает свои права на правление Итакой. В ней также сообщаются сведения о дальнейшей судьбе ряда героев «Илиады». Таким образом, сюжеты поэм тесно связаны друг с другом одинаковыми героями и единством темы. Однако «Одиссея» не является логическим продолжением «Илиады». К тому же они резко отличаются друг от друга и по характеру изложения. Если в «Илиаде» ярко отображен быт военного времени - битвы, подвиги героев, жестокости войны, то в «Одиссее» поэт рисует главным образом картины мирной жизни древнегреческих племен. Прочие эпизоды троянского цикла излагались в так называ емых киклических поэмах, которые оформились в виде песен не ранее 8 века до н. э. и дошли до нас лишь в виде кратких пересказов, упоминаний в произведениях авторов более позднего периода. По всей вероятности, в их основе так же, как и в основе «Илиады» и «Одиссеи», лежали героические песни, сказания, связанные с Троянской войной. Они исполнялись аэдами (певцами), бродившими по земле Древней Эллады, и были очень популярны. Они передавались из поколения в поколение, подобно легендам и мифам, преданиям других народов древности, и со временем были восполнены сказаниями о реальных исторических событиях, своеобразно отражая явления той природной и общественной среды, в которой они возникали. Поэмы передавались устно и лишь в VI в. до н. э. они были записаны в Афинах и превратились в литературные произведения. И Гомер, который, возможно, являлся аэдом, только собрал и переработал все те сказания, создав на их основе две эпические поэмы исключительного масштаба и выдающихся художественных достоинств.
Исторический материал, вошедший в гомеровское повествование,-отличается большой сложностью. В нем, несомненно, есть элементы, восходящие к микенской эпохе, возможно, даже ко времени более раннему, чем сама Троянская война. Одновременно поэмы являются и произведениями народного творчества: богатый, насыщенный образами и сравнениями язык, великолепные характеристики дей

ствующих лиц, сложная композиция являются яркими свидетельствами длительного пути развития греческого героического эпоса. Древние обороты эпического языка, сам образ мира, в котором герои сражаются бронзовым оружием, уводят нас в эпоху ахейских царей микенского периода. Всеми своими корнями эпическая традиция уходила в микенскую культуру. Однако несмотря на то, что влияние традиционного материала очень велико, поэмы не погружены целиком в прошлое, а обращены и к современной эпохе.
При всех условиях и оговорках гомеровский эпос представляет собой важнейший источник, отражающий историческую жизнь Греции не столько микенской, сколько после- микенского периода с характерным для нее преобладанием черт еще родового строя. Для исследователя произведения Гомера являются неоценимыми источниками о жизни и быте эллинов в конце II и начале I тысячелетия до н. э.

Эпические поэмы Гомера «Одиссея» и «Илиада» - это бесценные гениальные произведения литературного искусства, которые на протяжении многих столетий не теряют своей актуальности и глубокого смысла. Сюжеты этих знаменитых двух поэм взяты из обширного и многогранного цикла легенд о Троянской войне. «Илиада» и «Одиссея» отображают лишь небольшие эпизоды из огромнейшего цикла.

«Илиада»

В «Илиаде» повествуется о событиях десятого года Троянской войны, и при этом произведение заканчивается со смертью и погребением Гектора - главного троянского воителя. О последующих событиях войны не упоминается.

В общем, война - это главная «нить» поэмы «Илиада» и основная стихия ее героев. Одна из многочисленных особенностей этого произведения заключается в том, что битва в основном изображается не в виде кровавых баталий народных масс, а как выступление отдельных героев, демонстрирующих исключительную храбрость, силу, стойкость и мастерство. Среди всех боев можно выделить главный поединок Гектора и Ахилла. С меньшей выразительностью и героичностью описываются единоборства Агамемнона, Диомеда и Менелая. В «Илиаде» очень ярко отображены традиции, привычки, нравственность, моральные аспекты жизни и быт греков того времени. В качестве примера можно привести эпизод, в котором описывается, как победитель спешит снять доспехи с убитого и овладеть его трупом, чтобы запросить у родственников выкуп за него. По представлению древних греков остаться после смерти без погребения сулило огромнейшие и нескончаемые несчастья в загробной жизни.

«Одиссея»

Что касается «Одиссеи», то с полной уверенностью можно сказать, что это более сложное произведение, нежели «Илиада». «Одиссея» обладает огромным количеством особенностей, которые с точки зрения литературы исследуются и по сегодняшний день. В основном в данной эпической поэме повествуется о возвращении Одиссея в Итаку после завершения войны с Троей.



В заключение можно сказать, что поэмы Гомера - это настоящая сокровищница мудрости всего греческого народа, что превосходно демонстрируют его великие произведения «Илиада» и «Одиссея». Гомер не владел письмом и был устным сказателем. Но, несмотря на это, его отличала невероятно высокая поэтическая техника и мастерство. А его работы были наполнены абсолютным единством. «Илиада» и «Одиссея» обладают несколькими характерными чертами, в частности эпическим стилем. Неторопливая обстоятельность, выдержанный повествовательный тон, неспешное развитие сюжета, полная объективность во всем - от событий до лиц - все это характерные черты этих великих произведений Гомера.